Черное зеркало - Юрий Волузнев

Но трубку не снимали. Гудки монотонно нудили в ухо, длинным, нескончаемым многоточием отпечатываясь в мозгу.

Игорь повесил трубку. Может быть, он ошибся? Набрал снова.

Та же унылая песня…

Наверное, отключила телефон на ночь.

Игорь вспомнил, как Лариса делала это каждый вечер, чтобы телефонные звонки не нарушали ее ночной покой. Он постоянно злился на это, потому что ему могли позвонить в любое время дня и ночи по любому поводу. И поэтому каждый раз, просыпаясь ночью, он упрямо включал телефон, и часто, к явному неудовольствию Ларисы, тот начинал трезвонить с раннего утра.

Ничего не оставалось, как идти к Илоне экспромтом. И хотя в середине ночи это было не совсем прилично — даже несмотря на их близкие отношения, — будить ее звонком в дверь, рискуя быть, как сказали бы в старые красивые времена, не принятым. Но ситуация нынешней ночи была, деликатно выражаясь, неординарной, и поэтому Игорь надеялся на снисхождение.

Он открыл дверь и тихо выскользнул на улицу.

Идти было недалеко. За три квартала, через сквер. В первый год их совместной жизни с Ларисой они частенько рука об руку ходили этим маршрутом — в гости к Илоне. Когда она еще была замужем за тем самодовольным придурком, все достоинство которого, по мнению Игоря, состояло лишь в нагромождении мускулов.

Муженек Илоны где-то кем-то числился, но на самом деле вместе с подобными себе амбалами мотался по городу на раздолбанном допотопном «мерседесе» и бомбил киоски, чьи хозяева были не в состоянии дать им надлежащий отпор. Очевидно, вся эта компания изрядно намозолила глаза более крутым ребятам, поскольку их довольно-таки быстро повязали, и теперь супруг-кормилец занимался лесным бизнесом в качестве подневольной рабочей силы где-то за Уральским хребтом. Илона не слишком-то и была расстроена таким оборотом дела и быстро подала на развод. Тем более что постоянные пьянки и взбучки, получаемые от любезного супруга, не скрашивали ее семейную жизнь.

С Ларисой Илона дружила с раннего детства. И даже была свидетельницей на их, Игоря и Ларисы, свадьбе.

Ну а с некоторого времени их многолетняя дружба подверглась, как говорится, серьезным испытаниям. И не выдержала их…

Сама Лариса, конечно, никогда бы ни о чем и не догадалась. Но в один прекрасный день тайные доброжелатели, близко к сердцу принимающие заботы ближнего и рьяно ратующие за чужую добродетель, настучали ей. И с тех пор этим привычным маршрутом пользовался только Игорь, да и то с оглядкой и всякими предосторожностями…

На лестнице было мрачно, таинственно и тихо. На верхних этажах света вообще не было. На третьем, Илонином, горела тусклая, забрызганная мелом после недавнего косметического ремонта лампочка. На свежеокрашенных стенах уже чернели какие-то рунические надписи и среди них, естественно, «смерть жидам», начертанная латиницей и кем-то замазанная.

Игорь нажал на кнопку. Приглушенный прерывистый звон донесся из-за двери. Игорь подождал. Через некоторое время позвонил еще раз, более настойчиво…

Да нет, никуда она не должна была уйти. Игорь снова надавил на кнопку и долго не отпускал ее. Как бы Илонка ни спала, не услышать звонок невозможно…

Но все было безрезультатно. В квартире ничто даже не шелохнулось. Игорь дернул за ручку. И дверь неожиданно распахнулась. Он вошел. Зажег свет в прихожей. Защелкнул за собой дверь.

Скорее всего, Илонка выскакивала за чем-нибудь ненадолго — вынести мусор, к примеру. Вот и забыла запереться…

Игорь прошел в комнату. Щелкнул выключателем.

Некоторое время, бессмысленно уставившись, смотрел перед собой. Затем зажал рот и бросился в ванную.

Его чистило долго и обильно. Все съеденное и выпитое за минувший день заполнило, забрызгало, загадило стену, ванну, пол перед ней.

Зайти, даже заглянуть в комнату еще раз — ни за какие деньги! Отвернувшись, он протянул руку в проем двери, нашарил выключатель, погасил свет. Пошатываясь, вернулся в прихожую. Сел на табуретку. Закурил.

«Илонка, Илонка… Что за наваждение! Что же это за день такой проклятый!.. Сперва Лариска… И вот… Илонка… Никого не осталось. Господи ты Боже мой!..

Что же теперь? Снова милиция? Снова эта тягомотина? И наверняка все та же ментовская троица…»

«Продержитесь как-нибудь до утра», — вспомнил Игорь слова следователя.

