Люси. Истоки рода человеческого - Дональд Джохансон

К подобным выводам нельзя прийти за одну ночь. На это требуется время. Прежде всего нужно иметь исходный материал — ископаемые остатки. Потом нужно их рассортировать. К сожалению, это не всегда проходит гладко. Вы имеете дело с тем, что у вас есть. Но стоит появиться чему-то новому, и прежнюю классификацию приходится видоизменять. Вы стараетесь изо всех сил, полагаясь отчасти на везение и интуицию.

Но вот наступает момент, когда вам предстоит сделать над собой усилие, чтобы поверить собственным глазам. И здесь начинается самое трудное: вы уже привыкли к определенному стереотипу мышления и не хотите его менять. Ученый может провести целую жизнь, отстаивая свое мнение о том или ином сочетании зубов и челюсти или о таксономическом значении размеров мозга. Если новые данные противоречат его концепции, принять их не так-то легко. Мне кажется, что в случае яванского питекантропа труднее всего было признать его древность. Его возраст исчислялся по меньшей мере в 500 тысяч лет, что в пять раз превышало древность неандертальца, в которую поверили тоже далеко не сразу. Теперь возьмите Люси. Она в шесть раз древнее питекантропа Дюбуа. В шесть раз!

Меня часто спрашивают, чем можно заполнить этот гигантский промежуток времени.

Несколькими вещами. Например, более ранним типом человека. А также двумя или тремя разновидностями австралопитековых. Это новое название имеет для нашей истории чрезвычайно важное значение.

Австралопитеки — это ранние гоминиды, но не люди. Я уже говорил, что можно принадлежать к гоминидам и не быть человеком. Пару миллионов лет назад по Африке разгуливали существа, настолько примитивные по своему типу, с такими странными зубами и таким малым объемом мозга, что их нельзя причислить к роду человеческому. Встает вопрос: были ли они нашими предками или двоюродными братьями? Об этом спорят до сих пор. Дело усложняется тем, что существовали две или три разновидности этих созданий — крупные и более мелкие формы прямоходящих «почти людей», получивших родовое название Australopithecus.

Найдя Люси — нечто по меньшей мере столь же древнее, как и австралопитеки, и в некоторых отношениях более примитивное, — я задал себе вопрос: принадлежит ли Люси к тому же роду? И долгое время не мог найти ответа. Когда все кости были очищены, подобраны и разложены на столе, я при первом взгляде на них подумал, что Люси, пожалуй, можно отнести к австралопитековым. Но я не мог быть уверен в этом. Она слишком мала, и зубы какие-то странные. Она была похожа на двуногую обезьяну, с тем лишь отличием, что не была обезьяной. Этот маленький представитель гоминид приводил вас в полное недоумение, озадачивал, интриговал. Чтобы решить, относится ли Люси к австралопитековым, нужно было ждать результатов подробного анализа костяка. В то время в вопросе об австралопитековых царила полная неразбериха.

И я вновь должен сказать о том, как мне повезло.

Вступая в науку, нужно выбирать для себя самую трудную и запутанную область — вроде того, что представляла собой проблема плио-плейстоцена в начале 70-х годов. Именно здесь, помогая разобраться в этой путанице, свежие молодые силы имеют шанс заявить о себе.

Глава 2

Южная Африка: первые обезьянолюди

Предшественники человека отличались от живущих ныне обезьян тем, что были закоренелыми хищниками; плотоядные создания, они прибегали к насилию, чтобы поймать добычу, убивали ее, раздирали искалеченные тела, отрывали конечности и жадно поглощали корчащуюся в предсмертных муках жертву, утоляя жажду ее горячей кровью.

Мы дети Каина… Человек — это хищник, в котором самой природой заложен инстинкт убивать с помощью оружия. Внезапное приобретение крупного мозга вооруженным и преуспевающим хищным животным привело к появлению… человека

Нельзя не почувствовать, что Дарт преуменьшает значение социальных отношений, которые существовали даже у древнейших людей и были необходимы им, чтобы выживать и заботиться о потомстве, длительно подготавливая младшее поколение к жизни в сообществе. Картина, которую рисует Дарт, написана в таких мрачных тонах, что трудно поверить в ее правдоподобие.

