Волкогуб и омела - Шарлин Харрис

— Это я тебе и так могу сказать, — сухо ответил он. — И что, нижайше прошу поведать, могут сделать мелкий жулик и опальный военный маг для всемогущего Себастьяна?

Мы сели в такси, и я бросила папку ему на колени:

— Спасти его дочь.

— Ты не понял! Если я не найду этих девчонок, их могут убить!

Мы сидели у него, в запущенном номере мотеля достаточно далеко от Стрипа, и в окно слышался шум уличного движения. Он смешивался с гудением морозильника в конце коридора, где-то пара родителей вопила на своих детей, а за стенкой какой-то мужик, привыкший употреблять четыре пачки в день, мучительно выхаркивал прокуренные легкие. Веселого Рождества, в общем.

Сайрус включил телевизор и вывернул звук погромче, чтобы скрыть наш разговор — во всяком случае, от людских ушей.

— А если найдешь, то тебя. Воняет это дело, Лиа.

— Тюрьмы Корпуса пахнут не лучше.

— Ты говоришь как военный маг.

— Потому что я и есть военный маг.

— Нет. Корпус — это твоя профессия. А суть иная.

— Не начинай снова, Сайрус.

Он остался полулежать в плетеной качалке, которую кто-то воткнул в узкое место рядом с кроватью. Измазанную мусором рубашку он снял, и белые подтяжки ярко выделялись на загорелой коже. Чуть слишком длинные волосы курчавились, спадая до плеч. Мелькающий свет телевизора золотил ему ресницы и выделял не слишком тщательно выбритые места на щеках. Вид у него был как у усталого гуляки, промотавшегося, раздраженного и готового идти домой. Только глаза этому не соответствовали.

— Ты за эту работу взялась, потому что она дает тебе ощущение, будто ты человек. Ты окружила себя людьми, ты весь день и каждый день среди них. Купаешься в их аромате, как бы он ни был слаб, и говоришь себе, что они и есть твой истинный клан. Что ликантропия — всего лишь болезнь…

— Потому что так оно и есть!

Сайрус мрачно улыбнулся:

— Быть оборотнем — это не генами решается. И даже не переменой. Это значит гордиться тем, кто мы такие, гордиться обычаями, древним образом жизни, почетным образом в том мире, где забыли, что значат слово и честь.

— Интересные заявления от карточного шулера.

— Ты не хочешь видеть того, что очевидно всем. Ты — вервольф, нравится тебе это или нет. И всегда будешь вервольфом.

С этими словами он закурил сигару, сложив большие ладони чашечкой, щелкнул зажигалкой одним привычным движением руки. И вот это небрежное действие меня достало. А еще — интонации высшего по рангу, снизошедшего до объяснения низшему очевидных вещей. И вдвойне это меня бесило, потому что ни один клан не согласился бы палочкой дотронуться до любого из нас.

Я решила не поддаться и не дать ему или моему раздражению вывести меня из себя.

— Ты будешь мне помогать или нет?

Он выдул в мою сторону клуб дыма:

— Я сделал, что мог. Если это тебя не переубеждает, не знаю, что может помочь.

Сайрус подтвердил то, что я уже подозревала: не одна, не две и даже не три пропавших девушки принадлежат к высшим кланам: они из кланов Лейдольф, Маккон, Тамаска и Ранд, как Даниэла — из Арну. Это было понятно по фамилиям, но в деле не была указана маленькая подробность: каждая из них — дочь вожака клана. У кого-то проявилось серьезное желание умереть.

— Мне нужно имя, место, что-то, с чего начать, — сказала я нетерпеливо. — А не причина смыться.

Он только смотрел на меня с абсолютно невозмутимым лицом. Мне просто вопить хотелось, пусть я и знала с самого начала, что просто не будет. В отличие от меня, Сайрус когда-то принадлежал клану. В волчьей форме он носил черные и коричневые пятна самого Арну. Более того, у него было редкое отличие: он родился волком, а это на любом уровне приличный плюс. Все преимущества были на его стороне: брак в высших кланах, гарантированное богатство от солидных инвестиций, власть, престиж и уверенность, что, если он попадет в беду, родичи будут биться за него до последнего.

Кроме тех случаев, как оказалось, когда он попадет в беду вместе с ними.

Я не знала, что он такого сделал, чтобы его назвали варгульфом — у вервольфов это эквивалентно включению в черный список. Что-то очень плохое, потому что такая участь считалась хуже смерти. Он лишился всех привилегий ранга, в том числе защиты клана. Это не совсем то, что ходить с мишенью на спине, но близко к тому. Всякий, имеющий на него зуб, в том числе любой, кто завидовал его прошлому положению, мог его убить, не опасаясь мести клана. И сам он не имел причин оказывать услугу Арну.

— Ты тут что-то говорил насчет того, что быть вервольфом — это целиком вопрос чести, — сказала я уже с оттенком отчаяния. Я могу его засадить в тюрьму — быть может, — но заставить его себе помогать не в моей власти. — Или ты так, трепался? Потому что если ты всерьез, то какая может быть честь, если стоять и смотреть, как девушка твоего собственного клана…

— Бывшего клана. Но я не говорил, что я буду стоять и смотреть. Я говорил, что тебе в это лезть не надо.

— В смысле?

— В том смысле, что похититель, кто бы он ни был, одолел не только самих девушек, но их телохранителей. Телохранителей-вервольфов, — подчеркнул он, будто я могла подумать что-нибудь иное. — Чтобы дать тебе такое поручение, твои начальники должны очень сильно хотеть от тебя избавиться.

— У Корпуса последнее время много работы, — ответила я сухо. Вражда между Серебряным Кругом и его Черной противоположностью — шайкой пользователей магии, лишенных малейшей щепетильности и не знающих слова «совесть», — тлела всегда, но недавно вспыхнула полномасштабной войной. Эта война сильно напрягла Корпус и объясняет, кстати, почему им пришлось швырнуть меня на это дело, как бы я ни злилась. — И про вервольфов больше меня никто не знает.

— Ни у кого другого также нет с ними объявленной вендетты. Лобизон обвиняет тебя в смерти своих волков.

— Знаю. — Вендетта была объявлена в день после боя, как требовал обычай, «пока не остыла кровь погибших». Но меня беспокоила не сама по себе вендетта: клан уже видел, на что способны два мага, и вряд ли захотят иметь дело с целым взводом. Мне не давала спать мысль, что будет, если про это узнает мое начальство. Стоит дойти до них сведениям, что я приговорена к смерти важным союзником в новом их альянсе, я в следующую наносекунду вылечу пулей. А тогда мы с отцом окажемся лицом к лицу не с горстью вервольфов, а с целым кланом.

Без всякой помощи.

Вот с этой клешней на горле я живу уже семь месяцев, зная, что живу лишь благодаря нелюбви вервольфов обсуждать дела клана с посторонними. Как ни смешно, а сейчас моя лучшая защита — почитание традиции кланом Лобизон. Но сколько это продлится — никто не знает.