Подозреваемый - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похитители и так понимали, что он сразу поедет домой, поэтому могли не следить за ним в дороге, а сразу взять под наблюдение дом. Скорее всего, он и сейчас находился у них «под колпаком».
Один из домов на противоположной стороне проулка располагался столь удачно, что для наблюдателя, вооруженного соответствующей оптикой, и дом, и двор Митча были как на ладони.
Однако с еще большим подозрением Митч взирал на отдельно стоявший гараж в дальней части собственного участка. По двору к гаражу вела подъездная дорожка, но выезд из него был и в проулок.
В гараже хватало места и для пикапа Митча, и для «Хонды» Холли. Окна были и на первом, и на втором этаже, скорее чердаке, который служил кладовой. Некоторые оставались темными, другие сверкали отраженным светом.
Ни в одном из окон Митч не видел чьего-то лица, не замечал движения. Если кто-то и приглядывал за ним из гаража, этот человек принял необходимые меры предосторожности, дабы остаться незаметным.
Свет, отраженный от лепестков растущих во дворе цветов, роз, белокопытников, колокольчиков, бальзаминов, подкрашивал вроде бы прозрачные стекла окон.
Мясницкий тесак, завернутый в окровавленную одежду, скорее всего, закопали в клумбу.
Найдя одежду, уничтожив ее, очистив кухню от крови, он мог бы обрести какую-то степень контроля. Мог более гибко реагировать на те вызовы, с которыми ему предстояло столкнуться в ближайшие пятьдесят с чем-то часов.
Но если за ним следили, похитители не стали бы хладнокровно наблюдать за его поисками. Они срежиссировали убийство жены для того, чтобы держать его на коротком поводке, и не хотели, чтобы поводок этот порвался или удлинился.
И, чтобы наказать его, они могли причинить боль Холли.
Мужчина, который говорил с ним по телефону, пообещал, что ее не тронут, то есть не изнасилуют. Но насчет причинения боли речи не было.
Он мог ударить ее, если нашелся бы повод. Не просто ударить, подвергнуть пытке. Насчет этого он никаких обещаний не давал.
Чтобы имитировать убийство, они безболезненно откачали ее кровь шприцом. Но это не означало, что они не собирались пускать в ход нож.
Чтобы показать ему его полную беспомощность, они могли порезать ей грудь, лицо. И самого маленького пореза хватило бы, чтобы растоптать его волю к сопротивлению.
Они не могли ее убить. Чтобы держать его под контролем, им не оставалось ничего другого, как позволять ему время от времени говорить с ней.
Но они, скажем, могли отрезать ей часть уха, с тем, чтобы Холли сообщила ему об этом по телефону.
Митч удивился собственной способности предполагать самое худшее. Лишь несколько часов тому назад он относился к тем людям, которые никогда не сталкивались со злом.
Богатство его воображения, однако, предполагало, что на каком-то подсознательном уровне, а может, на уровне, запрятанном еще глубже, чем подсознание, он знал, что реальное зло обитает в этом мире, и от встречи с ним не застрахован никто. Похищение Холли перевело это знание из ментальных глубин в поверхностные слои.
Тени королевских пальм, тянувшиеся к забору, огораживающему двор, превращались в копья, нацеленные на врага. Залитые солнечным светом цветы выглядели хрупкими, как стекло. И напряженность продолжала нарастать.
Ни удлиняющиеся тени, ни цветы не могли разлететься на множество осколков. Если кто и мог дойти до критической точки, а потом, перейдя ее, сломаться, так это Митч. И где-то в глубине его души зародилась мысль, что не такой уж это и плохой выход.
Темные и подсвеченные солнцем окна гаража насмехались над ним. Мебель на крыльце и во внутреннем дворике, где они с Холли любили проводить летние вечера, насмехалась над ним.
Цветы, клумбы, зеленая трава, которым он уделял столько внимания, насмехались над ним. Вся созданная им красота теперь казалась ни на что не пригодной, а потому превратилась в ее противоположность — уродство.
Он вернулся в дом и закрыл за собой дверь. Запирать не стал.
Но самое ужасное заключалось в том, что они уже побывали в доме и ушли из него. Все остальное было лишь отголоском первоначального ужаса.
Митч пересек кухню и вошел в короткий коридор, который вел к двум комнатам. Первая служила семейной гостиной. В ней стоял диван, два кресла и телевизор с большим экраном.