История с австралопитеками началась в 1924 году и в самом, казалось бы, неожиданном месте. Как мы видели, основные усилия исследователей, пытавшихся отыскать корни человечества, были связаны с Европой. Именно здесь удалось обнаружить кроманьонского и неандертальского человека и удлинить таким образом предысторию человека на 100 тысяч лет. Потом исследования перекинулись на Яву и в Китай. Открылись новые дали, достигавшие полумиллиона лет. Никому не приходило в голову искать гоминид в Африке, хотя было известно, что на юге этого континента во множестве сохранились необычайно древние остатки млекопитающих и рептилий. Эксцентричный шотландец по имени Роберт Брум стал известен в научных кругах своими работами по описанию именно этих ископаемых животных. Он смог показать, как шла эволюция первых млекопитающих от ранних форм рептилий. Однако Брум никогда не находил остатков гоминид; другим исследователям тоже не приходило в голову искать их в Южной Африке — ведь можно было заранее думать, что их здесь быть не может. Гоминиды произошли от человекообразных обезьян, обезьяны живут в тропических лесах, а на юге Африки таких лесов не было уже миллионы лет.

Эта логика казалась вполне убедительной. Но вот однажды некая молодая особа, жившая в Южной Африке и интересовавшаяся окаменелостями, увидела на камине в доме своего приятеля нечто напомнившее ей череп вымершего павиана. Она сказала об этом другу. «Ну уж нет, — ответил тот, — этого не может быть. Ведь в Южной Африке нет ископаемых остатков обезьян». Он объяснил, что череп попал к нему из каменоломни, владельцем которой он был. Она находилась в Таунге, входившем тогда в состав протектората Бечуаналенд; когда там взрывали известняк, в породе иногда обнажались окаменелости. Череп был одной из них, но никто не мог определить его принадлежность.

Этот рассказ заинтересовал молодую женщину, и она передала его своему знакомому, профессору анатомии д-ру Реймонду Дарту, который в то время преподавал в университете Витватерсранд в Йоханнесбурге. Дарт объяснил, что ее друг был прав в отношении человекообразных обезьян — они действительно никогда не встречались в Южной Африке, — но заблуждался относительно павианов. Эти крупные обезьяны хорошо приспособлены к наземному (не древесному) образу жизни в засушливой местности. Они обитали в Южной Африке сотни тысяч лет и встречаются здесь поныне.

Так совпало, что Дарт сам питал огромный интерес к окаменелостям. Он попросил владельца каменоломни об услуге: нельзя ли, в случае если будут найдены новые ископаемые остатки, переправить их ему? Прошло некоторое время, и к нему на дом прибыли два больших ящика с обломками известняка. В первом Дарт не нашел ничего интересного, но когда он открыл второй, его взгляд упал на округлый кусок известняка, выделявшийся на фоне неровных обломков. Дарт узнал в нем эндокран — некогда порода заполнила внутреннюю полость черепа и затвердела в нем, в точности воспроизведя размеры и форму давно исчезнувшего мозга. По словам Дарта, «на поверхности камня были отчетливо видны извилины и борозды мозга, кровеносные сосуды». Видны опытному глазу, добавим мы. Занимаясь медициной в Лондоне, Дарт основательно изучил эндокраны и поэтому смог оценить, даже при отсутствии черепа, что предстало перед его взором. Очевидно, во время добычи известняка при взрыве череп обломился и либо был потерян, либо лежал где-нибудь в глубине ящика.

В первый момент Дарт подумал, что перед ним эндокран павиана. Но, приглядевшись повнимательнее, он решил, что мозг был слишком велик, чтобы поместиться в каком-либо из виденных им павианьих черепов. К тому же мозг отличался и по форме — относительные размеры его были заметно больше, чем у павиана.

Дарт знал, что человекообразные обезьяны — шимпанзе и горилла — обладают более развитым по сравнению с павианами интеллектом и более крупным мозгом, и вдруг ему в голову пришла мысль: а может быть, вопреки всему, в Южной Африке в отдаленном прошлом жили до сих пор неизвестные, ныне вымершие человекообразные обезьяны, обитавшие на открытой местности? Он начал лихорадочно рыться в ящике с камнями, пытаясь найти кусок, который соответствовал бы слепку мозга. Если бы ему это удалось, он располагал бы и самим черепом. Как назло, именно на этот день была назначена свадьба его друга. Церемония должна была состояться в доме Дарта, и ему предстояло быть шафером. Уже начали съезжаться гости, а Дарт все еще перебирал куски известняка, пока, наконец, жених, барабаня в дверь, не напомнил о его обязанностях. С трудом оторвавшись от ящика и стряхнув пыль с брюк, Дарт надел пиджак и галстук и вышел к гостям. Едва дождавшись конца церемонии, он бросился к себе и буквально через минуту держал в руках кусок породы, который точно соответствовал эндокрану. Уставившись на эту вторую окаменелость, он сообразил, что смотрит внутрь маленькой головки. Повернув окаменелость другой стороной, чтобы увидеть лицевую часть, Дарт обнаружил, что она покрыта коркой из известняка, смешанного с песком и гравием. Этот плотный цементоподобный материал, называемый брекчией, не позволял рассмотреть особенности лицевого скелета. Но Дарт знал, что лицевая часть там — ее очертания угадывались изнутри, с задней стороны.