В плену нашей тайны (СИ) - Сью Ники

Глава 6

Я была убеждена, что ослышалась. Бойкот? В восемнадцать лет? Ну ладно, в пятом классе или даже в девятом, но не в одиннадцатом же. Кто-то должен намекнуть Вишневскому, что пора взрослеть. Вот только ребята не спешили намекать, наоборот, улыбки на их лицах говорили обратное. Они забавлялись, не стесняясь в высказываниях.

В моей голове возник всего один вопрос: когда наступил переломный момент? Когда эти люди успели возненавидеть девочку, не похожую на них? Когда меня успел возненавидеть Ян? Ладно. Плевать. Как ни крути, я искренне не понимаю, что Ян хочет доказать своими действиями. Как будто и без бойкота со мной здесь носятся и жаждут стиснуть в крепкие объятия.

Ребята так расходятся в своих обсуждениях, что успокаиваются только, когда на пороге появляется физичка. Она злостно рычит на всех и объявляет, что нас ждет тест. Признаться по правде, я ненавижу физику и цифры в целом. Ну не мое это. Складывать, умножать, особенно в уме, особенно запоминать формулы. И пока я пытаюсь справиться со сложными задачами в бланке вопросов, за окном собираются в дружную кучку хмурые тучи. Солнце прячется за ними, намекая на скорые осадки. Я периодически поглядываю в окно, и в какой-то момент замечаю, что Вишневский тоже смотрит в окно.

У него высший бал по математике, наверняка уже начиркал ответы. За хорошую активность серого вещества Яна частенько отправляют на олимпиады и конкурсы за пределы города. Демон не глупый, в отличие от многих, кто пытается быть на него похожим. Наверное, этим Вишневский и берет многих, включая девчонок.

После уроков все же хлынул дождь. Я вышла на крыльцо, запрокинув голову к грозовым облакам. Дул холодный ветер, а на мне тонкий пиджак и дурацкая юбка — школьная форма не меняется из-за погодных условий. Даже зимой девочкам не положено ходить в брюках.

Кто-то прошел мимо, задевав специально меня плечом. Я тут же перевела взгляд и замерла, замечая Яна. Он остановился. Затем тоже запрокинул голову, подставляя ладонь под маленькие прозрачные капели. Его губ коснулась улыбка, и моих почему-то тоже. Это ведь не первый раз, когда дождь застает нас в странных обстоятельствах.

Вишневский бросил на меня до жути загадочный взгляд, и, не говоря ни слова, пошел прочь. Точно. У нас же бойкот. Странное нелогичное действие, которым он пытается в очередной раз выставить меня на посмешище. А ведь тогда… в детстве… все было иначе.

Седьмой класс. Осень. Теплая. Игривая. Под ногами до сих пор хрустят золотые листья.

Помню, за нами прислали большой новенький желтый автобус. Оттуда вышел подтянутый водитель, зачитал правила поведения в салоне и любезно пригласил входить по очереди. Я стояла самой последней, за мной была только учительница. Девчонки сгруппировались парами, шутили, смеялись. Они давно дружат, для них новенькая — человек, который добровольно решил отдалиться. Порой я ненавидела свой секрет, настолько, что хотелось разреветься.

Когда все вошли в салон, и я поднялась по ступенькам, поняла — впереди мест свободных нет. Я шла вдоль занятых сидений, разглядывала одноклассников, и старалась не выдать печали, которая покалывала в глазах. А потом в самом конце заметила Яна. Рядом с ним толпились двое мальчишек, активно пытались занять место, но он почему–то им не разрешал. Я прошла мимо, касаясь пальцами боковины кресла, на котором лежал ранец Яна.

— Ева, — позвал Вишневский. Сердце пропустило удар, подушечки пальцев начали покалывать. Я оглянулась со страхом в глазах.

— Что?

— Здесь свободно, — мальчишка скинул рюкзак и жестом показал, чтобы я садилась. Не передать словами, насколько мне было приятно в тот момент. Улыбка коснулась моих губ и по детской наивности я уселась рядом.

Вишневский вытащил из кармана ранца раритетную вещицу — дисковый плеер. Где только раздобыл его в наше-то время? Да и зачем? Его семья владела в этом городе практически половиной недвижимости. Они могли купить своему сыну целую группу, которая исполняла бы для него не только песни, но и танцы.

— Ненавижу ехать в автобусах, — сказал неожиданно Ян.

— Я тоже, — призналась честно. Мне не нравились узкие пространства, хоть и паники особой не вызвали.

— Будешь? — он протянул мне наушник, и я в очередной раз смутилась, однако не отказалась. Тринадцатилетний Ян слушал песни не в моем вкусе, по крайне мере, сперва так показалось. А потом вроде как втянулась, даже начала покачивать в такт головой.

Мы доехали до музея молча, утопая в ритмах мелодий. Вишневский смотрел в окно, подперев ладонью подбородок, а я разглядывала салон автобуса, с наслаждением осознавая, что езда в замкнутом пространстве не такая уж и противная. В этом однозначно что-то есть. Не просто же так губы растягивались в улыбке.

Но не это отложилось в памяти.

Во время похода по музею, я отстала. Одна картина настолько завлекла собой, что я задержалась напротив нее дольше положенного. А когда очнулась, поняла — никого нет. Пошла в одну сторону, затем в другую, массивные помещения давили, а красные стены, казалось, медленно сужаются. Паника охватила горло, мне стало не хватать кислорода. Я чудом наткнулась на дверь и выскочила на улицу. Думала, дойду до автобуса, и подожду там, но ни автобуса, ни сопровождающего учителя в этом месте на оказалось.

Я брела кругами, пока тучи над головой не сошлись. Они были такими темными, они закрывали просвет на голубом небе. Где-то вдали сверкнула молния: яркая, неподвластная, и безумно красивая. Затем раздались раскаты грома и на асфальте начали появляться маленькие крапинки влаги. Не найдя лучшего решения, я уселась на ступеньках под козырьком здания. Сейчас экскурсия закончится, учительница начнет пересчитывать детей, и поймет — одного не хватает. Они начнут искать меня, все будет хорошо.

С этими мыслями я разглядывала небо, и позволяла ногам в белых носочках покрываться влагой. Дождь с каждой минутой усиливался, ветер активней покачивал деревья, мне без пиджака становилось холодно. Волоски на коже поднялись, и чтобы не замерзнуть, я скрестила руки на груди, опустив голову.

Не знаю, сколько просидела так. Просто ждала. Я хорошо умела ждать, с детства научили. Белые носки постепенно превратились в мокрые серые, зубы начали постукивать друг об дружку. Надо было бежать куда-то под крышу, но я почему-то настырно продолжала ждать учительницу. А потом заметила приближающуюся тень. Черные лаковые мужские туфли, штанины школьной формы — это был мальчик. И только я собралась поднять голову, как услышала щелк, и дождь над моей головой резко закончился. Так не бывает, скажете? Так и не было. Дождь продолжал капать вокруг, но только не надо мной.

— Тебя все ищут, — послышался знакомый голос. Я протерла лицо мокрыми ладонями и, наконец, подняла голову, замечая Яна. Он возвышался надо мной с зонтиком. Прозрачным большим зонтиком. Его волосы тоже промокли, да и белая рубашка прилипла к телу. Мне вдруг сделалось не по себе, потому что видела запретное, например, ключицы парня, нарастающие кубики пресса, обтянутые мышцами спортивные руки. Вишневский не сводил с меня глаз, таких таинственных и жутко притягательных глаз. В ответ я смущенно улыбнулась ему, и подскочила со ступенек.

— Я тебя ждала, — произнесла, разглядывая мокрое, от осеннего дождя, лицо парня.

— В следующий раз жди там, где будет сухо. Или кричи.

— Хорошо! — кивнула, не переставая улыбаться. Сердце прыгало в груди, и мне казалось, что Ян слышит его стуки. До чего же оно громкое.

Я схватила Вишневского под локоть, чуть прижалась и жестом намекнула, что пора бы идти греться. Не знаю почему, но находиться рядом с этим мрачным мальчиком было легко. Возможно, дело в том, что он знал мой секрет. Мне не нужно было прятать свое настоящее, не нужно притворяться. Мама говорила, если сверстники узнают о моих странностях, они не поймут. Будут смеяться. Тыкать пальцем. Поэтому лучше держать все в тайне. Однако Ян не смеялся, ни тогда, ни сейчас. И я по детской дурости решила — все такие, как он. Глупо было забывать мамины советы.