Империя: чем современный мир обязан Британии - Ниал Фергюсон

Фильм Пьера Буля и Дэвида Лина прославил мост через реку Квай. На самом деле условия там были гораздо хуже, чем показано в фильме. Еще страшнее дело обстояло дальше, на “железной дороге смерти” недалеко от бирманской границы.

Безжалостное, зачастую садистское обращение с заключенными в лагере Хинток подробно описано в дневнике, который вел все время после сдачи в плен австралийский хирург, подполковник Эдвард Данлоп (Утомленный). Это прозвище командующий военнопленными Данлоп получил отчасти из-за того, что он, будучи высоким человеком, вынужден был сутулиться, разговаривая со своими низкорослыми охранниками, чтобы не уронить их достоинства и не вызвать опасный гнев.

19 марта 1943 года. Завтра для железной дороги нужны шестьсот человек… Должны идти все: и те, у кого легкие обязанности, и те, кто освобожден от обязанностей, и те, у кого нет обуви. Это почти убийство. Очевидно, япошки имеют большой запас трудовых ресурсов здесь и в Сингапуре, и они выказывают явное намерение сломать людей этой работой, не обращая ни малейшего внимания на их жизни или здоровье. Это может быть расценено только как хладнокровное, беспощадное преступление против человечности, явно преднамеренное…

22 марта 1943 года. Я пришел в ярость… и сердито сказал Хироде [японский офицер, ответственный за строительство], что я резко против того, чтобы он посылал на работу больных… Я предложил ему выполнить свою угрозу и застрелить меня (винтовки были направлены на меня): “Вы можете убить меня, но мой заместитель так же упрям, как я, и после того, как вы расстреляете и его, вам придется расстрелять всех. Вы останетесь без рабочих. В любом случае это приблизит день, когда тебя повесят, злобный ублюдок!”

С точки зрения Данлопа, железная дорога, которую строили японцы (точнее, их пленники), была “удивительной затеей”: она, казалось, “шла без какого-либо учета местности, будто кто-то провел линию на карте”. В Конъю полотно шло напрямик сквозь скальный массив длиной 73 метра и высотой 25 метров. Работая круглосуточно, по сменам, люди Данлопа должны были взрывать, сверлить и пробиваться сквозь камень. Несмотря на начало сезона дождей и чудовищную эпидемию холеры, они закончили работу всего через двенадцать недель. Из-за света, во время ночной смены испускаемого мерцающими карбидными лампами, этот проход получил у измученных военнопленных прозвище “геенны огненной”. Из дневника Данлопа ясно, кто был там дьяволами:

17 мая 1943 года. В эти дни, когда я вижу, как люди неуклонно превращаются в измученные, жалкие обломки, раздутые от берибери, истощенные от пеллагры, дизентерии и малярии, покрытые отвратительными язвами, жгучая ненависть возникает во мне всякий раз, когда я вижу японца. Отвратительная, позорная, ненавистная шайка людей-обезьян. Вот горький урок всем нам: не сдаваться этим зверям в плен, пока есть хоть капля жизни в теле.

Данлопа дважды жестоко избили. Его привязывали к дереву, чтобы заколоть штыками: японцы заподозрили его в хранении радиопередатчика. За мгновение до смерти экзекуция была отменена. Однако не это, а обращение с одним из его людей, сержантом СР. Холлэмом (Микки), показалось Данлопу верхом бессмысленной жестокости японцев:

22 июня 1943 года. Сержант Холлэм с малярией был зарегистрирован японцами в лагере, ему позволили отправиться в госпиталь… [Его] выволокли из госпиталя, очень больного (он упал в обморок в пути на работу) и неописуемо избили сержант и другие японцы. Вот как это было: удары кулаками; удары по лицу и голове деревянными колодами; неоднократные сильные броски через плечо на землю… затем пинки в живот, мошонку и ребра и т.д., с частыми ударами бамбуком по голове, другие обычные меры… Это отвратительное и зверское дело в целом продолжалось несколько часов… Сержант Холлэм был совершенно ослаблен: температура 103,4 [почти 40ºС], лицо в сильных ушибах, травмы шеи и груди, ссадины и травмы конечностей.

Холлэм умер четыре дня спустя. Данлоп отметил: “Он был убит этими японскими садистами вернее, чем если бы они его застрелили”.

Данлоп подсчитал пленных, умерших в лагере Хинток с апреля 1943 года по январь 1944 года. Общее количество дошло до 676 человек: каждый десятый был австралийцем, двое из троих — англичанами. В целом около 9 тысяч британцев не пережили пребывание у японцев — примерно четверть всех пленных. Никогда еще британские войска не переносили такое ужасное обращение.

Это были страсти империи, ее крестные муки. Могла ли она воскреснуть после такого?

Теперь, когда империя ослабела, а ее солдаты превратились в рабов у азиатских хозяев, для индийских националистов настал подходящий момент, чтобы восстать и сбросить британское ярмо. Субхас Чандра Бос провозгласил падение Сингапура “концом Британской империи… и зарей новой эры индийской истории”.

Тем не менее события показали слабость националистического движения и гибкость английской политики в Индии. Вице-король объявил о вступлении Индии в войну, не советуясь с лидерами ИНК. Кампания “Вон из Индии”, начатая в 1942 году, прекратилась в течение шести недель после ареста Ганди и других лидеров кампании, газетной цензуры и усиления полицейских сил войсками. ИНК раскололся, причем сотрудничество с японцами выбрало незначительное меньшинство, подстрекаемое Босом — потенциальным индийским Муссолини[197]. Но даже боеспособность Индийской национальной армии Боса оказалась низкой. Единственную серьезную угрозу для британцев в Индии представляли японские дивизии в Бирме, но британская Индийская армия наголову разбила их в Импхале (март — июнь 1944 года). Оглядываясь назад, можно сказать, что предложение в 1942 году сэром Ричардом Стаффордом Криппсом статуса полного доминиона для Индии после войны или возможность выйти из империи было избыточным. Догматичный марксист в той степени, в какой им может быть только миллионер[198], Криппс объявил: “Глядя на страницы истории Британской империи, можно только закрыть лицо от стыда, что ты британец”. Но индийцам стоило лишь посмотреть на то, как японцы вели себя в Китае, Сингапуре и Таиланде, чтобы понять, насколько хуже была эта альтернатива. Ганди мог отклонить предложение Криппса как “просроченный чек терпящего крах банка”. Но как кто-либо мог всерьез утверждать, будто уход англичан улучшит жизнь, если вместо них пришли японцы? (Филдинг усмехался в “Поездке в Индию”: “Кого вы хотите вместо англичан? Японцев?”)

Не следует недооценивать роль империи — не только рослых парней из доминионов, но и обычных, лояльных индусов, жителей Вест-Индии, а также африканцев — в победе над державами Оси. В армии служили почти миллион австралийцев и более двух с половиной миллионов индийцев (около десятой части — за границей Индии). Без канадских летчиков битва за Англию, возможно, была бы проиграна. Без канадских летчиков битва за Атлантику была бы проиграна наверняка. Несмотря на все усилия Боса, большинство индийских солдат стойко сражалось, периодически сетуя на низкое жалование (75 рупий в месяц платили британскому солдату, 18 рупий — индийскому). Действительно, боевой дух укреплялся по мере того как распространялись известия о японских злодеяниях. “Я вдохновлен чувством долга, — писал солдат-индиец семье, — и возмущен зверствами нецивилизованных японцев”. Королевские западноафриканские пограничные войска испытали свой миг славы, когда группа японских солдат совершила невероятное и сдалась в плен — из-за страха перед тем, что “африканские солдаты едят убитых в сражении, но не пленных… а съеденных африканцами не примут предки в потустороннем мире”. Даже Ирландское Свободное государство (единственный доминион, принявший позорную политику нейтралитета) дало 43 тысячи добровольцев. В целом империя мобилизовала более пяти миллионов солдат — почти столько же, сколько само Соединенное Королевство. Учитывая отчаянное положение Англии в 1940 году, это была еще более славная демонстрация имперского единства, чем в Первую мировую войну. Лозунг Дня империи в 1941 году был почти пародией на нацистский: “Один король, один флаг, один флот, одна империя”, но в нем была некоторая истина.

И все же империя в одиночку не выиграла бы. Победа — и будущее самой империи — зависели, по иронии, от бывшей английской колонии, от народа, некогда пренебрежительно названного премьер-министром Новой Зеландии[199] “расой полукровок”. И это означало, что, по словам одного старого сотрудника Министерства по делам колоний, “результатом победы будет не сохранение, а торжественное погребение старой системы”.

В Первую мировую войну экономическая, а позднее и военная помощь США была важной, но не критически важной. Во Вторую мировую она оказалась жизненно необходимой. С первых дней войны Черчилль связывал свои надежды с Соединенными Штатами. “Голос и сила Соединенных Штатов могут не иметь никакого значения, если их слишком долго сдерживают”, — сказал он Рузвельту уже 15 мая 1940 года. В своих речах и радиопередачах он неоднократно намекал, что спасение придет с другого берега Атлантики. Двадцать седьмого апреля 1941 года, более чем за семь месяцев до того, как США вступили в войну, он процитировал строки Артура Хью Клафа в радиопередаче Би-би-си на Америку: