Психология счастья и оптимизма - Инна Джидарьян

Помимо отдельных высказываний и жизненных наблюдений, включая и собственный опыт исследовательской работы с испытуемыми, имеются и более достоверные в научном отношении данные, которые дают основание говорить о некоторых национальных особенностях восприятия счастья-несчастья в современном российском менталитете.

Как отмечают многие зарубежные исследователи, существует тенденция к преувеличению «счастливых ответов» (Аргайл, 1990, с. 30). С точки зрения западного образа жизни и его менталитета, особенно американского, такая тенденция вполне закономерна и понятна: здесь надо быть счастливым, надо постоянно «чувствовать себя на высоте» и всегда улыбаться. И неважно, как на самом деле обстоят дела и что в это время происходит у тебя внутри. В противном случае можно быстро потерять необходимый кредит доверия и уважения со стороны сослуживцев и знакомых, потерять шансы на успешную карьеру и высокое положение в обществе. «Несчастливцы» вряд ли могут рассчитывать на снисхождение или хотя бы на равное к себе отношение по сравнению с теми, кто более благополучен и у кого все «о’кей». Известно, например, что у работодателя часто не оказывается мест для несчастливцев и в жизни многие стараются их избегать (Татаркевич, 1981, с. 125, 331; Беллестрем, 1999, с. 53). Учитывая эти обстоятельства, некоторые исследователи, особенно американские, нередко даже в ущерб научности, предпочитают не включать в свои опросники пункты, в которых респондентов просили оценить степень их несчастливости.

В отношении российского общества и его граждан подобные опасения не представляются актуальными, а соответствующие вопросы не имеют травмирующего контекста. Такой вывод обоснован следующими соображениями, вытекающими из результатов эмпирических исследований.

Прежде всего, обращает на себя внимание высокий процент неудовлетворенных жизнью людей, который фиксируется социологическими опросами последних лет. По данным ряда таких опросов, в среднем до 75 % наших соотечественников в той или иной мере не удовлетворены своей нынешней жизнью и материальным благополучием, живут без надежды, не имеют идеалов, не уверены в завтрашнем дне, испытывают напряжение, раздражение, тоску, страх и другие отрицательные чувства (Джидарьян, Антонова, 1995).

Эти показатели значительно выше тех, которые выявляются в зарубежных опросах и исследованиях. Сошлемся на очень красноречивые результаты одного такого социологического исследования, которые привела О. Здравомыслова в своем выступлении по Российскому радио в передаче «Боритесь за свои права» от 6 марта 1996 г. Так, наша страна по количеству несчастливых в личной жизни людей оказалась непревзойденным лидером, оставив далеко позади себя Англию, Францию и США. В то время как 42 % опрошенных россиян считают себя несчастливыми, среди французов называют себя такими 25 %, среди англичан всего 1 %, а несчастливых американцев вообще не оказалось.

В этой связи интересно отметить, что по объективным показателям чувствовать себя несчастливыми в личной жизни у россиян отнюдь не больше оснований, чем у тех же англичан, американцев или французов. Известно, например, что не только у нас, но и в большинстве западных стран каждая третья супружеская пара разводится, причем во многих семьях конфликты сопровождаются рукоприкладством (Аргайл, 1990, с. 222). Поэтому вряд ли большинство этих людей действительно счастливы. По данным нашего собственного исследования, средние значения по показателям общей удовлетворенности и счастья также являются недостаточно высокими, значительно уступая тем, которые были получены в аналогичных исследованиях зарубежных авторов (Джидарьян, 1997).

Конечно, высокий процент несчастливых и неудовлетворенных жизнью людей в нашей стране по сравнению с западными было бы проще всего объяснить объективными факторами: низкий уровень жизни, моральный и духовный кризисы общества и т. д. Влияние объективных факторов на удовлетворенность жизнью действительно является существенным, но далеко не самым главным. Более того, для западных стран с высоким материальным достатком за последние 20–30 лет отмечается ослабление его влияния на уровень счастья. И хотя воздействие материального достатка, по данным ряда зарубежных исследований, часто бывает небольшим, когда учитываются другие факторы, но это влияние может проявляться опосредованно через другие факторы (например, более крепкое здоровье и др.) (Diener, 1984, p. 553). В среднем на долю этого фактора, по данным ряда американских исследований, приходится не более 15 % всех различий в субъективном благополучии (ibid., p. 558).

