Люси. Истоки рода человеческого - Дональд Джохансон

Дарт не был палеонтологом. Он почти не знал, как нужно обращаться с окаменелостями, и не имел никаких руководств, которые подсказали бы ему, с чего начать. Но он все-таки приступил к делу и, как выяснилось, действовал весьма разумно. Не зная, насколько хрупким окажется череп, и боясь повредить его резкими ударами долота, Дарт поместил находку в ящик с песком для устойчивости и амортизации. Затем взял маленькое долото и принялся осторожно удалять брекчию. Позднее он взял у жены для этой же цели вязальную спицу и сточил ее кончик, сделав его трехгранным. Он долбил и откалывал кусочек за кусочком, и через семьдесят три дня окаменелость была очищена от брекчии.

То, что он увидел, поразило его. Череп принадлежал шестилетнему детенышу с полным набором молочных зубов. Коренные зубы, которые у человека обычно появляются к шести годам, только начали прорезываться. Череп, безусловно, не мог принадлежать молодому павиану. Он был слишком высоким и круглым, с небольшой лицевой частью. У павианов обычно удлиненная морда и уплощенный череп. Новая находка больше походила на череп шимпанзе, но даже и для этой обезьяны верх его был чересчур выпуклым. Кроме того, при одном взгляде на зубы Дарт отверг мысль о том, что перед ним павиан или шимпанзе: у тех мощно развиты клыки, а у детеныша из каменоломни они почти не превосходили по размеру зубы человеческого ребенка.

Перевернув находку, Дарт отметил еще одну особенность — большое затылочное отверстие, служащее для выхода спинного мозга, располагалось на нижней стороне черепа, свидетельствуя о том, что в течение своей короткой жизни шестилетний малыш ходил выпрямившись на двух ногах. У павианов и шимпанзе это отверстие расположено ближе к затылку, что связано с их четвероногим способом передвижения.

Прямоходящая обезьяна? Да может ли это быть? И если так, то как она оказалась в Южной Африке, за две тысячи миль от мест обитания человекообразных обезьян? Чем дольше Дарт смотрел на маленький череп, тем сильнее поражала анатома его необычность. И вдруг, как когда-то Дюбуа, Дарта пронзила мысль, что перед ним — недостающее звено, переходная ступень от обезьян к человеку.

Привыкший полагаться на свои суждения и не склонный откладывать дела на завтра, Дарт сел и написал статью в Nature — престижный английский журнал, в котором публиковались наиболее важные результаты научных исследований. Позднее Дарт сказал: «В те времена было принято подобные находки держать в тайне; обнародовать их можно было лишь лет через десять, после того как синклит авторитетных ученых из Британского музея или другой не менее солидной организации выскажет о них свое суждение. Однако я был уверен в неопровержимости моих выводов».

Молодой шимпанзе

Человеческий ребенок

«Бэби из Таунга»

Многие английские ученые отвергали предложенную Реймондом Дартом классификацию «бэби из Таунга» как гоминида из-за того, что низкий свод черепа, прогнатизм и отсутствие подбородка делали его на первый взгляд более похожим на молодого шимпанзе, чем на человеческого ребенка. Однако коренные зубы у «бэби из Таунга» были крупнее передних (человеческая черта), а такие характерные для человекообразных обезьян особенности, как заостренные клыки и диастемы (промежутки между зубами), отсутствовали.

Статья Дарта была принята, и читатели журнала впервые узнали о том, что по земле, возможно, когда-то бродило существо, передвигавшееся на двух ногах, но почти не отличавшееся по размерам мозга от человекообразных обезьян. Дарт назвал это необыкновенное маленькое создание Australopithecus africanus, т. е. южной (Australo…) обезьяной (pithecus) из Африки. Однако оно быстро стало известным как «бэби из Таунга». Им бредила публика, пестрели заголовки газет, которые видели в нем наконец-то найденное «недостающее звено». Даже в мюзик-холле не обошлось без шуток на эту тему: «Что это за девушка была с вами вечером? Она родом не из Таунга?».

Публикация статьи действительно была слишком поспешной. Дарт ни с кем предварительно не посоветовался. Ученый мир отнесся к его сообщению, как и следовало ожидать, с осторожностью. Центр палеоантропологии переместился в то время в Англию, где высшим авторитетом был 60-летний Артур Кизс, хранитель Хантеровской коллекции в Королевском хирургическом колледже, бывший президент Института антропологии. Вскоре Кизс произнес свой первый приговор: «Я не думаю, чтобы профессор Дарт заблуждался. Если он внимательно изучил череп, мы должны считаться с его суждениями».

