Веселая поездка - Ирина Островецкая

Утро раннее, бесстрастное, безразличное к бедам людей, беспощадными солнечными лучами осветило гребни гор. Лагерь ещё находился в тени. Туда ещё не успело заглянуть яркое южное солнце.

– Пошли скорее, – звал Николай Таню и тащил её за собой. – Ты пойми, скоро солнце совсем осветит лагерь. И тогда – беда! Мы с мухами справиться не сможем.

– Да и так не весело, – пробурчала Таня, но послушно пошла за ним.

Он вёл Таню к роднику, который находился за палатками бойцов. Струя чистой воды вытекала прямо из скалы в маленькое озерцо, образуя маленький водопадик. Из озерца вытекал ручей и сбегал куда-то вниз.

Николай знал, что они в лагере одни и не надо особо опасаться нападения, но два трофейных ножа всё же, для спокойствия души, держал наготове.

Озерцо, куда впадал родник, по берегам заросло густым кустарником. И только со стороны вытекающего ручья можно было зайти в него. Здесь обычно бойцы набирали воду для кухни, даже помост смастерили, чтобы было удобней.

Сюда Николай и привёл свою спутницу.

– Снимай свою грязную одежду, клади в этот мешок, – он протянул Тане обыкновенную наволочку. Таня нерешительно переминалась с ноги на ногу.

– Ну что ты, дурочка?! Давай, раздевайся! На тебе нож, возьми! Если не можешь расстегнуть, разрежь всё и мойся. Вот мыло, даже шампунь нашёл у кого-то в тумбочке. Нож не потеряй, он может ещё, ох как, пригодиться.

– А вы? Что будете делать вы?

– Я буду тебя охранять. Вот тут я буду, за кустами. Иди, мойся, да побыстрей, и ничего не бойся! Я подсматривать не буду, честное слово! Только смотри, вода очень холодная.

Таня больше не задавала вопросов, и быстро принялась исполнять приказ Николая. А Николай сидел в кустах на камне, охраняя девчонку, и вдруг почувствовал, что в это, совсем раннее, но очень тёплое утро ему стало очень холодно. Холод мокрой лягушкой забрался под, начинающую высыхать, гимнастерку, пробрался до костей и замучил его дрожью во всём теле, которую никак не удавалось унять. Это мешало сосредоточиться, мешало вслушиваться в шорохи страшного, но такого яркого утра.

– Да что же это такое? Тепло ведь, а мне холодно! – бурчал Николай, пытаясь хоть как-то согреться.

Таня вымылась по-военному быстро. Чистая, свежая, одетая в новую, чуть великоватую ей, одежду, она нашла Николая в его укрытии.

– Ну что? Теперь вы? А я покараулю. Вот нож, что вы мне дали. Я его не потеряла!

– Спрячься здесь и сиди тихо. Нож не потеряй и не играйся им, – зачем-то напомнил он ей. – Тебя здесь никто заметить не сможет, если ты сама не обнаружишь себя. Всё, сиди тихо, а я пошёл мыться.

Он отошёл на несколько шагов от места, где он спрятал девчонку, оглянулся, чтобы убедиться в том, что её не видно и произнёс тихо, обращаясь к кустам, что скрыли её: – Тихо сиди, что бы ни случилось, молчи, не вылезай, не обнаруживай себя, поняла?

– Да, – словно под ветерком зашелестели кусты.

Николай не смог расстегнуть ни одной пуговицы. Руки его сильно дрожали, ему было жутко холодно, и уже ничего не хотелось. Но там, в кустах он оставил человека, за жизнь которого он, Николай, отвечал головой. Он должен был, он был обязан!

Всю одежду пришлось разрезать ножом. Снимая гимнастёрку, он почувствовал нестерпимую боль в раненном левом плече.

– Вот, вражина, достал всё-таки, – пробормотал Николай, складывая всю грязную одежду в принесенную им наволочку. Но у него ничего не получалось, всё вываливалось, руки дрожали, в глазах всё плыло, но он понимал, что надо обмыть с тела и из раны на левой руке всю грязь этой страшной ночи. Он понимал, что он нужен, как воздух, той несчастной девчонке, которая сейчас сидит в кустах, худо-бедно охраняя его. Он понимал, что без него она пропадёт.

Он вошёл в воду. Острые иголочки ледяной воды проткнули насквозь его уставшее тело. В голове начало основательно мутиться, но он своей могучей силой воли заставил себя нырнуть с головой, потом ещё и ещё раз.

Вроде головная боль немного поутихла. Николай начал тщательно и методично смывать всю грязь со своего тела, вымыл голову, промыл рану и вышел на берег одеваться. Он одел нижнюю часть своего тела, подхватил чистую гимнастёрку, мешки с грязной одеждой и пошёл к Тане.

А Таня, измученная этой страшной ночью, сладко спала в своём укрытии, как в детстве, сложив обе ладошки под правую щеку.

Николай стоял зачарованный увиденной картиной. Рыжая чёлка освободила высокий ровный лоб девушки. Нежная, молодая кожа лица была тщательно вымыта и сияла чистотой. Глаза прикрывали веки с длиннющими, загнутыми вверх ресницами. Маленький аккуратный вишнёвый ротик был приоткрыт во сне. Ей, наверное, что-то снилось, потому что глаза бегали под закрытыми веками…

Дальше Николай не успел ничего рассмотреть. Справа в кустах возле лица девушки послышался лёгкий, едва уловимый шорох. Николай перевёл туда свой взгляд и похолодел…

«Змея! Вот, чёрт! Прямо, у её лица! Здоровенная какая!» – Мелькнуло у него в голове. Он механически выхватил из-за пояса трофейный нож и метнул его в змею, несмотря на то, что слишком близко от змеи находилось лицо девушки, такое прекрасное в этот утренний час. Нож прокрутился несколько раз в воздухе и воткнулся в змею, пригвоздив её к земле.

Одним быстрым движением, одним рывком он поднял Таню. Она, ещё сонная, не держалась на ногах. Ей хотелось упасть и уснуть снова. Она сползла по ноге Николая на землю и продолжала спать.

Николай оставил её в покоё, нашёл длинную и толстую палку. С помощью этой палки он схватил змею у головы, затем вытащил нож из земли и из тела змеи, и уже собирался отрезать змее голову, но тут вдруг почувствовал лёгкое прикосновение к плечу.

– Не надо, Коля, не убивай её! Хватит смертей на сегодня!

– Но она же чуть тебя не ужалила!

– Но, не ужалила же, а «чуть» не считается! Это же бессловесная тварь, она ни в чём не виновата, ей неведомы наши склоки. У неё свои дела, а я, видно, помешала ей. И потом, я же спала и не видела её. Я же её не дразнила! Она бы меня не тронула, только неизвестно, когда бы она от меня уползла. Но всё равно, не убивай, отпусти, она выздоровеет, отпусти!

Николай и сам понимал глупость своих намерений. Он снял с руки извивающиеся кольца змеи и бросил её далеко в кусты.

– Спасибо, Коля, ты настоящий друг!

Таня приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку, но, нечаянно, в своём порыве, задела его рану на левом плече. Николай громко взвыл, хватаясь правой рукой за рану.

– Коля, ты ранен?

– Да, я был немного неосторожен.

– А ну покажи!.. Покажи, покажи, что там у тебя такое?

Николай убрал правую руку с раненного плеча, и Таня взялась за голову.

– Рана грязная, вся в гною! Коля, пошли на перевязку!

– Там же всё разбито, разгромлено, ничего там нет, – удивился Николай.

– Да нет же, из этого хаоса я найду всё необходимое, чтобы тебе облегчить боль. Пошли! Смотри, а вот и мой трофейный нож. Я его в сапог спрятала. – С этими словами она достала из голенища сапога второй трофейный нож.

– Ну, ты девка не промах! Молодец, боец Рыскина! Примите благодарность от командования!

– Коля, хватит шутить и паясничать, пошли на перевязку. Это же очень серьёзно!

Они двинулись к палаткам бойцов, за палатками находились оба вагончика – медицинский и комвагончик, и чуть подальше стоял разгромленный и покосившийся вагончик с радиостанцией.

– О, Господи! Вот нелюди, что наделали, как слоны в посудной лавке. – Таня в ужасе осматривала своё хозяйство.

– Я же тебе говорил, что всё разбито. Таня, ты тут разбирайся, а я пойду, выброшу грязные мешки. На улицу не высовывайся, не кричи, сиди тихо. Поняла?

– Да, иди, я здесь.

Николай взял мешки с грязной одеждой и направился к мусорным бакам, которые находились рядом с сортиром. Он спешил, он был осторожен, потому что знал: их жизни в реальной опасности, но не знал, откуда будет нанесен удар.

Николай осторожно подошёл к мусорным бакам, выбросил в них мешки с грязной одеждой и по-хозяйски плотно закрыл баки крышками.

Голова болела, тело ломило, раненная рука не давала покоя. Николай возвращался к Тане в медвагончик. Мухи не отставали, гудели, носились над ним как самолёты, заглушая его собственные шаги. Они нещадно кусались, вились над раной и причиняли ему всё новые и новые страдания.

Вдруг что-то непонятное заставило его вслушаться в звенящую тишину этого зловещего, но такого ясного утра. Он остановился, пытаясь определить характер и направление этого пугающего звука. И вот он отчётливо различил какой-то неясный гул, доносившийся откуда-то издалека, будто где-то далеко, высоко в воздухе работал, не переставая, мотор. Николай всматривался в синюю высь голубого утреннего неба.

«Хоть бы облачко, хоть бы тучка…» Мурлыкал он слова знаменитой песни Высоцкого.

«Что бы это значило?» Думал он.

Но звук то приближался, то удалялся, рокотало то справа, то слева, то где-то впереди, то у него за спиной. Ну, никак не мог он сконцентрироваться, сосредоточиться и определить, откуда исходит этот звук.