Брат бури - Роберт Говард

Я очутился на самой южной оконечности городка, который выглядел в точности так же, как выглядят все поселки в предгорьях. Единственная вихляющая из стороны в сторону улица; охотничьи собаки, дремлющие прямо в пыли, заполнившей глубокую колею, пробитую колесами фургонов; единственная лавка, где торгуют всем сразу, да пара салунов.

Заприметив несколько лошадей у коновязи неподалеку от салуна под названием «Бар Большого Мака», я повернул в ту сторону. На улице никого не было, хотя из салуна доносился шум. Похоже, там изрядно веселились. Я был весь в пыли; вдобавок меня томила жажда. Вот почему я подумал, что, прежде чем отправляться на поиски мисс Притчарт, мне следует заглянуть в салун, дабы привести себя в порядок и пропустить глоток-другой. Подумав так, я напоил Капитана Кидда, привязал его к дереву (я всегда так поступаю, потому как, если привязать Кэпа к общей коновязи, то он может залягать насмерть всех имевших несчастье оказаться поблизости с ним лошадок) и зашел в салун.

Внутри никого не было, кроме какого-то невзрачного плешивца с седоватыми бакенбардами, протиравшего стойку бара тряпкой сомнительной чистоты. Привлекший мое внимание шум слышался из соседнего помещения. Судя по звукам, там находился кегельбан, в котором развлекались несколько джентльменов.

Я тщательно выколотил шляпой пыль из штанов (ведь опрятность — одно из моих врожденных качеств) и заказал виски. Пока я смаковал жиденький напиток, который даже в спиртовке-то едва ли бы стал гореть, малый за стойкой поинтересовался:

— Ты кто будешь, парень? Приятель Буйвола Риджуэя?

— Никогда такого в глаза не видывал, — честно признался я.

— Тогда тебе лучше сматывать удочки из нашего городка Причем так быстро, как сумеешь. Правда, самого Буйвола здесь нету — он совсем недавно выехал прогуляться со своими дружками, — но зато там, в кегельбане, сейчас играет Джефф Миддлтон, а Джефф — тоже весьма отчаянный парень.

Я начал было втолковывать бармену, что Джефф Миддлтон меня совершенно не интересует, но тут из кегельбана раздался такой дружный вопль, будто кто-то первым же ударом вышиб десятку либо там случилось еще какое-нибудь, не менее знаменательное событие. Дверь из кегельбана с треском отворилась; в бар, жизнерадостно крича и похлопывая друг друга по спинам, ввалились шестеро парней.

— А ну, выставляй свое пойло, Маккей! — вопили они. — Джефф платит! Он только что вынес Тома Гаррисона всухую, шесть раз кряду!

Парни гурьбой подвалили к стойке, и один из них попытался отпихнуть меня в сторону. Разумеется это ему не удалось. Такое не удавалось никому с тех самых пор, как я немного подрос. Бедолага аж зашипел от боли — здорово расшиб себе локоть. Похоже, это его немного обидело, поскольку он повернулся ко мне и злобно спросил:

— Ты в своем уме? Какого черта ты тут делаешь?

— Да вот, хотел спокойно допить стаканчик кукурузного сока, — холодно ответил я.

Тут уж они все повернулись в мою сторону, а их руки сами собой потянулись к пистолетам. Крутые ребята. Или уж очень старались выглядеть такими. А особенно крутым старался выглядеть тот, кого они называли Миддлтоном.

— Кто ты таков и откуда свалился? — повелительно спросил он.

— Не твое собачье дело, — ответствовал я как можно обходительней. Как это принято у нас, на добром старом Юге.

Парень весь как-то глупо оскалился и принялся судорожно хвататься за кобуру.

— Никак ты нарываешься на ссору?! — прохрипел он.

Я краем глаза заметил, как старик Маккей шустро нырнул за полку с пивными бочками.

— Не имею дурной привычки начинать ссоры, — доброжелательно ответил я. — Наоборот, всегда стремлюсь как можно скорее их заканчивать. И вообще, в чем дело? Я зашел в салун, чтобы тихо-мирно пропустить глоток-другой, а тут вы, койоты, врываетесь с безумными воплями. Чисто детишки, которым первый раз в жизни удалось кеглю сшибить!

— Никак ты сомневаешься в моем таланте?! — взвизгнул парень так, будто его оса в задницу ужалила. — Небось, думаешь, что сможешь у меня выиграть?

— Пока что я еще не встречал такого игрока, который мне хотя бы в подметки годился, — с присущей мне скромностью не стал спорить я.

— Ну хорошо же! — заорал он, скрежеща зубами. — Идем в кегельбан, и я покажу тебе, что такое настоящая игра! Слышишь ты, грязный горный гризли!

— Слышу, слышу, — успокоил я его, поднимаясь с табурета.

— Эй, постойте! — вдруг пискнул Маккей, чуть высунув голову из-за пивных бочек. — Поосторожнее, Джефф! Кажется, я узнал этого парня!..

— А мне плевать, кто он такой! — продолжал бушевать Миддлтон. — Он нанес мне смертельное оскорбление! Так ты идешь, чучело, или уже в штаны наложил?!

— Эй ты! Полегче с оскорблениями! — грозно заревел я, решительно направляясь к кегельбану. — Я не из тех, у кого можно долго размахивать под носом красной тряпкой!

Произнося эти слова на ходу, я обернулся, поэтому дверь, ведущую в кегельбан, толкнул не глядя. До сих пор не могу понять: либо она оказалась совсем хлипкая, либо я случайно толкнул ее чуть сильнее, чем надо.

Короче говоря, дверь почему-то с треском слетела с петель. Парни тоже немного удивились, а Маккей отчаянно заверещал что-то неразборчивое. Но я уже вошел в кегельбан, выбрал себе шар и пару раз пренебрежительно подбросил его на ладони.

— Так. Здесь — пятьдесят баксов, — заявил я, выудив из кармана свои зелененькие и помахав ими в воздухе. — Ставим по полсотни каждый, по пятерке на игру. Идет?

Что он там ответил, я не понял. Похоже, он просто издал звук, похожий на рычание голодного волка, стащившего бифштекс. Но поскольку парень сперва взвел курок револьвера, а затем отслюнявил десять пятидолларовых банкнот, я решил, что он согласен.

Малый оказался ужасно азартным; чем дольше мы играли, тем сильнее он нервничал. Когда я выиграл пять игр всухую и забрал себе четвертак из полусотни Миддлтона, жилы у него на шее вздулись так, что я даже начал за него беспокоиться.

— Теперь опять твоя очередь, — сказал я, а он вдруг отшвырнул шар в сторону и заявил:

— Мне не нравятся твои манеры! Я выхожу из игры и снимаю свою ставку. Хватит! Ты больше не получишь от меня ни доллара, будь ты проклят!

— Это еще что такое, ты, дешевка! — в гневе взревел я. — А мне-то сперва показалось, что ты — истинный спортсмен, хотя и конокрад!

— Я не ослышался?! — завопил он. — Ты назвал меня конокрадом?!

— Ладно, ладно, только успокойся, — поспешно извинился я. — Я оговорился. Прости. Не конокрад, а коровий вор, если уж ты так чертовски чувствителен к словам.