Под грузом улик - Дороти Сэйерс

— Ну, что касается трупа, не думаю, чтобы там были какие-нибудь загадки, — откликнулся Уимзи.

— Да, — подтвердил Паркер, — с медицинской экспертизой никаких проблем не было. Пуля попала в легкое, и все.

— Однако, заметьте, он не сам себя застрелил, — добавил достопочтенный Фредди. — Я не хочу что-нибудь сказать, а уж тем более противоречить версии Денвера, но вся эта болтовня, что Каткарт был расстроен и совершенно невменяем, на мой взгляд — чистая ерунда.

— Почему ты так думаешь? — поинтересовался Питер.

— Да потому, милейший, что я тем вечером поднимался наверх вместе с ним. Я был в отвратительном настроении — весь день мне не везло: мало того, что я никого не убил на охоте, я еще и проиграл спор полковнику — мы поспорили, сколько пальцев у кухонной кошки. Так что я сказал Каткарту, что это не мир, а черт-те что, или что-то вроде этого. «Вовсе нет, — ответил мне он, — все в нем устроено преотлично. Я завтра обсужу с Мэри дату свадьбы, и мы с ней уедем в Париж — французы разбираются в сексе». Я что-то заметил по этому поводу, и он, посвистывая, отправился к себе.

Паркер помрачнел. А полковник Марчбэнк откашлялся.

— Ну и что, — произнес он, — для такого человека, как Каткарт, это ничего не значит, ровным счетом ничего. Вы же знаете — воспитан на французский манер. Не то что простые англичане. Вечное шараханье: то туда, то сюда! Несчастный бедняга. Ну что ж, Питер, надеюсь, вам с мистером Паркером удастся что-нибудь выяснить. Не можем же мы допустить, чтобы старина Денвер был впутан в такую историю. Как ему не повезло, бедняге, да еще сейчас, когда так много дичи. Ну, я полагаю, вы сейчас отправитесь все осматривать, а, мистер Паркер? Как вы насчет того, чтобы пойти покатать шары, Фредди?

— Годится, — ответил достопочтенный Фредди, — только вы мне дадите сотню форы, полковник.

— Вот уж нет, вот уж нет, — весело откликнулся ветеран, — вы прекрасно играете.

После ухода мистера Мерблеса Уимзи и Паркер наконец остались с глазу на глаз.

— Не знаю, правильно ли я поступил, что вообще приехал, Питер, — проговорил детектив. — Если вам кажется…

— Послушайте, старина, — откровенно ответил Уимзи, — давайте не будем щепетильничать. Мы должны заняться этим делом, как любым другим. Если выяснится что-нибудь неприятное, я предпочту иметь рядом вас, чем кого-нибудь другого. По существу, дело несложное, и я намерен в нем как следует разобраться.

— Если вы уверены…

— Дружище, если бы вас не было здесь, я бы тут же послал за вами. Ну а теперь — к делу. Естественно, я исхожу из того, что старик Джералд не имеет к этому отношения.

— Я тоже уверен, что он ни при чем, — согласился Паркер.

— Нет-нет, — возразил Уимзи, — у вас другая задача. Никакой опрометчивости, никакой доверчивости. Вы должны разбивать все мои надежды и подвергать сомнению все мои выводы.

— Годится! — подхватил Паркер. — С чего начнем?

Питер задумался.

— Я думаю, мы начнем с комнаты Каткарта.

Спальня Каткарта была среднего размера, с единственным окном, выходящим на ту же сторону, что и парадная дверь. Справа стояла кровать, у окна — туалетный столик. Слева находился камин, перед которым располагались кресло и небольшой письменный стол.

— Ничего не тронуто, — пояснил Паркер. — Крейксу хватило на это ума.

— Хорошо, — ответил лорд Питер. — Очень хорошо. Джералд сказал, что, когда он обвинил Каткарта в шулерстве, тот вскочил, чуть не опрокинув стол, то есть письменный стол, — значит, Каткарт сидел в кресле. Да, он резко отодвинул его назад и смял ковер. Видите! Пока неплохо. Так, а чем он здесь занимался? Он не читал, поскольку книг вокруг не видно, — а нам известно, что он выскочил из комнаты и больше уже в нее не возвращался. Очень хорошо. Может, он писал? Нет, что доказывает девственно чистое пресс-папье…

— Он мог писать карандашом, — предположил Паркер.

— Верно, мог. Но тогда он должен был запихать бумагу в карман, когда вошел Джералд, потому что здесь ее не видно. Однако она не была найдена при нем — стало быть, он не писал.

— Если он только не кинул ее в какое-нибудь другое место, — возразил Паркер. — Мне не удалось осмотреть весь участок, а если мы примем выстрел, слышанный Хардроу без десяти двенадцать, за тот самый выстрел, то, по самым грубым подсчетам, у Каткарта было полтора часа времени.

— Очень хорошо. Тогда будем считать, что пока ничто не указывает на то, что он писал. Годится? Тогда…

Лорд Питер вынул лупу и, прежде чем опуститься в кресло, тщательно осмотрел его.

