Мэрилин Монро - Дональд Спото

Через две недели после рождения ребенка Глэдис отдала Норму Джин в приемную «суррогатную» семью, которая проживала на расстоянии более двадцати пяти километров от Лос-Анджелеса. Причины этого решения не так уж трудно понять.

В безумные двадцатые годы складывающиеся новые моральные и этические нормы способствовали как совершению нестандартных поступков, так и ведению дискуссий о них — причем не только в Европе, но и во всем мире. После ужасов и мерзостей первой мировой войны везде произошел необычайный, буквально взрывоподобный рост новых, оригинальных и интересных по задумке способов развлечения, в числе которых были также и достаточно смелые (а временами даже опасные). Нью-Йорк, Берлин и Париж почти одновременно вступили в эру джаза. Жизнь казалась нескончаемой полосой стихийных, ничем не сдерживаемых развлечений, экзальтированного возбуждения и изощренного экспериментирования. Европейцы охотно привозили из Америки произведения таких творцов, как знаменитые писатели Эрнест Хемингуэй и Теодор Драйзер или не менее знаменитые музыканты Джордж Гершвин и Джелли Ролл Мортон[12], но их совершенно не интересовали суровые религиозные принципы, столь сильно укорененные в американской традиции, — ни в чем не потакающие человеку и не дающие ему ни малейшего снисхождения.

Однако в Соединенных Штатах нарастал конфликт: нашествие новых обычаев лоб в лоб сталкивалось со старыми пуританскими принципами и тормозами. В двадцатые годы в общественных местах можно было увидеть намного более высоко приподнятый краешек платья и услышать гораздо более грубый язык, нежели когда-либо ранее. Чтобы придать веселью дополнительный размах, распространилось употребление наркотиков (особенно кокаина и героина), а в искусстве и в кино стало принято подвергать рассмотрению темные стороны жизни. В то же время вследствие тогдашней американской особенности, известной под названием сухого закона, иметь и потреблять спиртное было в ту пору запрещено[13]. После того как в стране стали громко звучать голоса, призывающие к моральной бдительности, резко возросла восприимчивость общества к доктринам всякого рода псевдоморализующих учений (в отличие от учений, провозглашающих подлинную мораль), и это привело к возникновению многих весьма консервативных религиозных движений — не только в Калифорнии, но и везде на Юге.

В пользу передачи ребенка в «приличную» семью говорили и другие обстоятельства: Глэдис никак не могла бросить работу, и в то же время рядом с нею не было никого, кто мог бы заняться малышкой, пока сама она находилась вне дома; кроме всего прочего, в неспокойной, цыганской жизни этой женщины (точно так же, как и в жизни ее матери, если только Глэдис была в состоянии осознать данную параллель) на материнство не хватало ни места, ни времени.

Имелись также иные, не столь отчетливые, более неуловимые и даже подсознательные (но от этого не менее существенные) причины, чтобы отдать Норму Джин под опеку третьих лиц. Глэдис своими глазами видела дегенерацию и смерть отца, причиной чего (как ей ошибочно сказали) послужило его сумасшествие — состояние слабо изученное и плохо понимаемое, но, как тогда верили, наверняка наследственное и наследуемое. Разочарованная супружеством, Глэдис — равно как и Делла — не могла найти себя и в роли матери. Будучи враждебно настроенной по отношению к Делле — из-за тяжелого прошлого, а также потому, что та, не колеблясь, предоставила ее самой себе в последнем периоде вынашивания ребенка, — Глэдис могла бы в некотором смысле послужить классическим — по Фрейду — примером родителя, который не расположен к своему ребенку того же пола[14].

Помимо всего, ее, наконец, самым банальным образом пугали те обязанности, которые несет с собой уход за грудным младенцем. Глэдис, целиком разделяя влечение своей закадычной подруги Грейс Мак-Ки к ничем не стесняемой и полной наслаждений жизни (словно бы именно это и было их призванием), успела уже окончательно привыкнуть к своему самовлюбленному и ничем не ограниченному бытию.

Таким образом, она была абсолютно не подготовлена к тому, чтобы превратиться в трудолюбивую, предусмотрительную и преданную мать, и сама прекрасно знала об этом. Не питала по этому поводу сомнений и Делла, родная мать Глэдис, которая, едва успев возвратиться из экзотического странствования по южным морям — ее внучке в тот момент исполнилась ровно неделя, — тут же начала усиленно склонять Глэдис отдать крохотную Норму Джин под опеку солидного и набожного семейства Болендеров; они тоже жили на Род-Айленд-стрит — улице, где находился дом Деллы в Хоторне. (Название этой улицы, первоначально именованной в честь одного из самых старых американских штатов, неоднократно менялось по мере того, как Хоторн и расположенный с ним по соседству городок Эль-Сегундо становились, что называется, задним двором международного аэропорта Лос-Анджелеса.) «Зря я, наверное, родилась на свет, — много лет спустя делилась с приятельницей Норма Джин. — Мать меня совершенно не хотела. Видно, я ей мешала, да к тому же еще навлекла на нее позор».

Семья Болендеров, точно так же как и многие другие семейства в те времена, пополняла свои доходы тем, что воспитывала приемных детей, за что получала ежемесячно по двадцать два доллара от родителей ребенка либо от штата Калифорния.

Итак, 13 июня 1926 года Норма Джин Мортенсен (ее фамилию записывали в официальных документах по-разному — как Мортенсен, Мортенсон или Бейкер) была доставлена к Альберту и Иде Болендерам. Он был почтальоном, она же посвятила себя материнству (у нее был единственный сын), воспитанию принимаемых в дом детей, ведению домашнего хозяйства, а также делам местного протестантского прихода, который принадлежал к одному из ответвлений англиканской церкви, отличавшихся особой простотой и суровостью обрядов. Среди многочисленных драматических описаний жизни Нормы Джин почетное место занимает рассказ о том, что в первые десять лет жизни ей довелось сменить чуть ли не дюжину или даже больше опекавших ее семей. Как и многие другие повествования о ее детстве, этот фрагмент высосанной кем-то из пальца биографии звезды великолепно укладывается в легенду о несчастном, прямо-таки диккенсовском детстве — это ведь любимая тема массы голливудских борзописцев, тема, которая из сентиментальных побуждений приходится по душе множеству самых разных людей. Однако в действительности первый период жизни Нормы Джин был, если рассматривать его в географических терминах, скорее стабильным, поскольку на протяжении семи лет она неизменно жила в скромном четырехкомнатном доме Болендеров.