Живые души, или похождения Лебедько - Владислав Лебедько

Вот герой наш в Ярославле. Весьма довольный обильным обедом, а в особенности прогулкой промеж многочисленных церквей, да по набережной Волги, где зацветали первыми, едва распускающимися листочками березы и липы да речной запах навевал дурманящие грезы, Владислав Евгеньевич возвратился в свой номер и стал готовиться ко сну. На другой день назначена была встреча с Берковым. Он не знал еще, как начнет беседу и как именно развернет ее к желанной цели, но некая уверенность уже укоренилась в нем, тем более, что интуиция его имела свойство именно во сне подготовлять сознание к разного рода непростым и неожиданным событиям. Так случилось и в этот раз.

Забегая вперед, стоит отметить, что уже известный читателю Малкин научил в свое время нашего героя специальному способу внутренней работы со сновидениями. Едва проснувшись и пребывая еще частично в объятиях Морфея, не открывая глаз, следовало вновь вспомнить те образы, которые являлись ночью во сне. Сие упражнение требовало известной сноровки, ибо образы норовили как можно скорее спрятаться от пробуждающегося сознания. Имея же навык ухватить их и не отпускать, можно было, разматывая один образ за другим и допуская даже некоторую долю воображения там, где между образами связи не было, увидеть сновидение как бы заново, уже почти наяву. Более того, далее открывалась возможность свободной игры этими образами, отождествлением с ними и даже диалогом как с самостоятельными живыми существами. Впрочем, Малкин даже настаивал, что они – образы сновидений – таковыми и являются.

И вот, чуя близость пробуждения, Лебедько вспоминает, что этой ночью в его сновидении являлись образы капитана Немо, Волшебника Изумрудного Города и Улыбки Чеширского Кота.

Капитан Немо… Образ, в котором Владислав Евгеньевич хотел бы себя видеть как раз в том возрасте, в котором он и пребывал. Мудрый, всезнающий человек, постигший суетность этого мира. Простые и ясные черты идеального Родителя – ведь когда Лебедько был мальчишкой, читавшим Жюля Верна и смотревшим экранизацию знаменитого романа, то именно такого Родителя он мечтал лицезреть в своих близких. Увы… Потом была попытка найти такого Родителя в Малкине, в ком-то еще… Но, ежели вникнуть в суть дела, несложно уразуметь, что это своего рода проекция. В образ капитана Немо герой наш проецировал самое себя, и когда он по отношению к кому-то выступал в Родительской позиции, в нем проявлялись черты именно капитана Немо в ряду, конечно, и многих других персонажей. И вдруг озарение упругой волной растекается по всем членам: Немо – это же Никто!… Таинственная загадочность?… Подводный мир, подводная лодка – символ погружения в глубины бессознательного, в недрах коего на самом дне, в пещере обитает загадочный мудрец, имя которому Никто… Ассоциации с юнгианской Самостью…

Немо, Никто, никто – даже с маленькой буквы, неназванный, тот, кто может быть всяким и всем… Капитан Немо – ключ к сокровенным глубинам бессознательного. Он удалился от суетного мира, где на поверхности лишь ложь, глупость и неутомимый карнавал масок, прикрывающих бессмысленность. И вот Лебедько уже погружается на дно. Перед ним предстает пещера, откуда бьет мощный поток света. Входя в пещеру, он спускается по каменным ступеням, неведомые огни всполохами мерцают круг него. Дверь – выход в осенний мрачный сад… Желтые листья – и все это на дне, – таинственный подводный город. Вспоминаются кадры из фильма, где молодой капитан Немо, приговоренный на казнь, привязан к пушке, и еще много, много пушек с привязанными к ним людьми – во весь горизонт, а сам Немо больше не привязан, он стоит рядом с Лебедько, скрестив руки, и предлагает прогуляться вдоль пушек. «Смотри, – говорит он, – сейчас эти пушки выстрелят, и все личины, которые к ним привязаны, разлетятся в пух и прах! Готов ли ты увидеть это и пережить?». Не дожидаясь ответа, происходит залп… Кровавое месиво, комок отвращения в горле. Вдруг Немо оборачивается Малкиным и произносит: «Ты видишь, как всё просто?!». Лебедько решительно озадачен: «Я вообще-то с собой хотел встретиться, а не с тобой» – «А кто я, как не ты? Не весь ты, конечно, но я – это тоже ты!». Они идут по некому парку, поднимаются по мраморной лестнице, и к ним присовокупляется еще один капитан Немо, уже в белых индийских одеждах, произносящий: «Мы идем к четвертому, чтобы образовать полный цикл, только не удивляйся, когда увидишь, кто это». Предупреждение сие решительно лишнее, ибо Лебедько уже знает – кто там. Троица входит в таинственную залу, усаживаясь за круглый стол, в кресла, по левую руку от Лебедько – Малкин, по правую – капитан Немо. Четвертое кресло пустует. Медленно, будто из облака, сгущается в нем некая фигура, обретая черты отца Владислава Евгеньевича и произнося: «Вот тебе и вся Самость. Теперь мы все в сборе!». И вот уже Лебедько чувствует, что все четверо – это и есть он, и имя его – Никто. К нему на благословение тянется вереница людей, какие-то близкие, далекие, знакомые и незнакомые люди – надобно просто коснуться каждого. Лебедько остро чувствует, что он не просто Никто – его самого-то и нет! Через маску его лица смотрит само Бытие, само на себя. Все перемешивается в вихре, и из вихря этого будто Бог, из бури представший перед многострадальным Иовом, проявляется Волшебник Изумрудного Города.

О! Это была самая захватывающая сказка в детстве нашего героя, как был влюблен он в девочку Элли, которая шла вместе с друзьями к мудрому Гудвину. Гудвин же, в свою очередь оказался «картонной дурилкой», миражом, но весь парадоксализм ситуации в том, что Гудвин также и маяк. Когда ты приходишь к нему, то видишь, наверное, что это – пустышка, но пройти весь сложный путь до этой пустышки, до этого Ничто, преодолев все трудности и тяготы пути и обретя достойнейших друзей, можно только прельстившись величием это пустышки! Сам путь уже все решил, решительно все. Ты шел к Гудвину, а оказалось, что пришел к себе, и даже более, чем к себе – к Ничто. Нет ни малейшего желания думать, здесь каждое сказанное слово может убить все, точнее – Ничто.

А что же улыбка Чеширского Кота? Лебедько уже был ей – только что, сейчас оттуда и задал вопрос: «Кто я?». Тотчас понял абсолютную бессмысленность этого вопроса, даже Никто – это не ответ, даже Ничто – это не ответ. Сам вопрос бессмысленный. Точнее, нет, не так. Вопрос не бессмысленный, этот вопрос играет ту же роль, что и Гудвин.

Сию минуту Владислав Евгеньевич потягивается, кряхтит, отверзает веки и, садясь на скрипучей гостиничной кровати, произносит вдруг вслух: «Ух ты! Эвона в какую литературу заехать изволил! Что же, господин Берков, держитесь, милостивый сударь, я иду к вам!». И при этих словах поднявшись и радостно отшлепавши себя по ягодицам, наш сновидец пришел весьма в бодрое состояние духа, в коем и находился все утро, удивляясь тому, что во снах находится много вещей, неизъяснимых даже для самого обширного ума. Потом мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец занеслись бог знает куда.

В полдень, как и было намечено, рука Владислава Евгеньевича уверенно коснулась звонка перед квартирою номер двенадцать в одном из пятиэтажных домов по улице Первомайской. Спустя немного времени, за дверью послышался глухой кашель и шаркающие шаги. Без привычного в подобных случаях вопроса: «Кто там?» дверь отворилась. На пороге стоял действительно широкий во всех отношениях мужчина лет шестидесяти пяти: широка была его талия, широко лицо и широка улыбка, сие лицо озаряющая. «Я…» – начал было в волнении Лебедько, но Берков (а это был, без сомнения, он) прервал его на полуслове: «Знаю, знаю, проходи, брат, да не обессудь – ремонту меня», – и действительно, вещи в квартире были нагромождены чрезвычайно беспорядочно, обои отодраны, а весь пол оказался покрыт штукатуркой. «Ты ботинки-то не снимай, иди на кухню, будем чаевничать, – продолжал Берков, – я бы тебя на даче встретил, да вот понимаешь – ремонт: это… это…», – Борис Петрович совершил неопределенный, но очень широкий, размашистый жест, позволивший Владиславу Евгеньевичу подхватить: «Ремонт – это состояние души!», – добродушное лицо Беркова растянулось в очередной широкой улыбке. Он одобрительно похлопал гостя по плечу: «Смекаешь, брат. Ну, не откажись выкушать зеленого чайку да и пирогами-то не побрезгуй, хозяйка утром испекла – тут тебе с рыбой, с капустой, с яблоком…».

Хозяин, поколдовав с заварным чайником, попереженив чай аж восемь раз и дождавшись того момента, когда гость с аппетитом набросится на пирог, подначил его вопросом: «Ну-с, с чем изволил пожаловать?» – Лебедько, пойманный вопросом, что называется, с полным ртом, начал было, жестикулируя: «Все говорят, кхе, все говорят…» – «Все говорят – нет правды на земле, но правды нет и выше, – для меня так это ясно, как простая гамма! – подхватил Берков и залился звонким смехом, видимо, довольный удачной своей аллюзией на пушкинского Сальери, – и заметь, это я тебе безо всякого буддизма, а просто из жизненного опыта скажу». Гость тем временем спешно прожевал и проглотил кусок и проделал еще одну попытку изъяснить свою мысль: «Все говорят, мол, просветление и все такое, так вот я бы хотел сей щекотливый вопрос прояснить, так сказать, из первоисточника». Хозяин вновь растянулся в широчайшей улыбке: «Эк ты! С первого же абцуга так польстил старику! Ну, слушай же, слушай, но не соглашайся ни с одним моим положением, ибо убедить я тебя могу в чем угодно и это, как ты понимаешь, будет великая иллюзия, – для пущей убедительности Берков сподобился и подмигнуть. – Мы это самое просветление, как ты изволил выразиться, называем изначальным состоянием. Так вот! Когда в канонических текстах ты встречаешь что-то типа такого оборота, мол, «просветлевший будда заметил, что окружающие – тоже будды», ты воспринимаешь это как некую поэтическую аллегорию, но заметь – наше изначальное базовое состояние является просветленным. – Лебедько слушал превнимательно, но и пирог жевать не забывал. – И дальше все, что происходит с человеком в процессе формирования личности, делается из этого же материала, то бишь из изначального состояния. В противном случае этого было бы совершенно невозможно достичь! Просветление – это просто возврат обратно. Совершить этот возврат как действие принципиально невозможно! – Свои речи Берков подкреплял, солидно кивая головой. – И нет никакой разницы между обычной непросветленной личностью и личностью, стремящейся к просветлению, поелику и то, и другое строится на основе изначального состояния. Любое стремление уводит искателя от изначального состояния куда как далеко. В свое время грамотные буддийские мастера исследовали, приводят ли буддийские практики к просветлению. Исследования их однозначно показали – нет, не приводят. Но – способствуют! Измучившись, назанимавшись всякой хренью, ты вдруг обнаруживаешь, что ты все время… «Что?» – «И так все время был просветленным?» – ответствовал Лебедько, покончивший к тому времени уже с двумя внушительного размера пирогами. «Погоди, не торопись. Известен такой случай: один почтенный практик обращается еще к более почтенному Мастеру: «Такой-то и такой-то просидел десять кальп в медитации, да так и не достиг просветления. Почему?» – «Ты задаешь хороший вопрос!» – отвечает Мастер. «Все-таки почему?» – не унимается ученик. На что Мастер изрёк совершенно идеальную фразу: «Потому что не достиг». Понимаешь?» – «Просветленному просветление не грозит», – попытался было отшутиться гость.