Забытые письма - Валентина Андреевна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«06 марта 1945 г., г. Ташкент
Дорогой Иван Михайлович!
Конечно, извините меня, но мне так хочется назвать Вас дорогим. Пишу в последние минуты перед отъездом.
Скрытна я с Вами, Иван Михайлович, а иначе и не должно быть. Но больше не могу молчать, таить в себе, не могу не поделиться с Вами, какое большое впечатление произвело на меня Ваше письмо и открытка, которую мы получили сегодня.
Как взволновано мое сердце!
Что случилось со мной?! Трудно мне понять себя. Но чувствую, что это в моей жизни впервые…
Редко пишу Вам, Иван Михайлович, но это не значит, что я не думаю о Вас. Думаю о Вас ежедневно, даже слишком много! Поверьте, это так в действительности. Знаю, нельзя быть такой откровенной. Ручка пишет с трудом, но сердце (но нехорошее сердце) заставило меня.
Радуемся блестящим победам наших бесстрашных воинов и одновременно с радостью: грусть, беспокойство за Вас…
Желаю наилучших успехов, здоровья, бодрости и сил!
С приветом Лидия.
P.S. Ведь тысячу раз буду жалеть о написанном, и все-таки посылаю.»
Все ждали окончания этой страшной войны. Наши воины с боями идут к Берлину. Сотни советских девушек писали письма на фронт, поддерживая дух солдат.
«Вот у одной из таких девушек появились чувства, на которые она намекает в этом письме», – подумала Оля.
Сразу захотелось узнать об этой Лидии больше. Кто она и как они оказались знакомы с Иваном Михайловичем? Где спрятались корни этой старой истории? Это ведь сейчас Москву и столицу Узбекистана Ташкент разделяют всего несколько часов путешествия на самолете. В военные годы и поезда ходили нечасто. Рука потянулась ко второму письму, и оно было очень большим. Удивило письмо сразу при первом взгляде на него: оно было уже из города Мары в Туркмении. Судя по датам, ответа с фронта на свое признание Лидия еще получить не должна была..
«19-го марта, г. Мары
Здравствуйте, Иван Михайлович!
Не думала, что придется писать Вам из солнечной Туркмении, действительно солнечной. Ташкент до последнего дня нашего отъезда был покрыт белым покрывалом снега. Здесь же в те дни стояла ясная солнечная погода – резкая разница в климатическом отношении в сравнении с климатом Узбекистана. Здесь в полном смысле весна! Ночью прошел сильный дождь. Воздух чист, поло свежести, дышится легко, пропитан запахами распустившейся молодой листвы и нежным ароматом цветущих фруктовых деревьев. Но это ненадолго… Опять подуют сильные ветры с пылью и песком, что свойственно для Туркмении.
Не веселят и не радуют меня весенние дни, как прежде… Да, откровенно, чему и радоваться мне?! В моей серой жизни нет ничего интересного.
Вот я и дома. Безгранично рада видеть сестру, соскучилась порядком. На днях была у нее на родительском собрании. Характеристикой я осталась довольна. Отличница не только по учебе, но и отличница по общественной работе. К тому же она у нас художница. Шесть школьных стенгазет оформлены рукой Жени. По конкурсу в городе Мары картина Жени заняла первое место. Занятия в школе поставлены строго, в особенности за последние 2 года. Приходится много заниматься, всегда видишь Женю за книгой, сочтена каждая минута, даже нет времени на ее любимое занятие – рисование. Помню, когда я училась в десятилетке, требования были значительно слабее. С 22 марта в школах должны быть десятидневные каникулы; наша гимназистка намечает сделать за эти дни многое.
И у меня «уплотнен день, представьте себе, не хватает дня». Просыпаюсь в 11 часов; если бы не будили меня, могла спать дольше. Занимаюсь рукоделием. Немного помогаю маме по хозяйству. Немного читаю. Сейчас читаю журналы «Красноармеец», «Огонек». Женя принесла 15 номеров, в них много интересных рассказов, эпизодов. Особенно понравилась статья «Возрождение жизни». Медицина достигла высшего предела своего развития. Возрождать умершему человеку жизнь! Конечно, эта проблема еще не совсем усовершенствована, еще требуется много работать над ней. Но первые эксперименты над безнадежно тяжелоранеными и даже умершими дали блестящие результаты. В медицине много интересного. Столько новых открытий вот уже в военный период.
Часто перечитываю Ваши письма, начиная с самого первого. Как они дороги для меня!
Иван Михайлович, из Ташкента я отправила Вам четыре письма. И боюсь напомнить о последнем письме: в нем написано столько глупостей. Но Вы не должны осудить меня. Вряд ли когда услышали бы от меня это, если бы Вы не просили меня писать Вам на фронт.
Лида дописалась… и в этом я не виновата. Больше не обращайтесь ко мне с этой просьбой, т. к. я могу написать еще больше и тем самым доставить неприятностей себе. Мне порой самой обидно за себя, что я, оказывается, так легкомысленна.
Нет!!! Это не легкомыслие, только не это! Я вышла из этого возраста. Мне уже исполнилось 22 года. 22 года, как много! И в моей жизни только хорошее, чистое, светлое! А мне все-таки много что есть вспомнить… смешно… И сейчас что же случилось с тобой, Лида? Что-то не похоже на тебя… Никогда не думала… Или это только выдумка, вздор? Нет! Нет! Нет! Только не это.
Что я пишу? Мне не понять самой. Иван Михайлович! Милый, дорогой, о Вас же нельзя не думать, о Вас нельзя не беспокоиться – Вы такой хороший. И если бы только знали, какие нежные чувства я питаю к Вам… Нет, скажу больше!
Иван Михайлович! Дорогой! Вас нельзя не любить! Понимаете, нельзя не лю-би-ть! Это вполне серьезно. Это же, правда! Это истина! Теперь я, кажется, поняла…
Вот, что я хотела сказать Вам… И более кратко и ясно.»
Элементарный подсчет прожитых лет действующих лиц дал Оле сразу большую подсказку в восприятии написанных Лидией писем. Иван Михайлович был старше ее на 18–20 лет и, очевидно, был другом или знакомым ее родителей. Отсюда и обращение к нему по имени и отчеству, и дистанция. Был