В свою очередь, некоторые кросс-культурные исследования, а также проводимые институтом Гэллапа международные обзоры по разным странам и регионам (как уже отмечалось, наша страна ни в одном из них не представлена) не показывают значимых положительных корреляций между уровнем экономического благосостояния народов этих стран и ощущением счастья (Аргайл, 1990, с. 152). Так, уже в 1976 г. неожиданно для самих исследователей было обнаружено, что латиноамериканцы, живущие на грани нищеты, более счастливы, чем европейцы. В то же время среди европейских стран, входящих в Европейское экономическое сообщество и по экономическим показателям благополучия своих граждан находящихся примерно на одном уровне, имеются существенные различия в субъективных показателях счастья. Выяснилось, например, что более всего удовлетворены своей жизнью бельгийцы, датчане и голландцы, в то время как у французов, итальянцев и немцев уровень удовлетворенности самый низкий.

Поэтому логично предположить, что на показатели субъективного ощущения счастья и удовлетворенности жизнью людей, живущих в разных странах, существенное влияние оказывают культура и традиции этих народов; в процессе совместного исторического существования и под влиянием других факторов у людей сформировались некоторые общие представления о счастье-несчастье, определенный уровень жизненных запросов, свои особенности в определении точек отсчета, механизмов оценивания и сравнений.

В отношении российских традиций и российского менталитета наиболее важной представляется нам присущая им доброжелательная тональность при восприятии несчастья и тех, кто несчастен. В этом восприятии нет никакого осуждающего или унижающего контекста, каких-либо намеков на неполноценность или ущербность личности. Напротив, есть мотив поддержки и настроенности на лучшее: «Где горе, там и радость» (русская пословица).

«Бояться несчастья – счастья не видеть», «Беда вымучит, беда и выучит», «Тебя и накажут, тебя и пожалеют» – в этих нравственно-практических предписаниях русских пословиц обобщен жизненный опыт народа, много пережившего и перестрадавшего за свою тысячелетнюю историю, познавшего вековую нужду и другие тяжелые испытания судьбы и научившегося достойно и по-доброму относиться к несчастью.

Терпимое отношение русского человека к несчастью обуславливало и, в свою очередь, обуславливалось тем главным смыслом, который всегда был преобладающим в представлениях нашего народа о счастье-несчастье и остается, по существу, таким и сегодня. Этот смысл связывается, прежде всего, и главным образом с пониманием несчастья как удара судьбы, как проявление беды, от которой никто не застрахован, поэтому трудно представить, чтобы в русском народе с его менталитетом мог появиться и стать популярным, как среди североамериканцев, афоризм «Если ты умный, то почему бедный?», на который любят сегодня ссылаться и наши обогатившиеся (за счет ли собственного ума?) граждане. Само слово «счастье» в русском языке происходит от корня «часть», т. е. удел, судьба. Соответственно, несчастье – это не удел, не судьба. Однако одновременно просматриваются и некоторые различия между этими понятиями. Так, если достижение счастья все же связывается с определенными усилиями и заслугами самого человека, то в несчастье эта личностная компонента обычно сводится до минимума.

Понятно, что доброжелательно-сочувственная тональность русского сознания к несчастью определила и характерную для русских людей откровенность в отношении к своим бедам и страданиям, которые обычно не скрываются от других. Русским людям свойственна привычка «поведать» о своих несчастьях, рассказать о своем горе или постигшей беде, не сомневаясь при этом, что их поймут, искренне утешат и помогут чем смогут. Этим они отличаются от некоторых других народов, в культуре и традициях которых существует поверье, что говорить о несчастье не следует: можешь привлечь и накликать новую беду.

Мотив сочувствия, как можно судить по самым разным источникам, глубоко укоренен в русском менталитете и в качестве некоторой общей тенденции проявляется и сейчас. Это, в частности, подтверждается и результатами наших конкретных исследований, которые более подробно будут проанализированы в последующих главах книги. Хочется верить и надеяться, что эта привлекательная черта русского народа, издавна присущая ему сочувственность и сердечность в отношениях к людям сохранится за ним и в условиях новой социальной действительности, с ее рыночной жесткостью, бескомпромиссной конкурентностью, правом сильного и богатого.