Сцены страсти - Дина Джеймс

– Я не помешана, – холодно сказала она сестре. – Но я очень устала. Если ты хочешь сказать мне что-то важное, говори. Если нет, пожалуйста, уходи.

Рейчел набрала в легкие побольше воздуха.

– Ты все равно не уйдешь от…

– Что, черт возьми, здесь происходит?

Обе женщины вздрогнули от неожиданности, когда Шрив Катервуд распахнул дверь своей спальни. Его волосы были взлохмачены, на подбородке проступила щетина, и настроение у него было скверным.

По привычке Миранда поспешила налить ему чашку черного кофе и подать ему.

Губы Рейчел язвительно скривились, когда она увидела, что делает ее сестра.

– Как рабыня перед своим господином, – презрительно заметила она. – А теперь ты падешь перед ним ниц?

Миранда густо покраснела.

Чашка звякнула, когда Шрив поставил ее на блюдце. Его настроение, всегда не самое безоблачное по утрам, окончательно испортилось.

– Ты опять пришла сюда, чтобы оскорблять свою сестру? Я советую тебе убраться отсюда, если ты не хочешь услышать неприятные слова и о себе.

– Я ухожу. Не хочу вам мешать. – Рейчел схватила свою сумочку. – Я уверена, что у вас есть дела, которыми вы обычно занимаетесь по утрам. – Слово «дела» прозвучало в ее устах как нечто неприличное.

Шрив поставил чашку на стол и подошел к двери. На нем был лишь купальный халат, слабо завязанный на талии. При ходьбе он распахнулся, обнажив его волосатую мускулистую ногу почти до бедра.

Рейчел невольно взглянула на него и шокированная прикрыла рот рукой.

Шрив ехидно усмехнулся.

– Если вторгаешься в личную жизнь людей, то неизбежно сталкиваешься с разного рода интимными вещами.

– О! – Рейчел резко повернулась и бросилась к двери. Она торопливо начала дергать ручку, но дверь не поддавалась. Она никак не могла открыть ее.

Шрив приблизился к ней.

– Мадам, позвольте мне помочь вам удалиться. В конце концов, вы мешаете нам заняться «делами», которыми мы обычно занимаемся по утрам. – Он распахнул перед ней дверь. Рейчел опрометью бросилась прочь.

Шрив закрыл дверь и сделал вид, что отряхивает пыль со своих рук.

– Как жаль, что она так быстро ушла. Я мог бы показать ей еще кое-что.

Рут Уэстфолл задумчиво смотрела в окно вздрагивающего на стыках рельсов вагона. Френсис, думала она. Френсис. Под стук колес имя ее погибшего мужа снова и снова звучало у нее в ушах. Двадцать лет не стерли в ней память о нем. Он навсегда остался молодым и красивым, галантным и мужественным. Френсис. Как заклинание она повторяла его имя, пока поезд проносился мимо городов и деревень.

Нынешний ее муж разложил на столе карту и делал по ней измерения, занося результаты в записную книжку. Он что-то бурчал себе под нос. Его лицо было напряженным, взгляд сосредоточенным.

Рут уже хотела вернуться к пейзажу за окном, когда он поднял глаза. Его взгляд не остановился на ней. Напротив, он снял очки и потер усталые глаза. Не заметив, что она наблюдает за ним, он снова вернулся к своим записям.

Она опустила взгляд на свои руки, спокойно лежавшие у нее на коленях. Они были красивыми, особенно для женщины ее возраста – ухоженные, мягкие и белые с безукоризненным маникюром. Она посмотрела на пальцы. Ногти были овальные, блестящие.

Когда она была моложе и жила с Френсисом, руки у нее были жесткими и вечно красными от домашней работы, с коротко постриженными ногтями. Иногда зимой кожа на руках обветривалась и трескалась.

После смерти Френсиса, вынужденная вернуться к своим родителям, она много работала по дому и была лишена возможности заниматься собой. Теперь она была освобождена от всякой работы, и руки у нее были ухоженными, так почему же она с такой тоской вспоминает свою прежнюю тяжелую жизнь?

Уэстфолл тихо выругался, когда поезд сделал резкий поворот. Его книги и бумаги заскользили по столу. Карандаш скатился со стола и упал на ковер к ногам Рут. Он раздраженно посмотрел на карандаш, потом поднял взгляд на жену.

Вероятно, печальное выражение ее лица подействовало на него. Он встал, опираясь рукой на стол, и подошел к стоявшему напротив нее креслу. Устроившись в нем, он кивнул в сторону стола.

– Я тут сделал кое-какие расчеты. Так, предварительные наброски. Просто чтобы убить время. Мне понадобится больше людей, чем первоначально предполагал Хью. Территория слишком большая, чтобы я мог поддерживать на ней надлежащий порядок с небольшим отрядом.

Рут с беспокойством взглянула на мужа.

– Я не знала, что тебе придется подавлять индейцев. Я думала, ты будешь обеспечивать поставки продовольствия, торговлю, обучение их детей, медицинскую помощь.

Он недовольно поджал губы. У него на скулах заходили желваки. Подобные вопросы ужасно раздражали его. Он выслушал их немало еще в Вашингтоне от представителей различных комитетов.

– Только после того, как они полностью подчинятся. Нельзя начинать делать из них цивилизованных людей прежде, чем истребишь в них варварство. Они как дети. Им нужна дисциплина.

– Но они живут в резервациях. Они уже находятся под контролем.

– Рут. – Он резко встал, но вагон качнуло, и он опять упал в кресло. Когда же он наконец поднялся на ноги, его глаза сердито сверкали. – Я знаю, что я делаю. Я надеялся, что ты будешь мне помощницей, а не помехой.

Он прошел по вагону так быстро, насколько позволяло движение поезда, и открыл дверь. Смешанный с дымом свежий воздух ворвался в вагон. Уэстфолл захлопнул за собой дверь и вышел на площадку. Сквозь резное стекло Рут увидела, что он закуривает сигару.

Ее взгляд задержался на песчаной насыпи, обрамлявшей железнодорожную колею. Она не смотрела на пейзаж – она все это уже видела. Горы Аппалачи, зеленые поля Огайо, все было прежним. Поезд вез ее в Вайоминг. Она не могла сойти с него, как бы страстно этого ни желала.

– Френсис. – На этот раз она произнесла это имя вслух в пустом вагоне. Достав из рукава влажный от слез платок, она вытерла глаза. – Сначала Френсис, потом Миранда, – прошептала она.

Она взглянула на свои руки. Какой ужасной ценой далась ей эта белая нежная кожа.

Она не обманывала себя. Западные границы мало изменились за прошедшие двадцать лет. Это она изменилась. Поезд безжалостно возвращал ее к лишениям, отсутствию комфорта, к душевной боли. Она справлялась с ними, когда они с Френсисом были молоды и любовь окружала и защищала их. Но сейчас она боялась всего этого. Она уже была не Молода, и ко второму мужу столь сильных чувств не испытывала.

Стоя на площадке, Уэстфолл долго раскуривал сигару. Сильный порывистый ветер гасил пламя всякий раз, как он пытался ее зажечь.

Если бы не жена, не ее постоянно мокрые от слез глаза, он бы сейчас не стоял здесь, на ветру. Он бы сидел за столом и строил планы боевых действий.