Прошлое с нами (Книга первая) - Василий Петров

В походной заставе

Время 18 часов 30 минут. Изменился походный порядок. 3-я батарея выдвигалась в голову колонны вместо батареи управления. На 1-й огневой взвод возложена обязанность боковой походной заставы. Лейтенант Величко взмахнул рукой. 1-й огневой взвод двинулся в поле.

— Ваше дело... обеспечить прикрытие,—говорил мне младший лейтенант, передававший обязанности начальника заставы.— Двигаться параллельным курсом на удалении зрительной связи. Иметь парные дозоры впереди, слева, в тылу... Если обнаружен противник, вы стреляете из этой штуки,— он передал мне ракетницу.— Сигнал одновременно указывает направление. Все подразделения начинают перестраиваться. Поэтому прежде, чем нажать спуск, подумайте... нельзя ли обойтись,— младший лейтенант отсалютовал жгутом стеблей, как шашкой, на измученном лице скользнула улыбка. И ушёл. Следом потянулись его люди.

Боковая походная застава строилась в виде треугольника. По углам — парные дозоры, со стороны, обращенной к дороге, двигается ядро заставы — остальной состав взвода.

Походная застава составляет часть колонны, ее глаза и уши. Дозоры обязаны знать все, что происходит на расстоянии до полутора километров. Застава не уклоняется от направления, принятого колонной, не выбирает дорогу. Тыльному дозору надлежит поддерживать зрительную связь с головным дозором тыльной походной заставы.

Старший головного дозора — старший сержант Проценко, сержант Дорошенко — бокового, сержант Белый — тыльного. Старшему не удаляться более чем на 300—500 шагов. По местам!

Скоро я убедился: в колонне легче. Большей частью она шла по дороге. Правда, пыль надоедлива, но ни кочек, ни ям, ни растительности, которая путалась под ногами. Походная застава двигалась напрямую, беглым шагом, безостановочно.

Требует постоянных усилий сохранение заданной дистанции. Дозорные то норовят обойти препятствия, то удаляются в сторону, пропадают с глаз.

Начальник походной заставы обязан соблюдать порядок движения. Он сам является к дозорным, управляет заставой через посыльного либо посредством команд.

Не колыхнется густая пшеница. Стебли ниже ржаных, но идти ничуть не легче. Дозоры начали приноравливаться к движению. Примелькалось унылое однообразие полей. С высоты жжет солнце. В километре-двух видны деревья. Лесная опушка. Укрыться в тени, может быть, встретится ручей. Надежда временами занимала все мысли. Расстояние сокращалось.

Неожиданно застучала очередь. Пулемет стрелял навстречу. Головной дозор залег. Скорей, к гребню! Снова очередь, вторая, третья, четвертая.

Проценко начал отвечать. Я не решался нажать спуск ракетницы. Кто стрелял? Откуда? Пули свистят высоко. Нападение. Ясно. Ударник щелкнул, без всякой отдачи взвилась сигнальная ракета.

Слева отдельные выстрелы, кажется, со стороны бокового дозора. Хуторок на опушке, под соснами две-три повозки, лошади, суетятся какие-то люди, по одежде — крестьяне. Неужели они? Да, пулемет посылает очереди. Но слишком высоко наводчик берет. Увлеченные стрельбой, крестьяне поздно заметили дозорных. Бросились в бег, кто куда. Не остыл, дымит пулеметный ствол. Лошади в упряжке отбиваются от слепней.

Я перезарядил ракетницу для очередного сигнала. Полоснула новая очередь. Вот они... бегут, сломя голову, ищут под соснами спасения. Или рассчитывают удрать на повозке?

Подошла цепь тыльной заставы. Опоздала, нападающие крылись в глубине леса.

Возле повозки трупы. Кто они? Переодетые немцы? Их местные сторонники? Оружие — два допотопных пулемета с ржавчиной на кожухе. Кажется, французские «Гочкисы». В ведре навалом матерчатые ленты, снаряженные тупоголовыми пулями, пять-семь винтовок «Кольт».

Боковая походная застава потеряла трех человек, один погиб, двое ранены. Погрузили на повозку. Командир батареи приказал санинструктору оставить раненых в первом населенном пункте.

Перед заходом солнца боковая застава вышла к лесному ручью. Пили лежа, плескались водой в лицо. Скоро подоспела пища. Посыльный принес хлеб, всем по ломтю.

Наступали сумерки. Возможности зрительной связи исчерпаны. Люди бредут на ощупь. Темнота прибавила мне забот. Слух ловит топот колонны. Дозоры то отстают, то сбиваются в кучу. Не растерять бы людей.

Полночь. Лес. Подразделения шли просекой. Боковая походная застава продиралась сквозь заросли, им ни конца ни края. Грунт заболоченный, под ногами вода, грязь. А сбоку, в сотне шагов — сухо, песок. Духи лесные, что ли, ополчились на 1-й огневой взвод?

Люди едва держались на ногах. Безвольно свисает голова, болталась туда-сюда, отказывали ослабевшие мышцы. Орудийный номер машинально переставлял ноги, нес оружие, скатку. Обращаться к нему бесполезно. Он не слышит, не понимает, не видит перед собой ничего. Если встряхнуть, может, проснется, и то не сразу.

Спать на ходу — прескверное состояние. Те, кто проходил в предвоенные годы курсантскую службу в Сумском артиллерийском училище, могли это подтвердить. Ремни ранца, оружие, подсумки делаются жесткими, сколько ни поправляй, больно давят ребра. Снаряжение становится тяжелым. И все неудобно. Курсант чувствовал невыносимую усталость. Но остановиться, прекратить движение нельзя. Трава,солнце — весь белый свет подернут беспросветной пеленой. Разум погружался в сумеречное состояние.

Сознание тупеет, над всем существом курсанта довлеет одна мысль — не останавливаться, тащить на плечах выкладку, непрерывно идти, двигать ногами. Ну... шаг, еще шаг... еще. Ломота в костях, каждое движение отягчает тело и передается толчком во все члены, в мозг, в позвоночник, в мышцы... Курсант знает твердо: нужно повиноваться. И он шел.

Куда, зачем?.. Не имеет значения. Интересоваться, спрашивать? Нет смысла. Да курсант и не в состоянии... Содержимое черепной коробки словно разбавлено чем-то неприятно теплым, заплетался язык. Единственное, что он понимал, так это движение. Перемещаясь в пространстве, он избавлял себя от необходимости размышлять, ибо проблеск мысли усугублял уныние и безнадежность. Достаточно того, что он идет, повинуется какому-то началу.

Меня раздражали инертность и бессилие орудийных номеров. Они устали, но нельзя опускаться до положения невменяемости, терять рассудок, способность управлять собственными конечностями.

После полуночи я стал убеждаться, что рассчитывать на понимание не следует. Темень, в ногах путается рожь, какие-то растения. Дозорные исчезают, приходится раз за разом возвращать их к обязанностям. Они не знали службы, которую несли курсанты.

Почти все спят, ноги едва переставляют, раскачиваются, как во хмелю. Слов не воспринимают, каждую минуту нужно тормошить. Направление сообщается толчком. Пытаться вывести человека из этого состояния тщетно. На лице появляется гримаса обиды и недоумения. Он бессмысленно таращит глаза в свете фонарика. И остановить опасно, он топчется на месте, вообразив перед собой препятствие. Норовит обойти или падает замертво.