Слуги света, воины тьмы - Эрик Ниланд

Механические аттракционы еще работали. Игровые кабинки успели прогореть и теперь дымились.

Элиот и Фиона опрометью бросились к ближайшему выходу — к воротам, на которых красовалась ржавая вывеска. По обе стороны от ворот, около билетерских будок, стояли большие фанерные клоуны, украшенные электрическими лампочками. Половина лампочек не горела.

Клоуны словно бы глядели на них, насмешливо ухмыляясь. У Фионы от их улыбок по коже побежали мурашки. Будь у нее больше времени, она бы выколола им глаза.

Откуда у нее только взялась такая мысль? Она терпеть не могла драться, а теперь думала о том, как бы выколоть кому-то глаза?

Не отвлекаться. Быстрее прочь отсюда. Остаться в живых. Победить.

Позади раздался оглушительный треск. Фиона обернулась.

Горящее колесо обозрения сорвалось с опор. Стальной круг высотой с четырехэтажный дом зашатался, накренился, а потом покатился, круша игровые кабинки, билетерские будки, сея повсюду огненный хаос.

Фиона остановилась. Элиот тоже. Они беспомощно смотрели на катящееся огненное колесо.

А оно катилось прямо на них.

Аманда закричала. Элиот потащил ее дальше. Фиона побежала за ними.

До ворот уже было недалеко, и Фиона увидела, что они заперты. На цепи висел амбарный замок. Конечно, она могла перерезать цепь, но это потребовало бы времени. А колесо обозрения докатится до них уже через несколько секунд.

Фиона обернулась. Колесо мчалось по одной стороне игровой аллеи. Оно подмяло под себя лимонадный ларек и качнулось к другой стороне дорожки. В мгновение ока исчезла площадка для серсо. Колесо катилось, виляя из стороны в сторону, и спрятаться от него было некуда.

Фиона схватила брата за плечо и заставила остановиться.

— Нам его не обогнать, — выдохнула она. — Нужно от него увернуться.

Элиот развернулся и посмотрел на огненное колесо, катящееся к ним. На несколько мгновений это жуткое зрелище зачаровало его, но он стряхнул оцепенение и понимающе кивнул.

Фиона попыталась оценить скорость вращения колеса, но оно резко вильнуло вправо, потом влево, налетело на фургончик для перевозки мороженого и отскочило назад.

— Бежим! — прокричала Фиона. — Быстрее, в другую сторону.

Они помчались по дорожке.

Тонны горящего металла со скрежетом покатились за ними, роняя искры.

Фиона почувствовала запах горящих волос — своих волос. Элиот развернулся и закрыл собой Аманду.

А потом жар исчез. Колесо прокатилось мимо. На счастье, никого из них пламя не обожгло.

Колесо налетело на главные ворота, сокрушило билетерские будки, ударилось о забор из проволочной сетки, замедлило ход, остановилось, постояло пару секунд, а потом с жутким грохотом рухнуло на землю.

В воздух поднялись языки пламени и снопы искр. Ухмыляющиеся фанерные клоуны загорелись.

Послышался дикий хохот Миллхауса.

Фиона резко обернулась.

Миллхаус стоял в десятке шагов от них, загораживая дорогу. Половина его тела почему-то до сих пор пылала. По идее, огонь давным-давно должен был погаснуть.

Фиона вовсе не хотела стоять на месте, но бежать было некуда. Все вокруг горело.

Миллхаус сделал шаг вперед.

— Вы именно там, где мне хотелось, — прошептал он. — В самой середине моего огненного кольца.

— Ты так все и задумал? — прокричала Фиона.

По идее, она должна была испугаться. Почему же ей не страшно? То ли что-то сломалось внутри ее, то ли чего-то недоставало.

— Мне сказали, что вы придете. Поэтому я подготовился. — Вместе со словами Миллхаус извергал клубы дыма. — Все будет хорошо. Я вас освобожу. Я мечтал, чтобы со мной так поступили давным-давно.

— Ружье, — прошептал Элиот. — Скажи, что оно у тебя есть.

Фиона покачала головой.

Близнецы и Аманда отступили на три шага назад, но жар от упавшего колеса обозрения все еще был слишком силен. Еще шаг — и они сгорят заживо.

Миллхаус приближался. Он поднес правую руку к левой, и она тоже воспламенилась. Он взвизгнул и расхохотался.

— Скрипка, — негромко сказала Фиона брату.

— Да! — Миллхаус карикатурно притопнул ногой, делая вид, будто танцует. — Сыграй-ка мне джигу, дьяволенок! Твоя музычка мне по сердцу. Как и огонь.

Аманда прижалась лицом к плечу Элиота и заплакала.

Для музыки не оставалось времени. Пока Элиот будет доставать скрипку, Миллхаус их настигнет.

Фиона сделала шаг вперед, встала между братом и Миллхаусом — чудовищем в человеческом обличье.

— Храбрая какая, — брызгая слюной, процедил сквозь зубы Миллхаус, полностью охваченный пламенем. — Мне говорили: ты можешь попробовать сразиться со мной.

— Пробовать я не собираюсь.

— Ты с ума сошла? — прошептал Элиот. — Что ты делаешь?

Сердце Фионы забилось спокойнее, жар внутри ее остыл. Никакому мерзавцу она не позволит сделать что-нибудь плохое ей и ее брату. Холод распространился по ее телу. Это было то самое ощущение, которое она испытывала, когда попыталась попасть дяде Аарону по голове деревянным «йо-йо».

Но с Миллхаусом ей хотелось сделать нечто другое. Она хотела остановить его навсегда.

Фиона сняла с запястья резиновый браслетик и сильно растянула его.

— Меня таким не испугаешь, девчонка.

Миллхаус шагнул к ней, роняя огонь с вытянутых рук.

— Нет! — крикнула Аманда.

Фиона бросилась вперед и увернулась от Миллхауса. Ему нужно было только обхватить ее руками — и она сгорела бы заживо.

Но за долю секунды до того, как это могло случиться, к Миллхаусу прикоснулась растянутая между руками Фионы резинка. Девочка с силой двинула резинку вперед…

И рассекла тело Миллхауса по диагонали — от левого плеча до правого бедра.

Его кожа, мышцы и кости оказали не больше сопротивления, чем паутинка.

49

Что-то не так

Фиона захлопнула дверь своей комнаты и остановилась, чтобы отдышаться.

Они послушно доложили о спасении Аманды Лейн, пока бабушка везла их домой. Потом их с Элиотом бесцеремонно заперли в квартире, а бабушка с Си повезли Аманду в больницу.

Бабушка велела внукам отдыхать. Сказала, что сама сообщит об их успехе Сенату.

Фиона обогнала бабушку и Элиота и поднялась по лестнице бегом. Ей хотелось остаться одной. Ни бабушка, ни Си не спросили ее о том, как ей удалось справиться с Миллхаусом. Неужели они уже знали как? Или им просто было безразлично?

Фиона обвела взглядом комнату: глобус, три тысячи книг на стеллажах вдоль стен, письменный стол с аккуратными рядами остро заточенных карандашей и синюю механическую пишущую машинку «Корона».

Она ненавидела все это. Фиона провела здесь всю жизнь, читала, училась, но какой в этом смысл? Что толку от того, что они с братом выдержали назначенное Сенатом испытание? Судя по предсказанию тети Даллас, ей осталось жить один день — нет, даже меньше.

Может быть, все не так страшно? В конце концов, все умирают. Даже Миллхаус, которого, казалось, нельзя убить.

Ей нестерпимо было думать о нем и о том, что она сделала.

Фиона ударила рукой по глобусу, и он укатился в дальний угол и замер Антарктидой вверх. Она подошла к столу и сбросила с него все бумаги, справочники и карандаши. Пишущая машинка перевернулась, ударилась об пол, зазвенел рычаг каретки.

Это было приятно. Не нужно было думать. Бумага и карандаши не могли дать сдачи, из них не текла кровь.

Фиона подошла к книжному шкафу и начала сбрасывать на пол стопки книг — учебники истории, биографии, старинные, никогда не публиковавшиеся рукописи.

В дверь тихонько поскреблись. Элиот, как щенок, ждал ее.

Фиона готова была крикнуть, чтобы он убирался, но стоило ей разжать губы, и она ощутила вкус шоколада, и ее горло заполнилось желчью.

Она пулей промчалась по комнате, отперла дверь, пронеслась мимо Элиота и вбежала в ванную.

Успела захлопнуть дверь и добежать до унитаза.

Желудок скрутили спазмы, и река черной жидкости вылилась в белый фаянсовый унитаз.

Фиону начало знобить. Она согнулась пополам. Мерзкая жидкость лилась и лилась из нее галлонами.

Она протянула руку и едва нашла в себе силы, чтобы нажать на рычаг слива.

— Фиона? — послышался из-за двери голос Элиота.

— Пошел ты…

Ее снова вырвало. И как только в ней умещается столько этой дряни?

Запахи она узнала безошибочно: ванильный крем, вишневая начинка, мятная глазурь, лесные орешки, но сильнее всего ощущался запах молочного шоколада.

Казалось, каждый трюфель, каждая карамель, каждая конфета со сливочной начинкой, съеденные ею с тех пор, как она впервые открыла коробку в форме сердечка, — все это оставалось внутри, а теперь покидало ее организм.

Вот и хорошо. Она вовсе не хотела, чтобы эта гадость находилась в ней. На короткое время ей становилось хорошо от конфет, но это было неестественно, неправильно, болезненно. Что-то здесь не так.