— Никаких намеков. Каткарт сидел на моем месте. Он не писал. Вы уверены, что в комнате ничего не трогали?

— Абсолютно уверен.

— К тому же он не курил.

— Почему нет? Он мог бросить окурок сигары или сигареты в камин, когда вошел Денвер.

— Только не сигареты, иначе мы бы обнаружили где-нибудь следы: на полу или на каминной решетке. Пепел легко разлетается повсюду. Что касается сигары — то это возможно, — от нее могло не остаться никаких следов. Впрочем, надеюсь, что он не курил.

— Почему?

— Потому что, старина, я бы предпочел, чтобы в словах Джералда была бы хоть доля истины. Человек во взвинченном состоянии не наслаждается сигарой перед сном, тщательно следя за тем, чтобы не уронить пепел. С другой стороны, если прав Фредди и Каткарт ощущал себя на редкость бодро и оптимистично взирал на жизнь, это вполне допустимо.

— Вы считаете, что мистер Арбатнот сочинил все это? — задумчиво промолвил Паркер. — Мне не показалось. Нужно обладать недюжинным воображением и злорадством, чтобы выдумать такое, а, на мой взгляд, ему не свойственно ни то, ни другое.

— Знаю, — откликнулся лорд Питер. — Я знаком со стариной Фредди всю свою жизнь — он и мухи не обидит. К тому же у него просто мозгов не хватит на то, чтобы что-нибудь сочинить. Но дело в том, что и у Джералда не хватило бы мозгов на сочинение этой адельфийской драмы между ним и Каткартом.

— С другой стороны, — заметил Паркер, — если мы на секунду допустим, что он застрелил Каткарта, то у него был стимул, чтобы ее сочинить. Тогда она была нужна, чтобы каким-то образом выпутаться. Просто удивительно, насколько сообразительными становятся люди, когда на чашу весов брошена их жизнь. А такая надуманная история предполагает скорее неопытного сочинителя.

— Ты прав, о царь. Пока вы опровергли все мои предположения. Ну, ничего. Я истекаю кровью, но не сдаюсь. Каткарт сидел здесь…

— Как утверждал ваш брат.

— Черт бы вас побрал, это я утверждаю. По крайней мере, кто-то здесь сидел — на подушках оставлены вмятины.

— Они могли появиться еще днем.

— Чушь. Их не было дома целый день. Не усердствуйте в своем саддукействе, Чарлз. Говорю, Каткарт сидел здесь и… ура! ура! — Он резко наклонился и уставился на каминную решетку. — Чарлз! Здесь обгоревшая бумага.

— Я знаю. Меня это тоже очень вдохновило вчера, но потом я обнаружил, что она есть почти во всех комнатах. Камины обычно гасятся на день, если никто не остается в доме, а потом их снова растапливают за час до обеда. Понимаете, из прислуги здесь только кухарка, горничная и Флеминг, и при такой большой компании у них уйма дел.

Лорд Питер принялся вытаскивать обгоревшие клочки бумаги.

— Ничем не могу вас опровергнуть, — с досадой откликнулся он, — и этот клочок «Монинг пост» только подтверждает вашу правоту. Единственное, что остается предположить, — что Каткарт просто сидел здесь и ничем не занимался. Но, боюсь, это не слишком продвигает нас вперед. — Он встал и подошел к туалетному столику. — Мне нравится этот набор из черепахового панциря, — заметил он, — и эти духи «Вечерний поцелуй» тоже очень милы. Никогда их раньше не видел. Надо будет обратить на них внимание Бантера. Какой очаровательный маникюрный набор, не правда ли? Я люблю быть чистым и аккуратным, но, знаете, Каткарт всегда производил впечатление какого-то слишком чистого и ухоженного человека. Бедняга! И все кончилось тем, что его похоронят в Голдерс-Грин. Знаете, я с ним виделся всего раз или два. И он поразил меня своим кругозором — ему было известно все обо всем. Я был очень удивлен выбором Мэри, хотя на самом деле я мало что о ней знаю. Она на пять лет младше меня. Когда началась война, она только-только закончила школу, потом уехала в Париж, а когда вернулась, то занималась благотворительной деятельностью, была сестрой милосердия, так что мы виделись с ней очень редко. В то время она была одержима идеями переустройства мира и не слишком охотно разговаривала со мной. Потом связалась с каким-то пацифистом, который, если я не ошибаюсь, был еще и фальшивомонетчиком. Потом, как вам известно, я болел, затем получил от ворот поворот от Барбары и меня мало интересовали чужие сердечные дела, потом я занимался делом о бриллиантах Аттенбери — а в результате всего этого мне ничего не известно о собственной сестре. Но, похоже, ее вкус в отношении мужчин переменился. Я знаю, матушка считала Каткарта обаятельным: вероятно, это означает, что он обладал какой-то привлекательностью для женщин. Мужчине невозможно понять, что делает другого мужчину привлекательным; но мама обычно не ошибается в таких вещах. А что с бумагами этого парня?