Через некоторое время Кизс вторично высказался по поводу статьи Дарта: «Мы не можем сомневаться в его [Дарта] знаниях, силе ума и воображения. Однако меня пугает его взбалмошность, пренебрежение общепринятым мнением и неортодоксальность взглядов».

В конце концов Кизс решительно прекратил спор по поводу черепа из Таунга, заявив о его принадлежности «в лучшем случае какому-то роду человекообразных обезьян типа шимпанзе или гориллы… Обезьяна из Таунга не может входить в число предков человека уже потому, что она появилась слишком поздно». Это озадачило Дарта: что значит «поздно»? Дарт оценил возраст черепа в целый миллион лет. Ему казалось, что это довольно много.

Другие представители большой четверки британских антропологов — сэр Графтон Эллиот Смит, сэр Артур Смит Вудворд и д-р У.Л.Дакворт — хотя и не отвергали полностью притязаний Дарта, старались уклониться от прямого ответа. Особенно огорчила Дарта недостаточная поддержка со стороны Эллиота Смита: ведь именно под его руководством Дарт занимался изучением эндокранов, и Смит хорошо знал, насколько компетентен был его ученик по части размеров и формы черепа у различных приматов. И все-таки даже он не мог переварить сенсационных утверждений Дарта.

Единственным ученым, открыто выступившим в поддержку Дарта, был его коллега, грозный Роберт Брум, знаменитый своими работами по классификации южноафриканских ископаемых млекопитающих и рептилий. Он написал Дарту письмо, поздравляя его с выходом статьи в Nature. А спустя две недели Брум «…без предупреждения ворвался в мою лабораторию. Не обращая внимания на меня и моих сотрудников, он подбежал к тому месту, где стоял череп, и опустился перед ним на колени, словно в порыве поклонения предкам». Брум был прирожденным борцом и страстным полемистом. Его раздражало нежелание Дарта более энергично выступить в защиту своей находки, и он решил сделать это сам. Написав письмо в Nature, Брум решительно поддержал точку зрения Дарта. Его пример ободрил других ученых, которые думали так же, как и он.

Одним из них, в частности, был У.Дж. Соллас, профессор геологии и палеонтологии Оксфордского университета. Запомните это имя — оно еще не раз будет фигурировать в нашем рассказе об ископаемом человеке. Соллас с радостью узнал, что Брум сразился с Вудвордом и Кизсом, так как он ненавидел и того и другого. Соллас, одновременно обидчивый и задиристый в спорах, не мог простить Вудворду, что тот не признавал некоторые его работы. Больше пяти лет Соллас потратил на усовершенствование способа изготовления копий с окаменелостей, замурованных в горной породе. Во время демонстрации метода перед научной аудиторией Вудворд унизил автора, назвав его изобретение «игрушкой», не заслуживающей внимания. Не меньше раздражали Солласа и часто повторяемые высказывания Кизса о том, что некоторые геологи могли бы больше помогать палеоантропологам в датировке находок. Соллас отлично понимал, что эти слова адресованы именно ему. Вот почему, заподозрив, что Кизс пытается помешать публикации письма Брума в Nature, Соллас разразился саркастической тирадой: «Кизс обладает огромным влиянием [чтобы задержать ваше письмо]. На самом деле он настоящий обманщик и самый искусный карьерист в антропологическом мире. Он делает поспешные заявления, игнорируя факты. Он никогда не процитирует автора, не извратив его высказываний, и обобщает единичные наблюдения. Трудно сказать, в каких только грехах он не был замешан. Он журналист, дружище, чистой воды журналист… Он взлетел как ракета, но упадет как жестянка».

Однако Кизс и не думал падать. Он ярко сиял на антропологическом небосклоне. Между тем Соллас исчерпал все свои аргументы, и Дарт остался в одиночестве, если не считать Брума, поддержка которого была сомнительным преимуществом. Брум был странным человеком, одним из самых уклончивых, несносных, высокомерных и нестандартных людей (доля которых среди палеоантропологов несоразмерно велика) и в то же время — одним из самых блестящих. Он происходил из шотландской семьи, где были хорошо знакомы с бедностью и туберкулезом. С раннего детства он страдал легочными заболеваниями, и его часто отправляли к бабушке, которая сдавала комнаты в приморском городе Миллпорте. Один из жильцов, восьмидесятилетний старик, увлекался естественной историей. Когда он умер, его микроскоп достался маленькому Роберту, который с тех пор начал лихорадочно интересоваться всем, что имело отношение к естественной истории. Мальчика особенно занимали следы далекого прошлого, и он утолял свое любопытство, принося окаменевшие ракушки из близлежащей каменоломни. С четырьмя классами начальной школы он устроился работать ассистентом в лабораторию университета Глазго. В конце концов он был зачислен студентом медицинского факультета, который и окончил в 1889 году с отличием по специальности «акушерство».