Ладушкин и Кронос - Светлана Ягупова

Она как-то недобро усмехнулась.

— Чего ему сделается. Пока жив-здоров. — И вдруг сказала: — Это же Федор Дмитриевич, мой супруг. Помнишь, он ходил с нашим классом в походы? Так вот там, в кроватке, он — шестимесячный.

У Ладушкина стиснуло дыхание — что это она, заговаривается?

— Да в себе я, в себе. — Леонида села, быстро закрутила в чашке ложечкой.

Он хорошо помнил Федора Дмитриевича, широкоплечего веселого дядьку, но как-то не решался спросить о нем — мало ли что, может, развелись или умер.

Увидев растерянность и жалость в его глазах, Леонида сказала:

— Я сейчас расскажу по порядку.

Ему захотелось рвануть отсюда подальше, чтобы не услышать что-нибудь совсем жутковатое, но что-то остановило. Вовсе не безумная, а усталая женщина сидела перед ним, и он приготовился слушать.

Ребенок не утихал. Тогда она встала и вынесла его из спальни. Толстенький бутуз, обмотанный одеяльцем. На ее руках он успокоился, прислонился к плечу и мгновенно уснул — едва успела подхватить выпавшую изо рта соску.

— Ты, конечно, засомневался в моем здравом уме, — усмехнулась она, покачивая малыша. — Да, такое и во сне не приснится. Очень рада, что встретились. Потребность высказаться огромная, но не всякому такое расскажешь. Я ведь отчего квартиры меняла? В горисполкоме меня уже принимают за аферистку. А как быть, если такое происходит?

Младенец вновь открыл глаза, мутным взглядом посмотрел на Ладушкина. Она замолчала, сунула дитю в рот соску, и он вновь засопел. Обыкновенный толстощекий малыш уютно лежал на ее плече и ничем не напоминал огромного веселого дядьку, супруга Леониды.

— Так вот, начну по порядку. Встретились мы с Федором Дмитриевичем, когда ему было пятьдесят, а мне двадцать пять. Извини, что такая тема, ты уже большой мальчик, должен меня понять. В молодости я была довольно интересной, но ничуть не смущалась тем, что мой суженый ровно наполовину старше меня. Смотрелись мы неплохо, любил он меня и как жену, и как дочь. Правда, оборачивался вслед каждой юбке, но, поскольку был уже в возрасте, меня это мало волновало. Куда больше не нравилось, что он летун и трудовая книжка его выглядит слишком живописно. Профессий сменил множество, но зато и прослыл умельцем на все руки: хорошо столярничал, чинил магнитофоны, играл на многих инструментах. И вот вижу я вскоре, что не любит он долго на одном месте задерживаться: меняет и работу, и города. Поначалу ездила с ним, потом надоело — устала. Привыкла отпускать самого, куда хочет, хотя и ревновала до безобразия. Зато встречи были сплошными праздниками. Да, забыла сказать о главном: где-то лет через пять после нашей свадьбы заметила я, что мой Федор Дмитриевич будто бы становится все крепче, все здоровее, и морщины с его лица слезают, сглаживаются. Сказала ему. Он долго смотрел на меня, а потом рассмеялся: «С молодой женой и сам помолодеешь!»

Через десять лет Федор Дмитриевич уже не на пятьдесят, а на сорок выглядел. И я опять сказала ему о своем удивлении.

«Да ты, я вижу, не рада, что хорошо смотрюсь, — улыбнулся он. Чудачка. Я ведь седину красящим шампунем закрашиваю».

Я, конечно, приметила эту бутылочку шампуня, но и без него муж не выглядел бы на свои годы.

И стало мне беспокойно. Неприлично говорить плохое о родном человеке, но, скажу тебе, Федор Дмитриевич становился все большим охотником до женщин. Доходили до меня слухи, что у него романы в каждом городе, где бывает. Причем крутит в основном с молодыми. Я бы не стерпела все это, если бы не увидела надвигающуюся беду. Когда исполнилось мне сорок пять, подруга сказала, что мы теперь выглядим одногодками. А тут еще в журнале попалась статья о термитах, о том, что если в термитнике не хватает молодых особей, начинается линька стариков и обратное их развитие, то есть омоложение. Невероятно, однако с Федором Дмитриевичем происходило нечто подобное. Объяснение этому удивительному факту я находила в том, что мужчин в ту пору было меньше, чем женщин. «Линька и омоложение… Что ж, возможно, природа вносит поправки в создавшуюся ситуацию», — утешала я себя фантастической мыслью.

Между тем, характер Федора Дмитриевича с каждым годом все более портился. Он становился по-молодому задиристым, не теряя, однако, старческой ворчливости. Оставался при нем и его возрастной опыт. Можно вообразить, что за искуситель был в его лице, в этом сочетании блестящей молодой наружности и житейского груза.

Еще через пять лет его уже считали моложе меня. Это было как раз в то время, когда ты учился в старших классах. А теперь представь мою не только чисто женскую досаду, но и ужас при взгляде на Федора Дмитриевича. Мне исполнилось пятьдесят, когда его стали принимать за моего сына. К этому времени мое чувство к нему переросло в чувство матери. Психологически я уже готовила себя к тому, что он совсем скоро станет подростком, а потом и вовсе дитям, так как природа явно перебарщивала и с необычайной скоростью катила его назад, в детство. Но вот что нехорошо: во мне появилось нечто мстительное, странно уживающееся с материнским. Федор Дмитриевич, наконец-то, расстался со своими поклонницами, а я приобрела на него права не матери даже, а бабки.

Прежде чем превратиться в младенца, он открыл свою тайну. Оказывается, когда-то он попал с геологической экспедицией в некое странное место в Сибири, где находился очаг аномального времени. Все, кто там побывал, через год стали развиваться в обратном порядке. За участниками той экспедиции установили контроль сразу несколько НИИ, но мой Федор Дмитриевич уж очень захотел вернуть молодость и улизнул от наблюдений. Я повезла его в Москву, когда он уже превратился в мальчика, а там сказали: где же вы были раньше, теперь что-либо изменить поздно, слишком далеко зашел процесс. Сейчас Федору Дмитриевичу полгода. Что с ним случится через шесть месяцев, я не знаю.

Леонида смолкла и осторожно переложила малыша с одного плеча на другое. При всей необычности история с ее мужем подтвердила давние догадки Ладушкина о том, что за чудесами не обязательно лететь в космос — их много и на Земле.

— А ты, я вижу, тоже озабочен временем? — Леонида проницательно взглянула на него. — Иначе зачем бы дежурил у вокзальных часов?

— Да, — признался он. — Озабочен.

— Я всегда понимала своих учеников.

— И давали советы.

— Дам и сейчас. На Каштанном бульваре, в здании бывшего кукольного театра, по воскресеньям собирается в три часа ГрАНЯ. Это такая группа по аномальным явлениям. Пойди, пообщайся, там есть любопытные ребята.

Ладушкин приоткрыл дверь и заглянул в комнату, где заседала ГрАНЯ. Человек десять, умостившись за столами и на столах, перебрасывались репликами с мужчиной в черном свитере, называя его по фамилии: