Радость и страх - Джойс Кэри

- Это на него похоже! - восклицает Нэнси. - Ему бы только сказать какую-нибудь гадость. Счастье, что я могу от него избавиться. Такой отец один вред для ребенка.

Паркин только что выписался из госпиталя. Его самолет был сбит в Северной Африке, он уволен на небольшую пенсию и еще не решил, пойти ли по деловой части или поступить в университет. А пока он опять живет с Филлис в Лондоне, и улик для привлечения его к суду более чем достаточно.

Но Табита, хоть и сама настаивала на разводе, пожалела об этом, как только Нэнси подала в суд - это лишь подстегнуло в ней беспокойство, разом пошатнувшее все нормы военного времени. "Какое наслаждение снова чувствовать себя свободной, - говорит Нэнси. - Просто не понимаю, как я могла столько времени терпеть Джо". И едет в Эрсли на вечеринку с коктейлями, где встречает несколько старых партнеров по танцам.

Но метания Нэнси - только малая доля тех новых забот, которые свалились на Табиту. Она уже чувствует, что рост заработной платы и рост цен означают конец "Масонов". Ее и Гарри терзает смутная тревога, как животных перед грозой или при перепаде атмосферного давления. Старый Гарри ворчит на Табиту: "Уголь опять подорожал. Почему не купила сразу целый грузовик? Ни о чем-то ты не думаешь". Табита только гадает, какое именно из землетрясений, вызванных концом войны, поглотит ее или раздавит насмерть. Один из постоянных источников ее тревоги - расточительность Бонсера. Он тратит деньги со скоростью ста фунтов в неделю. Но когда его однажды подобрали без сознания на улице в Эрсли, мысль, что он может умереть, ужаснула ее.

Стоило Бонсеру снять мундир, как все увидели, что он всего-навсего старый, износившийся пьянчужка. Его почитатели из Гранд-отеля демобилизованы и разъехались кто куда, и опять он пропадает в кабаках среди всяких темных личностей, но и они уже не слушают его басен надоело.

Живет он с некой Ирен или Айрин Граппер, девятнадцатилетней, но уже широко известной продажной девицей. Она очень некрасивая, с птичьим лицом, узкой плоской фигурой и кривыми ногами; а грубый грим, большущие оранжевые губы, намалеванные поверх маленького рта, и прическа-башня из жестких соломенных волос уродуют ее" еще больше. У нее нет ни вкуса, ни воображения, только маленький алчный ум и бесстыдство магазинной воровки. Но профессиональное умение помогло ей быстро привязать к себе старого похабника. И, забрав над ним власть, она безжалостно им помыкает. Отнимает у него стакан - "Хватит с тебя на сегодня". Прерывает его посреди длинного монолога о Потсдамской конференции: "Заткнись, старый дурак, слушать тошно". А он в ответ только оглядывает собутыльников и с идиотской улыбкой покачивает головой, словно говоря: "Не смею перечить даме".

И она беззастенчиво грабит его. Берет у него бумажник, чтобы расплатиться, а потом кладет в свою сумку. "Ладно, пусть пока будет у меня".

Один раз она даже привезла его к самой двери Амбарного дома, но Нэнси, предупрежденная старухой Дороти, перехватила их в прихожей: - Простите, это частное владение.

Бонсер пробует хорохориться: - Это мой секретарь мисс Граппер.

- К сожалению, сейчас не могу ее принять. Бабушка отдыхает.

- Как это не можешь принять? - И хочет оттолкнуть Нэнси.

Но та не отступает. - Я думала, это бабушкин дом.

И мисс Граппер хватает Бонсера за рукав. - Пошли, глупая ты башка. Что толку спорить?

- Ты совершенно права, дорогая. Я уйду, и больше меня здесь не увидят. Слышите, миссис Паркин? Надеюсь, вы собой довольны? А вам известно, что я мог бы все здесь пустить в трубу? Что бы вы тогда стали делать?

- Вы и так скоро все пустите в трубу, дедушка. Вы хоть представляете себе, сколько вы тратите?

Бонсер орет, что тратит свои деньги, не чужие. И какое дело ей, разэтакой девке, где и на что он их тратит? И когда Граппер уже села за руль, продолжает орать, высунув из машины большую опухшую физиономию.

Но месяц спустя, угодив в больницу, он требует к себе только Табиту и встречает ее как избавительницу. - Увези меня домой. Пупс, не оставляй на съедение этим стервам.

И дома, пока Табита и Дороги, как два умных муравья, вцепившиеся в непомерно тяжелую для них неповоротливую добычу, с трудом раздевают его и укладывают в постель, он размахивает руками и кричит: - Не пускай ее сюда! Скажи им, чтоб отвязались.

Он был бы отвратителен на вид, но его спасает (как всегда, без усилий с его стороны) замечательная кожа, гладкая, чистая, розовая, облекающая эту груду жира; кожа младенца, устоявшая против разрушений разврата, дожившая до поры, когда он вновь стал младенцем, и словно оправдывающая теперь его ребяческие страхи, его нелепые уловки.

- Не называй меня Диком, вдруг она услышит. Ты ее не знаешь. Хорошо еще, что ее в больницу не пустили.

Он велит сделать задвижки на дверях спальни, а заслышав, что у ворот тормозит машина, вскрикивает: - Вот они! Не пускай их сюда!

Опасность чудится ему повсюду. Кругом - одни мошенники, только и думают, как бы его объегорить. Всех своих гостей он молит спасти его - не сводить глаз с двери либо перепрятать куда-нибудь. Годфри Фрэзера он целый час держит за руку, упрашивая, чтобы тот увез его. - Ты джентльмен. Ты не хапуга. Увези меня отсюда, я тебя отблагодарю. Я еще не совсем обнищал.

И Годфри успокаивает его, не отнимает руку и уверяет, что никакой опасности нет, пока он не соглашается принять снотворное, которое уже давно приготовила для него Табита.

Фрэзера только что демобилизовали, и он сразу приехал в Амбарный дом пожить там, пока не найдет работу. Нэнси встретила его очень тепло и ведет с ним долгие серьезные беседы. Он до сих пор в нее влюблен, это ясно, но как раз когда у Табиты забрезжила надежда, что они все-таки поженятся это было бы так своевременно, так разумно! - она застает внучку в объятиях развеселого лысого майора, только что прикатившего на "джипе".

И когда она заявляет о своем присутствии громким покашливанием, оба оглядываются, не разнимая рук, и улыбаются, словно хотят сказать: "Смешные они, эти старушки!"

- Все в порядке, бабушка, - говорит Нэнси, - это Лягушонок. Неужели ты не помнишь Лягушонка? Он вернулся из Бирмы.

Чуть не каждый день Нэнси навещают старые друзья. И у каждого свои тревоги, свои планы. Все какие-то взвинченные, но среди всеобщей неразберихи они как будто особенно дорожат старыми знакомствами.

Не успела Табита привыкнуть к тому, что Нэнси прогуливается возле дома под руку с майором, как однажды та на ее глазах стремглав вылетает на дорогу и бросается на шею высокому, дочерна загорелому офицеру, который с трудом выбрался из длинной низкой машины.

- Бабушка, это Луис, помнишь его? - И Нэнси тащит гостя к Табите. - Лу Скотт, он был в плену в Италии. А я думала, его и в живых уже нет.

Табита здоровается со Скоттом, а тот не сводит глаз с Нэнси. - Вот и свиделись опять, Н-нэн. Выглядишь ты отлич-чно.

И правда, глаза у Нэнси блестят, толстые полураскрытые губы кажутся красивыми, потому что выражают ее непритворную радость, что Луис уцелел.

Весь этот день она обсуждает с Луисом его планы. Он демобилизован и намерен заняться прокатом самолетов в компании с одним инженером по фамилии Макгенри. Они уже внесли задаток за взлетно-посадочную площадку рядом с Данфилдским аэродромом и приобрели преимущественное право на покупку двух самолетов "дакота", которые на будущей неделе прибудут из Франции. - Г-говорят, тут г-главное правильно начать, з-завязать отношения.

Несмотря на бронзовый загар и закаленный вид, манера говорить у Скотта какая-то замедленная, мечтательная. Заикаться он стал сильнее, как будто и мысль у него то и дело спотыкается. - Мы д-думали, может, ты войдешь с нами в компанию, Нэн? Но н-нет.

Нэнси удивлена. - Я? Чтобы я вложила деньги в самолетную компанию?

Тут вступает Табита: - Нэнси своими деньгами не распоряжается. Она не может ими рисковать.

И Луис, нисколько не обескураженный противодействием Табиты, негромко тянет: - Д-да, риск тут, конечно, есть... Нэн, как тебе вчера понравился "М-мозговой трест"? [радиопередача Би-би-си: ответы видных политических деятелей и специалистов на вопросы радиослушателей]

- Мне? А я не слушала. Некогда было.

- Вот этот вопрос насчет нашего "я". - В лагере Луис начитался книг по философии, психологии, богословию. Мозг его затуманен огромными расплывчатыми проблемами. - Существует вообще мыслящий субъект или нет?

- Честное слово, не знаю. Ты мне лучше расскажи еще про вашу компанию.

Нэнси, ласково распростившись с Луисом, говорит о нем потом прямо-таки с нежностью: - Жаль его, беднягу. Такого, по-моему, все будут надувать. Хорошо еще, если хоть этот его шотландец что-нибудь смыслит в делах.

119

Три недели спустя, когда Табита успела забыть про Луиса за другими тревогами - в особенности о Годфри, который с полного одобрения Нэнси надумал принять духовный сан и поехать миссионером в Африку, - Нэнси возвращается домой, полная впечатлений от поездки в Данфилд.