Калифорнийская славянка - Александр Грязев

И вожди-соседи пожали друг другу руки.

Когда возвращались обратно в своё селение, Алёна была задумчива и молчалива. Манефа, глядя на неё, отнесла настроение Алёны к только что случившемуся неприятному делу. Но, оказалось, что не так.

— Что бы это всё значило, Манефа? — спросила Алёна свою подругу и помощницу.

— О чём ты говоришь? — не поняла та.

— Что это за русские люди пришли сюда? И где они находятся?

— Откуда мне знать. Надо будет поискать.

— Да, надо будет узнать о том. Может, с Ситхи, может, с Кадьяка. А, вдруг, и мой Ванечка с ними, или тятенька. А если же нет, то они наверняка их знают. А, Маня?

— Может, так, а может и не так. Мало ли наших людей по всему побережью, — ответила Манефа.

— Всё равно… Кто бы они ни были, но это наши, и я к ним поеду, когда найдём… Сердцем чую, что про своих узнаю.

Глава седьмая

Место для закладки медной доски с надписью литыми буквицами «Земля российского владения» Иван Александрович Кусков выбрал почти посередине площади будущей крепости. На чистом и ровном месте вырыли неглубокую яму у подножья четырёхгранного столбика со шлемовидным верхом.

Толпа промышленных людей окружила в один из дней место закладки. Здесь и сам Кусков, и Слободчиков, и отец Никодим, и Иван Лихачёв с Фёдором. Тут же индейцы со своим вождём Валениллой.

Отец Никодим, подойдя к Ивану Александровичу, что-то сказал ему. Тот кивнул и батюшка начал подобающий к этому случаю молебен. Ему помогал дьякон Василий с разожжённым и дымящим ароматом ладана кадилом. Хор промысловиков и будущих первых насельников крепости помогал отцу Никодиму творить молитвы, и вот настал момент, когда батюшка, взяв кропило и окунув его в сосуд со святой водой, окропил крестообразно закладную доску.

— Освящается доска сия, — говорил речитативом отец Никодим, — означающая, что отныне место сие есть земля российского владения. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

— Аминь, — вторил священнику хор.

Отец Никодим окропил на все четыре стороны и стоявших вокруг закладной доски людей, а когда закончил молебен, то произнёс кратко:

— Как вознёсся на небо Господь наш, так и мы вознесём молитвы свои ко Господу, дабы сошла на место сие благодать Божия отныне и до века. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Аминь.

Кусков со Слободчиковым подняли и положили закладную доску в яму, закрыли дёрном и Иван Александрович обратился к стоявшим вокруг людям.

— Други мои! Запомните сей день! Тысяча восемьсот двенадцатого года, мая в пятнадцатый день заложена и освящена доска наша, а вместе с нею положили мы сегодня начало пятнадцатой русской оседлости на американском матёром берегу под тридцать восьмым градусом северной широты и сто двадцать третьим градусом восточной долготы. Отныне здесь, на благодатной земле Калифорнии стоять будем и мы — русские люди! С Богом, братцы!

…И стройка русской крепости на высоком калифорнийском берегу Великого океана началась.

Застучали в недальнем лесу топоры и первые стволы сосны-чаги упали на землю. Лошадей не было, брёвна таскали от леса до стройки волоком, подкладывая под них круглые колья-катыши. На волоке брёвен работали все вместе: русские, алеуты, индейцы.

Мужики из промышленных, оставив на время ружья, взялись за топоры, а потом за лопаты и кирки. Они вгрызались в землю, готовя глубокую канаву под частокол будущей крепостной стены. И вот уже первые, заостренные сверху, брёвна встали ровным рядом друг к другу, возвышаясь над землей на целых две сажени.

— Ну что, Сысой Иваныч, поздравляю тебя с началом крепостной стены, — радостно и довольно улыбаясь, сказал Кусков работающему рядом Слободчикову и похлопал рукой по бревну, только что вставшему в частокол. — У любой крепости стена — главное для обороны дело. А чтобы ты, Сысой Иваныч, мог ещё предложить для этой самой обороны?

Иван Александрович развернул перед Слободчиковым чертёж крепости на плотной бумаге. Сысой немного задумался, изучая его, а потом изрёк:

— Вот здесь намечены по углам башни с напольной стороны. В них, думаю, надобно сделать стрельницы пошире. Не для ружей только, но и чтобы ствол пушечный тоже прошёл.

— Добро, — согласился Кусков. — А как нам укрепить ворота? Не поставить ли воротные башни? Ведь всякий штурм крепости начинается с ворот. А?

— Башни у ворот ставить не следует, но вот пушки по обе стороны их — это будет не лишнее. Да и сами крепостные ворота надо делать как можно крепче.

— Пожалуй, пожалуй, Сысой Иваныч. Пушки у ворот надо поставить. Ведь один их вид будет говорить о том, что у нас оборона серьёзная.

— Да, да, — кивнул Сысой. — Я не знаю, будут ли наши пушки в кого-нибудь стрелять, но ставить надо. Пусть все знают, что они у нас есть. И всегда наготове.

— Мне и самому не хочется, чтобы пушки наши стреляли. Разве что по случаю салюта. Но… бережёного Бог бережёт. Испанцы вот в гости собирались. Не дай Бог им вооружить и уговорить какие-то тутошние племена индейцев против нас, как бывало на Ситхе.

— А что внутри за стенами у тебя намечено строить в первую голову? — спросил Слободчиков.

— Вот здесь храм наш православный срубим. Я отцу Никодиму обещал. Потом колодец выроем, поставим складские сараи. Сами же пока в палатках поживём. Дома потом срубим. Тебе же, Сысой Иваныч, с Христофором Бенземаном надлежит завтра же с попутным ветром отплыть на «Чирикове» в Ново — Архангельск. Вот праздник там будет. Александр Андреевич ждёт, поди. Я вас и оставил-то для того на сегодня, чтобы вы на закладке доски и начале стройки были. Обо всём этом доложишь лично Баранову. У того сразу душа на месте будет, когда узнает о наших делах калифорнийских.

— Обо всём поведаю Александру Андреичу непременно, Иван Александрович, — сказал Слободчиков.

Тут троекратно ударили в железное било, висевшее на перекладине «глаголем», возвещая о начале обеденного часа, и все работные люди потянулись к сбитым из досок столам возле временной поварни, за которые уселись все вместе, как и работали.

Женщины-индеанки подавали каждому в деревянных мисах еду, разносили хлеб и лепёшки.

Одна из девушек поставила мисы с едой перед Иваном Лихачёвым и Фёдором, пришедшими с топорами из леса. Иван сразу узнал её — девушку из племени вождя Валениллы, которая ещё при первой встрече обратила внимание на Фёдора. Иван толкнул друга локтем.

— Смотри, Федя, а ведь это зазнобушка твоя. Помнишь?