Меч Немезиды - Данил Корецкий

– Секу, – повторил он, как старательный ученик, старающийся понравиться учителю.

Пит ехал в новеньком «Мерседесе S-600», ценой в сто пятьдесят четыре тысячи восемьсот евро. Впрочем, он за него не заплатил ни копейки. Лисицин по-хозяйски развалился на заднем сиденье. Впереди сидели два высоких и широкоплечих охранника, которые надежно отгораживали его от грозящих спереди опасностей. Хотя он лучше многих знал, что часто такая защита оказывается иллюзорной.

– Как, говоришь, его кличут? – Слегка надтреснутый голос Пита в телефонной трубке звучал уверенно и успокаивающе.

– Биток. Так он, во всяком случае, назвался.

– Би-и-т-о-ок, – протянул Лисицин, будто пробовал на вкус кусок мяса, неуверенный – свежее оно или протухло. – Никогда не слыхал. Сейчас много шелупени отмороженной развелось… Ладно, я выясню. Не бойся, самое главное. Когда они придут, Колюня?

Дуксин тяжело вздохнул. Он уже и так все детально изложил Питу. И время, и имена. Но у последнего была странная привычка все время переспрашивать. Будто он плохо слышал или сразу забывал услышанное. Иногда Дуксин думал, что так и есть: разговаривая, Лисицин думает о своих, более важных вещах, поэтому вся информация в одно ухо влетает, а в другое вылетает. Но когда от слов переходили к делу, Пит действовал очень эффективно. Николай Иванович уже имел возможность несколько раз наглядно в этом убедиться.

– Послезавтра, – ответил он. – Где-то во второй половине дня.

– Ладушки, – прокаркал Лисицин. – Я подтянусь с ребятами к полудню. Угостишь меня ланчем, Колюня? Слово такое модное есть. Вроде не завтрак и не обед, а вкусная жрачка. Слыхал?

Дуксин снова вздохнул. Бывший уголовник с образованием четыре класса в последнее время взахлеб читал словарь иностранных слов, даже всюду носил его с собой. При этом делал для себя много открытий и щедро делился ими с окружающими. Самое смешное, что для тех это тоже нередко было открытием.

– Да, слыхал.

– Ну и все. Перетерли. Расход. – Пит выключил мобильник и бросил его в боковой карман своей кожаной куртки. Обратившись к водителю, распорядился: – Сейчас давай на Сретенку, Пыж. Заедем к одному фраеру ушастому. Потом на вокзал, как договаривались, – он посмотрел на наручные часы «Патек Филипп». Очень дорогие часы. Хотя он за них тоже не платил. Солидному вору платить за вещи западло. – Вроде успеваем. Пожрать бы еще надо. А где взять время свободное? Крутишься, крутишься целыми днями, как в жопу ужаленный, а толков кот наплакал. Ладно…

Пит сунул в рот сигарету и чуть приспустил тонированное стекло.

– Порешаем с Гулей и двигаем в «Солнце Востока». Я сам там не был еще, но говорят путевое местечко. Спокойно, кухня хорошая, бакланов всяких нету. Там и кальян покурить можно, только дурь свою надо… Хочешь кальяна курнуть, Соболь?

Сидящий рядом с Пыжом наголо бритый Андрей Соболев заинтересованно обернулся. Хмурое, угрожающее лицо с широким мясистым носом и чуть раскосыми глазами разгладилось:

– А чего, можно…

Соболь всего пару недель назад вернулся из зоны. Пит сидел с ним во время прошлой ходки в Пермской строгорежимной колонии, а познакомились они пятнадцать лет назад в Воркутинской пересылке. Можно сказать, дружба была проверенной, если то, что их связывало, можно было назвать дружбой. По крайней мере Пит мог ему доверять. Парень чистый, не вязаный,[1] во всяких переделках побывал, руки-ноги и хребты ломать умел только так, ножом работал умело, крови не боялся, да и видуху имел устрашающую. А чего еще надо?

– Я этого кальяна-то и не пробовал, – врастяжку произнес Соболь, почесывая татуированную кисть. – А кто звонил, Пит?

– Когда?

– Ну, вот сейчас. Только что.

Лисицин наморщил лоб, будто старался вспомнить. На самом деле, все его воспоминания и переспрашивания были результатом длительного тюремного стажа. Там, за решеткой, слова имеют совсем не ту цену, что на воле. Скажешь не то или не так, и можешь поплатиться: или головой, или задницей, что, в принципе, одно и то же. У Пита была прекрасная память, и он фиксировал каждое произнесенное в его присутствии слово. Однако при ответе «тормозил». Сказывалась неистребимая привычка тщательно обдумывать ответ: что сказать, как сказать, какими словами сказать.

Сам он привык к такой манере и считал, что очень выгодно во всех ситуациях разыгрывать из себя полного «тормоза». А, учитывая, что хорошим актером Петр Лисицин никогда не был, то часто он выглядел не просто простачком, а полным дегенератом. Но кто ж такое осмелится сказать в лицо Лисице?

