Мужское воспитание - Борис Никольский

И хотя сам Димка, в общем-то, не имел никакого отношения к этим стрельбам, он переживал и волновался вместе со всеми. Утром солдаты учились правильно выходить на огневой рубеж, правильно ложиться и целиться, и Димка был тут как тут — смотрел, как у них получается. Вечером солдаты чистили автоматы — и опять Димка вертелся возле них.

Больше всего Димка боялся: вдруг отец не возьмет его на стрельбище. Не очень-то любит отец, когда Димка крутится у него под ногами. Впрочем, сказать «под ногами» — не совсем точно и даже просто смешно: за последний год Димка сильно вытянулся. Теперь он по плечо отцу. Ничего себе — «под ногами»!

Димка знал: отец не любит менять свои решения. Если решит, что Димке нечего делать на стрельбище, то, сколько ни упрашивай, сколько ни уговаривай, все равно не возьмет. Тогда хоть тайком пробирайся. Добраться до стрельбища не сложно, всего три километра, важно только, чтобы там его не заметил отец.

Но Димкины опасения оказались напрасными. Сколько раз он уже ловил себя на том, что никак не может заранее угадать, как поступит отец. Напридумывает, нафантазирует — переживает, волнуется, а на самом деле все оказывается куда проще. Сколько раз уже так было. Димка ждет, что отец рассердится, а отец вдруг начинает шутить. Он готовится спорить, доказывать, уговаривать, а отец соглашается с первого слова.

Так и в этот раз вышло.

Отец только кивнул и сказал:

— Конечно, можно. Как же там, на стрельбище, без тебя?

У него было хорошее настроение.

Но, видно, недаром говорят, что человеку всегда хочется большего. Как в «Сказке о золотой рыбке». Стоило только Димке удостовериться в том, что его право присутствовать на стрельбище не ставится под сомнение, как он тут же размечтался о том, что хорошо бы — разрешили ему пострелять. Хоть разок. Но об этом, конечно, не стоило даже и заикаться.

…К стрельбищу вела изъезженная пыльная дорога. Сначала показалась вышка с белым флагом, потом низенький домик, из которого доносилось тарахтенье движка, и затем уже Димка увидел все стрельбище. Хоть стрельбище раскинулось посреди холмов, поросших кустарником, оно чем-то напоминало городской пустырь. То там, то здесь среди зелени виднелись вытоптанные проплешины, кое-где торчали обломки старых мишеней и покореженные ржавые рельсы. Вдали, за серой полосой бруствера, то показывались, то исчезали темно-зеленые фигуры — мишени. Это операторы в последний раз перед стрельбами проверяли, все ли в порядке. Раньше Димка думал, что на стрельбище все совсем просто: поставят мишени, постреляют, потом посчитают дырки. Вот и вся забота. А оказывается, на настоящем стрельбище совсем не так. Оказывается, от центральной вышки, от пульта управления к мишеням тянутся провода, закопанные в землю. Оператор сидит за пультом и только нажимает кнопки да щелкает переключателями. Срабатывают невидимые реле, приходят в движение электромоторы — мишени послушно поднимаются, движутся, падают. А на пульте вспыхивают маленькие лампочки — это значит, есть попадание, цель поражена.

Из дома Димка взял старый отцовский бинокль. Вернее, даже не отцовский, а дедушкин. На футляре — потускневшая металлическая пластинка с выгравированной надписью: «Комиссару, товарищу Иванову от наркомвоенмора и РККА за умелые действия во время маневров». Димке особенно нравилось это звучное незнакомое слово: «наркомвоенмор». Самого дедушку, маминого папу, Димка никогда не видел — дедушка пал смертью храбрых во время войны. А бинокль привез с фронта дедушкин товарищ — однополчанин. Теперь этот бинокль мама подарила Димке — чтобы Димка всегда помнил о дедушке.

Бинокль был очень большой и тяжелый — поносишь его с полчаса — и уже шею ломит. Но все равно Димка не желал расставаться с ним. Сейчас Димка рассматривал в бинокль стрельбище — серые валуны, за которыми словно бы притаились невидимые враги, бруствер, из-за которого готова была подняться вражеская пехота…

Димка так увлекся, что даже не сразу услышал, как его окликнули:

— Толмазов-младший! А Толмазов-младший!

Так называл его только один человек в полку.

Димка быстро обернулся и увидел четырех солдат с радиостанциями. Солдаты сидели в кузове машины, и машина уже нетерпеливо подрагивала, готовая тронуться.

— Димка! — кричал Лебедев. — Поехали со мной! В оцепление! Поехали!

