В германском плену - Андрей Кучаев

Шли недели и месяцы. Я не терял надежды услышать заветный голос. Услышать любимые песни: "Ямщика" и "По диким степям". В конце концов нам мешали случайные обстоятельства, какое-то невезение. На Рождество Общество устраивало детский праздник. Я пошел посмотреть безо всякой задней мысли. Просто хотелось окунуться в немецкую рождественскую атмосферу, хотя и посредством "общественного" мероприятия. В зале Общества было многолюдно от детей и родителей. Работал буфет. Первый, кого я увидел, был Секундо. Он тоже увидел меня. Сразу. И немного побледнел. Я постарался придать лицу и всему своему облику непринужденный и даже несколько разудалый вид: "Ничего не было, а если было - забудем".- Подошел с этим к певцу, насильно обнял его и попытался расцеловать. Он слегка отшатнулся, но тоже сделал какое-то почти приветливое лицо. "С наступающим",- сказал я. "И тебя также",- ответил он. "Пришли немножко развеяться?" - спросил я. "Нет, я тут по делу, меня пригласили сыграть Деда Мороза, Николауса по-здешнему",- сказал певец. "Как трогательно!" - поддержал его я. "Пора! Пора!" - захлопала в ладоши Тамара, обращаясь к Секундо. "Пойду переоденусь",- сказал он. Я пошел в буфет, взял пирожное и кофе. По случаю праздника наблюдалась кое-какая скидка. Вскорости появился неузнаваемый Секундо в костюме Николауса: красная с белой оторочкой шапка, шуба в тон и посох, загнутый на конце, как папская булава. За исключением этой загогулины вполне русский дед. Он зычно приветствовал ребят. В зале были и немецкие дети, и наши, некоторые говорили по-немецки уже лучше, чем по-русски. Разноязыкий хор приветствовал Николауса. Он взял за руки мальчишку и девчонку, те зацепили еще детей, и по залу и через сцену пошел хоровод. Николаус напевал песенку по-немецки, детскую шутливую песенку. Дети вразнобой вторили. Потом начался импровизированный концерт. Я поймал себя на том, что с самого начала борюсь с желанием то ли крикнуть, то ли шепнуть Секундо на ухо: "А "Ямщика" не исполнишь?!" И осаживал сам себя: "Не время и не место". Между тем взрослые вовсю угощались в буфете, пока дети читали немецкие стишки и танцевали какую-то польку-кокетку на сцене. Больше всех угостился Секундо. "Специально для тебя! Сюрприз!" - сказал он и полез на сцену. Сначала он попробовал микрофон: "Ооо! Аааа!" Микрофон начал безумно фонить. У всех заложило уши. "Уберите микрофон!" - рыкнул Секундо. Микрофон убрали. Он победоносно посмотрел на меня, повел широко рукой и начал: "Ямщииик..." В ту же секунду он сделал шаг, наступил на полу шубы и рухнул со сцены. Надо ли говорить, что была "скорая помощь". Я приносил ему в больницу апельсины, говорил он со мной мало. Но все же говорил. Я ведь ни в чем не был виноват, если разобраться. Так бывает иногда в жизни: все хотят как лучше, все полны самых благих, даже лирических намерений, а жизнь пускает все насмарку. "Больше не буду попадаться на его творческом пути! - решил я твердо.- Буду мечтать, мечтать о том, что каким-то чудом кто-то споет мои любимые песни". Однако я обманывал себя, мне хотелось услышать мои песни именно в исполнении Секундо! Это была навязчивая идея. Он вышел из больницы, получил квартиру в центре города. Дал концерт аж в Дюссельдорфе, в Иоханнескирхе - престижном зале, и билеты были недешевы - об этом мне рассказали друзья Тамары, жившие как раз в том крыле замка-монастыря Заарн. Я слушал вяло. Я-то один знал, что так и не исполнилась не только моя мечта - мечта еще одного человека, артиста, певца по имени Альберто Секундо. Опасная, как подтверждали обстоятельства, мечта, и не просто опасная, а опасная для жизни.

Пригласительный билет пришел неожиданно. В толстом глянцевом конверте. Нарядный с золотом пригласительный билет. На благотворительный концерт русского оперного артиста, заслуженного РСФСР и так далее Альберто Секундо. На два лица - для меня и жены. Концерт будет иметь место в "Штадтхалле" Мюльхайма. На нашей главной сцене. Мы приоделись с супругой и пошли, сердце мое трепетало. Надо сказать, что у меня уже были проблемы с сердцем - и на Родине, и здесь, в Германии. В кардиоцентре Дуйсбурга мне делали зондирование, но от операции отказались. "Не будем будить спящих собак",- сказали врачи. Так что сердце мое не просто так трепетало, а еще и в силу своих благоприобретенных изъянов. Не буду ничего говорить о стрессе под названием "зензухт" - тоска.

Зал был полон очень разношерстно одетых людей. Были и в мехах и в джинсах. Были и представители немецкой культурной элиты, и наши "представители", устроенные и не очень эмигранты. Концерт шел блестяще. Певец был в ударе. На бисированиях он посмотрел, прищурясь, в зал и объявил: "По просьбе жителя Мюльхайма, выходца из России, москвича" ...и так далее про меня. И запел: "По диким степям Забайкалья..." Песню эту я скорее почувствовал, чем услышал, сердце мое бешено заколотилось, а потом... Потом была боль, меня увезли из театра на "скорой". Жена потом рассказала, что певец настоял на немедленном окончании концерта. Хотя из зала кто-то вместо меня крикнул про "Ямщика", певец не стал петь ни его, ни "Бродягу"... Молоток!

Врачи прописали мне помимо лекарств режим, диету, избегать волнений и стрессов и прочее. Я избегаю по возможности. Но во мне живет и не гаснет мечта - услышать заветный голос. Услышать обе песни в его исполнении. До конца. Чего бы мне это ни стоило. Мне кажется, певец мечтает о том же. И тоже готов рискнуть. Нам обоим есть ради чего жить и, главное, ради чего не страшно умереть.

АРМЯНЕ И ЗУБНОЙ АППАРАТ

- У тебя есть знакомый зубной врач? - спросил меня один армянин, отличный парень, трудяга, не имеющий пока разрешения на работу в Германии.

- А зачем тебе? Лечить? Рвать? Протезировать? - спросил я. Я уважал его, потому что он постоянно искал и находил "черную работу", бился за право не только зарабатывать, но и ходить на работу с гордо поднятой головой.

- Нет, мне не требуется врач по прямому назначению. Мне нужна консультация.

- Есть, конечно, у меня зубной врач - цанарцт, охотно дам тебе его координаты...

- А удобно? - спросил Ашот.- Для консультации ведь надо ехать! Далеко!

- Послушай,- насторожился я.- Что же это за консультация? У моего цанарцта праксис. Он солидный человек, принимает у себя в праксисе и не практикует выезды.

- Ему заплатят. Ты позвони. Может, он согласится. Его отвезут и привезут.

- А не проще привезти и отвезти больного?

- Да нет никакого больного! Мои знакомые армяне, земляки, купили зубной аппарат, а теперь хотят знать: не обманули их?

- Зубной аппарат? Что за зверь? Бормашина, что ль? - спросил я, прикидывая, насколько удобно моему зубному доктору подкинуть эту комиссию.

- Я не знаю, послушай! - сказал Ашот.- Там и бормашина, и стул, и лампа, и даже плевательница! Большая зубная машина - зубной аппарат. Там электродвигатель. Надо посмотреть! Вдруг их надули?

- Так ведь если надули, смотреть поздно! - осмелился я высказать замечание.

- Как поздно? Что значит поздно? - рассердился Ашот.- Если он негодный, можно найти тех людей, вернуть аппарат, взять деньги! Не везти же в Армению дрянь?!

- Дрянь не следует никуда везти,- весомо согласился я.- А где они покупали эту штуковину?

- Километров сто, сто пятьдесят. По объявлению, кажется. Послушай, недешевая вещь! Очень нужна консультация.

- Ладно, я позвоню,- вздохнул я.- Попробую уговорить. А сколько ему заплатите?

- Договоримся,- был ответ.

Я связался со своим цанарцтом.

- Это что, очередной анекдот? - спросил он меня. Он привык, что я ему каждый раз рассказывал новый анекдот.- Это с какой же радости я брошу праксис и поеду на кулички с какими-то армянами скандалить из-за какого-то, как ты сказал, зубного аппарата?

- А в выходной нельзя? - виновато спросил я.- Фрайтаг одер Файертаг?

- Может, этому посвятить очередной отпуск? Я, кстати, давно не был...

- Значит, не получится?

- В среду после трех. Пятьдесят марок в час. Так и скажи. Их транспорт. Жена мне все равно оторвет голову, так что пятьдесят марок - не цена.

- Я перезвоню,- пообещал я.

Короче, мы сговорились. Почему-то потребовалось, чтобы поехал и я. Какая от меня могла быть польза, я не представлял. Армянского я не знаю. Немецкий знаю плохо. В зубном деле понимаю только как пациент с пятидесятилетним стажем. Однако поехал. На старом "пассате" мы приехали на самые что ни на есть "кулички", бранное прилагательное я сознательно убираю. Это были самые кулички. Глухая деревня. Сарай, где за загородкой помещался, судя по запаху, хряк. Среди брикетов соломы и мешков с комбикормом стоял зубной аппарат: кресло с подголовником и плевательницей, лампа из породы безтеневых, бормашина с мотором и приводом - все то, что нас так "радует" во время визитов к цанарцтам, где бы мы ни жили.

- Среди вас есть хоть один специалист? - спросил мой доктор бригаду армян, отхвативших эту добычу "по случаю" и "по дешевке".

- Зачем? - спросил самый старый, седой старик в зеленой шляпе с пером.

- На всякий случай,- сказал мой цанарцт.- Для чего все это вам?