– Ах, это, – Пит похлопал себя по карману куртки, где минуту назад скрылся его мобильник. – Да коммерс один. Лох. Мы ему «крышу» делаем, вот он и думает, что в корешах у меня ходит. Но проблемка имеется: «наехали» на него по-крутому, нас на хер послали. Надо будет послезавтра заскочить к нему на фирму и покрошить там этих долбаных отморозков. Без разговоров. Я, Пыж, ты, Соболь, и Леху Толченого возьмем. Вполне хватит. Тех козлов будет… Сколько же он сказал? Четверо, по-моему. Кстати, Пыж…

Он ткнул пальцем в каменную спину.

– Не знаешь такого хрена? Биток – кликуха.

На некоторое время в салоне повисла пауза. Пыж тоже знал цену словам. И сейчас он старательно размышлял над вопросом бригадира, прокручивая в голове всю имеющуюся у него информацию. Пыж хорошо знал блатную Москву, регулярно посещал злачные места столицы, умел все видеть, все слышать и узнавать самое необходимое.

«Мерседес» на запредельной скорости мчался по Ленинскому проспекту, заставляя прочий транспорт тормозить и уходить в стороны. Так ведут себя автомобили с правительственными номерами и спецсигналами. Гаишники отворачивались, то ли подчиняясь отменной интуиции, то ли хорошо зная номерные знаки Пита. Матерый рецидивист чувствовал себя так же вольготно, как депутаты, министры, руководители финансовых империй и целых хозяйственных отраслей. И это была самая приятная и удивительная черта замечательного нового времени!

Лисицу давно «короновали», еще двадцать лет назад он держал общак, а его слово на сходках было решающим. Но за пределы уголовной хевры его влияние не распространялось. Если бы не работающий и ранее судимый гражданин Лисицин в былые времена вдруг сел в мало-мальски приличную «Волгу», то любой милиционер, от рядового опера до заштатного участкового мигом закрутил бы ему ласты и отволок в участок: ты что, гадюка уголовная, в приличной машине делаешь? Угнать хочешь?! Да и в приличные места он тогда старался не ходить: центровые кабаки – такое место, где бывший зэк сразу бросается в глаза, кто-нибудь звякнет в ментовку, и все! Опера тогда были не ленивые, азартные – сразу приезжали, отвозили к себе в участок и начинали вопросы всякие задавать. И хоть чистый ты кругом, все равно нервы помотают, да еще могут профилактически ливер отбить… Так что терлись, в основном, по окраинным гадючникам да по провонявшим сыростью притонам. Нынче, слава богу, все по-другому: новое время – демократия и всеобщее равенство!

– Лично не встречался, – изрек наконец Пыж. – А слыхать слышал. Конкретный беспредельщик. Объявился в Москве с полгода, может, чуть меньше. Поначалу бомбил ларечников на пару с местным бакланом по кличке Заяц. Тот вообще никто, полный ноль. Потом им прищемили хвост солнцевские: Биток залез на их территорию. Тогда он подался в центр. Говоришь, сейчас их четверо?

– Вроде так, – Лисицин небрежно пожал плечами.

– Значит, подбирает под себя отморозков, набирает вес, сука, – прищелкнул языком водитель.

– Мы это поправим, – сказал Пит. – Послезавтра отправим их всех червей кормить. Вместе с этим долбаным Кроликом.

– Зайцем, – поправил Пыж.

– Один хрен. Верно я говорю, Соболь?

– Верняк, – недавний зэк грубо заржал.

Сидящие в «Мерседесе» были конкретными людьми. Если какие-то беспредельные бандиты «наехали» на «крышуемый» ими объект, надо перевести их на инвалидность или вообще отправить на тот свет. И проблема будет решена. Причем не только для самих беспредельщиков, но и для всех, кто об этом узнает. А узнают все – подобные слухи разносятся очень быстро.

Пит еще больше приспустил стекло, щелчком большого пальца швырнул окурок на проезжую часть и полностью закрыл окно. Осень в столице выдалась промозглой. «Мерседес» замер на светофоре. Пит невольно сфокусировал взгляд на стоящей у перекрестка молоденькой девушке лет двадцати двух в светлом плаще и с рассыпавшимися по плечам огненно-рыжими волосами. Лисицин любил рыжих. В них было что-то демоническое, к тому же он считал, что и темпераментом они превосходят всех остальных.

– Постой-ка, – сказал Пит водителю и потянул ручку двери. – Телку с собой возьмем.

– А если не поедет? – удивился Соболь. – Белый день кругом!

Пыж только хмыкнул. Соболь давно не был на воле. Кого бояться?

Лисицин никак не отреагировал на реплику подельника. Он ступил на тротуар и в одно мгновение оказался рядом с рыжеволосой. Грубо схватил ее за руку чуть выше локтя. Девушка вздрогнула от неожиданности и обернулась.