Димка шагнул к машине. На секунду он даже забыл о стрельбах. Поехать с Лебедевым в оцепление… Сидеть вдвоем в дозоре и следить, чтобы никто не пробрался на стрельбище… Вдвоем с Лебедевым…

Димка заколебался. Но тогда он не увидит стрельбы, не увидит, как стреляет рота.

Если бы он мог быть сразу и здесь и там. Он хотел и поехать с Лебедевым, и остаться.

И почему отец назначил в оцепление именно Лебедева?

Димка не знал, что делать. Позови его Лебедев еще раз, и он бы, наверно, не выдержал. Но машина тронулась.

— Арривидэрчи, Дима! — крикнул Лебедев и помахал рукой.

Некоторое время облако пыли двигалось по дороге, и Димка следил за ним. Потом машина свернула за холм.

9

Через полчаса машина вернулась пустая, оцепление было расставлено, все было готово к стрельбам.

Опустился на вышке белый флаг, и тут же медленно поднялся красный. Над стрельбищем прозвучал сигнал «приготовиться».

Солдаты торопливо и ловко снаряжали магазины, черные рожки́ в их руках словно заглатывали один за другим желтые блестящие патроны. Радисты в последний раз проверяли связь с радиостанциями оцепления: «Первый, я огневой, как слышно, я огневой, прием!»

Все были заняты, сосредоточены и серьезны, и Димку тоже вдруг охватило волнение, будто он не был здесь только зрителем, будто и ему предстояло выйти на огневой рубеж, предстояло подчиняться коротким и резким командам и ловить мушку в прорези прицела, и нажимать спусковой крючок… Вроде бы и солдаты были сейчас те же, что и всегда, в тех же стираных, выгоревших на солнце гимнастерках, и командиры те же, а все-таки было в них что-то новое, незнакомое Димке, — ощущение приподнятости и напряженное ожидание владело всеми.

И вроде бы все происходило на глазах у Димки, все он видел: и как строились солдаты, и как докладывали о готовности, и как заряжали автоматы — ничего не пропустил, а все-таки в самый важный момент отвлекся, занялся биноклем, и автоматные очереди застучали неожиданно для него, Димка даже вздрогнул.

Солдаты стреляли по трое. Одна тройка сменяла другую, и вообще-то все они делали одно и то же — одинаково ложились, одинаково натягивали противогазы, одинаково целились и стреляли. Потом поднимались, бежали вперед, навстречу темно-зеленым мишеням, снова стреляли. Каждый раз все повторялось в одной и той же, уже знакомой Димке последовательности. И все равно Димка, не отрываясь, напряженно следил за всем, что происходило на стрельбище. У него устали глаза — оттого, что все время приходилось щуриться, и руки тоже устали от тяжелого бинокля. В общем-то, бинокль сейчас был совсем ни к чему, без бинокля смотреть было гораздо удобнее, но Димка даже самому себе ни за что не хотел признаваться в этом.

Через бинокль он видел маленькие фонтанчики пыли, возникающие возле мишеней, и мгновенный огненный след трассирующих пуль. Иногда трассирующая пуля попадала в камень и рикошетом отскакивала вверх, — это было особенно красиво, словно кто-то чиркал огромной спичкой.

Вот чья-то очередь ушла далеко за мишени, Димка чуть поднял бинокль, чтобы проследить за ней, и замер от неожиданности. На склоне пологого плоского холма, замыкавшего стрельбище, он увидел две маленькие фигурки. Он еще не успел ничего сообразить, не успел даже испугаться — тут же увидел солдата, бегущего к этим двум фигуркам.

— Прекратите огонь! — крикнул кто-то рядом с Димкой. — Сигнал! Дайте сигнал! На стрельбище люди!

Но прежде чем команда достигла огневого рубежа, прошло еще несколько секунд, автоматы продолжали стрелять, и Димка видел, как солдат успел добежать до двух маленьких фигурок, толкнул их на землю и сам упал рядом с ними.

Димка оторвал глаза от бинокля.

Он увидел отца, который бежал к вышке, увидел молоденького лейтенанта, командира взвода, который бежал от вышки, услышал, как последний раз коротко стукнула и оборвалась автоматная очередь…

Солдаты на огневом рубеже оглядывались — они еще не понимали, почему им пришлось прекратить огонь.

А те солдаты, которые еще минуту назад спокойно сидели в тени вышки, ожидая своей очереди стрелять, теперь вскочили и взволнованно переговаривались между собой. И все смотрели в ту сторону, где кончалось стрельбище, где в траве, не поднимая головы, лежал солдат…

10

В бинокль Димка увидел, как солдат осторожно поднял голову, потом встал на колени и выпрямился. У Димки отлегло от сердца.