В эти дни телевизор они смотрели редко. В эфире доминировали так называемые реалити-шоу, юридические и полицейские сериалы, но все это вызывало только зевоту, потому что не имело ничего общего с той реальностью, которую он знал. Но теперь ему открыли глаза и на другую реальность.
В конце коридора находилась большая спальня. Из ящика комода он достал чистые трусы и носки.
Казалось бы, заниматься такой рутиной при сложившихся обстоятельствах не представлялось возможным, но ему не оставалось ничего другого, как следовать рекомендациям похитителей.
День выдался теплым, но ночь в середине мая могла быть холодной. В стенном шкафу он взял пару джинсов, снял с плечиков фланелевую рубашку. Положил на кровать.
Оказался перед маленьким туалетным столиком Холли, за которым она каждый день сидела на пуфике, расчесывала волосы, красилась.
Непроизвольно он взял со столика маленькое зеркало. Посмотрел в него, словно надеялся, что какая-то высшая сила покажет ему в нем ее лицо. Увидел, само собой, только свое и положил зеркало на место.
Он побрился, принял душ, оделся.
Митч понятия не имел, что от него потребуют, как он сможет добыть два миллиона, чтобы выкупить жену, но даже не стал представлять себе возможные сценарии. Человеку, стоящему на обрыве, не рекомендуется прикидывать расстояние до дна пропасти.
Он сидел на кровати, завязывая шнурки, когда в дверь позвонили.
Похититель сказал, что позвонит в шесть, но по телефону, а не в дверь. Часы на столике у кровати показывали четверть пятого.
Оставить звонок без ответа он не мог. Даже если гость не имел отношения к похищению, правила приличия требовали, чтобы он открыл дверь. Опять же, ему не оставалось ничего другого, как делать вид, будто ничего необычного не произошло, и он живет в привычном ритме.
Пикап на подъездной дорожке однозначно указывал на то, что он дома. Если это был сосед, он, не получив ответа, обошел бы дом и постучался в дверь кухни.
Стеклянные панели в той двери позволяли увидеть и пятна крови, и осколки тарелок на полу, окровавленные отпечатки ладоней на дверцах полки и холодильника.
Ему следовало опустить жалюзи.
Митч вышел из спальни. По коридору проследовал в гостиную, пересек ее, чтобы открыть дверь, прежде чем гость позвонит во второй раз.
В парадной двери стеклянных панелей не было. Так что он увидел стоящего на крыльце лейтенанта Таггарта, лишь распахнув дверь.
Глава 9
Линзы солнцезащитных очков, напоминающие глаза богомола, буквально загипнотизировали Митча, лишили дара речи.
— Нравятся мне эти старые кварталы. — Таггарт оглядел переднее крыльцо. — Именно так выглядела Калифорния в ее лучшие годы, до того, как вырубили апельсиновые рощи и понастроили море домов.
Дар речи к Митчу вернулся, но голос стал более высоким:
— Вы живете неподалеку, лейтенант?
— Нет. Я живу в одном из новых районов. Так удобнее. Но вот случайно заехал в вашу округу.
Таггарт не принадлежал к тем людям, которые могли что-то сделать случайно. Даже если бы он ходил во сне, то наверняка двигался бы к какой-то определенной цели.
— Выяснились новые обстоятельства, мистер Рафферти. А поскольку я находился рядом, то решил заглянуть к вам. Вы можете уделить мне несколько минут?
Если Таггарт не имел отношения к похитителям, если тот разговор с Митчем записывался без его ведома, приглашать его в дом было опрометчиво. В таком маленьком доме гостиную, где царил идеальный порядок, лишь несколько шагов отделяли от залитой кровью кухни.
— Конечно, — кивнул Митч. — Но у моей жены сильная мигрень. Она даже легла.
Если детектив был одним из них, если он знал, что Холли сейчас совсем в другом месте, он ничем не показал, что ему это известно: лицо Таггарта не изменилось.
— Почему бы нам не посидеть на крыльце? — предложил Митч.
— Крыльцо у вас обставлено с большим вкусом.
Митч закрыл дверь в дом, и они сели в белые плетеные кресла.
Таггарт принес с собой конверт размером девять на двенадцать дюймов. Положил на колени, не открывая.
— Когда я был маленький, у нас было такое же крыльцо, — сказал он. — Мы любили сидеть на нем и смотреть на проезжающие автомобили.
Он снял солнцезащитные очки, сунул их в карман рубашки. Взгляд его пронзал, как высокооборотное сверло.
— Миссис Рафферти принимает эрготамин?
— Принимает что?
— Эрготамин. Медицинский препарат, помогающий при мигренях.