«Спокойной ночи…» — слова врача, повторенные сержантом и наполненные какой-то издевательской многозначительностью…

В мозгу отпечаталась картина, которую будет невозможно забыть до самой смерти. Даже если выдавить себе глаза.

В комнате, в которой он проснулся сегодня утром. В которой пил кофе и наслаждался музыкой. В которой он забывал обо всем, растворяясь в горячем, одурманивающем вихре страсти, — в этой комнате царит сейчас полный разгром.

Разбросанные стулья, опрокинутый стол, брошенный на кровать торшер, осколки посуды и зияющий пустотой разинутый рот вдребезги разбитого зеркала… — все было забрызгано, заляпано красными сгустками и потеками. Тело Илоны, скорчившись, лежало на полу. Над залитыми кровью плечами было нечто отдаленно напоминающее голову. Какой-то большой комок сырого фарша, перемешанный с торчащими из него слипшимися рыжими волосами. Вывалившиеся комки мозга красно-серыми ошметками расплылись рядом в каком-то застывшем клюквенном сиропе. В стороне валялся облепленный грязно-коричневыми клоками чеканный бронзовый подсвечник…

Игорь вывалился на лестницу. Голова кружилась. В мозгу стучало. Дрожащие пальцы цеплялись за перила, чтобы удержать тело на ватных ногах… Надо скорее рвать отсюда. Скорее, пока никто не заметил. Пока не приперли к стене и не навесили на тебя все эти трупы — и этот, и тот, другой, который только что лежал дома и вместе с тем заполнял собой все окружающее пространство.

Эти трупы, эти любимые прежде женщины своей смертью мстят ему за что-то, издевательски хохочут с того света, злорадно наблюдая, как он отбивается от их тянущихся к нему окровавленных пальцев, удушливыми спазмами сжимающих горло, лишающих его хотя бы одного глотка свежего воздуха… воздуха… воздуха!

Он еле полз по ступенькам, с трудом удерживая равновесие. Еле перебирая липкими, скользкими от собственной блевотины руками металлические прутья… Сел.

«Нет. Так дальше нельзя. Надо как-то собраться. Встать. И домой. И нажраться. Нажраться уже до такой степени!..

Хватит на сегодня развлечений!»

Игорь встал. С трудом, но все-таки поднялся и поплелся вниз. Вышел в колодец двора. Стоял и жадно глотал холодный воздух, словно напиваясь жгуче-ледяной влагой. Вдыхал глубоко и ненасытно, до отказа наполняя легкие. И все-таки не мог напиться.

Потом медленно пошел вперед, миновал темный туннель подворотни и оказался на улице…

И тотчас ринулся обратно.

На медленной скорости, словно вынюхивая что-то по сторонам, к подворотне подъезжала патрульная мигалка.

Промчавшись через двор, Игорь нырнул в парадняк. Перескакивая через ступени, обезумевшей спиралью взлетал вверх по лестнице от площадки к площадке. Пронесся сквозь освещенную часть и врезался в темноту. Глаза не видели ничего, и ноги сами, словно включенные на автопилот, несли его наверх. Споткнулся, чуть не раскроив голову о стену. Что-то замычало… Взбежав на самый верх, Игорь влепился в железную дверь чердака и остановился. Провел рукой — и железом об железо брякнул тяжелый замок…

Всё.

Со двора через распахнутое окно послышалось отраженное многогулким эхом урчание мотора. Стихло. Громко хлопнула дверца. Затем голоса:

— Вон туда побежал!

— Сейчас возьмем!

В глубине лестничного пролета тяжело затопотало, становясь все громче и отчетливее. Что-то звякнуло. Послышался мат:

— Какая-то сволочь перила загадила. Не хватайся!

У Игоря все внутри опустилось. И тянуло, тянуло вниз, на каменный пол. Он сел, вытянул ноги, прислонился к стене…

И наплыла полнейшая тупая апатия. Плевать на все…

Шаги неотвратимо поднимались. Все ближе и ближе… Внезапно, словно наткнувшись на что-то, стихли. Остановились прямо под Игорем, всего одним этажом ниже. Чиркнула зажигалка…

— Вот он!.. А ну встать, падла! — разнеслось по лестнице. Послышался глухой удар.

Игорь очнулся. Поднял голову. Разве это не ему?..

Рядом никого не было. Игорь осторожно заглянул сквозь перила в темноту пролета. Лестница освещалась только внизу, до половины. Ничего было не разобрать, но слышалось, как менты глухо суетились на нижней площадке у окна.

— Спящим прикинулся! — злобно заговорил другой голос. И рявкнул: — Встать!

Внизу тупо завозилось, замычало. Сиплый голос оправдывался, доказывая что-то. Слова были смазаны, но интонация не вызывала сомнений.

Послышался резкий звук, словно палкой ударили по туго набитому мешку. Еще один. Еще… Вырвался сиплый крик: