Я – обычный - Владислав Жеребьёв

– Мы, дяденька, не местные, – подмигнул я старику, – провинциалы. Заблудились, выхода не нашли. Ты только тише, папаша. Жить-то, небось, хочешь?

И тут произошло то, что, возможно, позволило выжить всей нашей честной компании и поначалу ввергло меня в ступор.

Старик в белом халате застыл, а потом, сняв очки, прищурившись, внимательно посмотрел на меня.

– Ну, здравствуй, двадцать пятый. Не думал, что свидимся.

– Быстрее, быстрее, – гнал нас ученый по коридору. – Сейчас суматоха, все готовят переезд. Масса машин, масса посторонних людей. Пересидите пару часов в подсобке, принесу вам чистую одежду, а потом появится возможность. Она должна появиться.

Звали пожилого ученого Константин Петрович Мерзляев. Та же фамилия была и у моего отца, а впоследствии и матери, после их женитьбы. Был у отца и брат, ученый-полярник, который никогда не посещал нашу квартиру, но каждый год присылал посылки из всех своих многочисленных командировок. Назвали меня, кстати, в его честь. Свой первый перочинный нож, увеличительное стекло и компас я получил от своего далекого родственника и видел его только на фотографиях, и после получения очередного подарка, будоражащего детское воображение, всегда донимал отца вопросом:

– Папа, а когда приедет дядя Костя?

Отец отмалчивался, говорил что-то про занятость, про работу. Мать же только пожимала плечами, мотивируя отсутствие мужнего брата их давней ссорой. Однозначного ответа услышать мне так и не удалось.

Черная форма сидела на мне несколько мешковато, но выбирать не приходилось. В своих синих комбезах, среди безопасников «Нового мира» мы выглядели, что белые вороны, и вариант «затеряться в толпе» отыграть не получилось бы. Поразмыслив здраво, отброшена была и идея уходить с боем. До сих пор не пришедшего в себя Тимура пришлось бы нести на носилках, а с раненым особо не навоюешь. Лишний раз поражаешься отвратительной гениальности людей, придумавших противопехотные мины. Не особо и мощные, призванные покалечить, но только не убить. Чуть в отряде появится раненый, движение группы замедляется, падает боеспособность и боевой дух, а это уже считай поражение. Раненый был и у нас, но поддерживать боевой дух пока еще удавалось, и даже не ввиду моего красноречия, а из злого упрямства, упертости российской. Долго запрягают, но едут быстро, или если возьмутся за что, то доведут до конца. Немцев бить? Пожалуйста. Турок? С превеликим удовольствием? Французов так вообще любимое занятие, особенно если вместе с монголами. Чем хуже бойцы «Нового мира»? Ничем. Лучше, впрочем, тоже. Бить их нужно и бить их можно.

– Выбрал из старой формы, – кивнул Константин Петрович, – так что, может, и не в размер. Ботинки свои оставьте, так проще, да и на вид вроде одинаковые.

– Пора объясниться, Константин Петрович, – кивнул я.

– Конечно, Константин Андреевич, – согласился ученый. – Времени у нас полчаса, не меньше.

Комната, в которую мы попали, была подсобным помещением, где местные запасливые завхозы хранили уйму старой утвари. Тут же, на удивление, обнаружилась и душевая комната с раздевалкой, так что привести себя в порядок мог любой желающий.

– Не нагрянут? – поинтересовалась Женя, недоверчиво поглядывая на старика.

– Нет, – отмахнулся Мерзляев-старший. – Месяца три сюда стаскивают всякую рухлядь, которую не планировалось перевозить, так что можете быть в полном спокойствии.

– Так все-таки по поводу объяснений, – напомнил я. – Двадцать пятому безумно хочется послушать.

– Извольте, начну с самого начала. – Старик откашлялся, прочищая горло. – История эта началась почти сорок лет назад, когда я и группа молодых ученых, в состав которой я имел честь входить, разработала уникальный способ моделирования ДНК, позволяющий на этапе зачатия устранить все врожденные болезни, развить все внутренние органы и иммунную систему и еще тысячу мелочей. Одновременно с этим некая компания под названием «Новый мир», кстати, осуществляющая финансирование нашего проекта, вела исследования по стезе клонирования, и добилась, надо сказать, колоссальных результатов. Мы уже было собрались опубликовать свои исследования. Еще бы, преподнести миру такой подарок. Человек, исправленный и дополненный, не был бы подвержен болезням и хворям, уровень интеллекта средней модели мог превышать сто пятьдесят пунктов по тесту, а главное, отказ от любых производимых кем бы то ни было лекарств. Общество могло расцвести, средняя продолжительность жизни увеличится на десятки лет, да мало ли что еще, но нам сказали – нет.

– То есть как нет? – не понял я, завязывая шнурки на берцах.

– Вот так, – пожал плечами мой псевдодядя. – Самое натуральное нет. Мотивировали это тем, что общество не готово еще к столь масштабным перестановкам, и наша работа скорее вызовет шок и отторжение, чем общее ликование. Взамен нам предложили воплотить свою идею в жизнь, а именно промоделировать все наши наработки на клонах. Ощущение было двоякое. С одной стороны, мы вступили на тот путь, с которого уже невозможно свернуть. Раз почувствовав себя богом, хочется ощущать это еще и еще. Это не приедается, становится наркотиком, болезнью. С другой стороны, воплощать что-то на клонах, существах искусственно рожденных, было попросту страшно. А что если генотип клона в какой-то момент отличается от спирали обычного человека? Наши выкладки и расчеты исходили из средней шкалы, но тут могли быть сюрпризы. Да и, в конце концов, даже рожденные искусственно, они оставались людьми. Открытие наше было гениально и в то же время ужасно.

– Что же вы сделали, профессор? – улыбнулся я.

– Конечно, мы согласились, – кивнул тот. – Это возможность на миллион, дар, чудо. Мы не могли пройти мимо. Теперь я кусаю локти, каюсь, что вообще встал на этот путь, но прошлого не вернешь. Группа исследователей, готовая создать суперчеловека, человека ниоткуда и в то же время истинного потомка человечества, включающего в себя все лучшее, что есть у нас с вами, насчитывала три отдела.

– Стоп, – покачал я головой. – Тут что-то не сходится. Допустим, первая группа, это вы, инженеры души и тела, прости господи. Второй отдел, склонен предполагать, это тот самый мифический отдел клонирования, так сказать, наша общая матка, а вот третий откуда взялся?

– Я тоже сначала не понял, кто эти люди и почему они постоянно суют нос в нашу работу, – вздохнул Константин Петрович. – Но энтузиазм и юношеский задор застили глаза. На выходе у нас получилось пятьдесят опытных образцов, пятьдесят маленьких людей. Жизнеспособных на все сто, нет, сто двадцать процентов. Лаборатория перешла в разряд детского сада, где мы наблюдали и учили, но настал тот момент, когда требовались более свободные условия для развития молодого организма. В то время мой младший брат с женой как раз перебрались в Питер и планировали завести ребенка, но волей случая, по медицинским показателям одной из сторон, получалось у них это плохо. Малышам требовались родители, опекуны, и я, выбрав из них самого смышленого и подающего надежды, то есть тебя, отдал им на усыновление. Еще сорок девять малышей ушли в семьи, кто за границу, кто просто по стране, но не за одним из них не прекращался неусыпный надзор. Новые родители малышей, естественно, не подозревавшие об их искусственном происхождении, радовались их невероятным успехам в детском саду и школе, и нарадоваться не могли. У неусыпного надзора, а именно команды, прикрепленной к каждому объекту, была еще одна функция, а именно обучение. Ненавязчивое, спокойное, но как показывали тесты, фантастически интенсивное.

Вскрывать ваше искусственное происхождение нельзя было ни в коем случае. Это нам тоже было категорически запрещено, о чем, кстати, мы подписали специальную бумагу. Санкцией могло быть что угодно. От тюремного срока за разглашение, как нам преподносилось, государственной тайны, до физического устранения нарушителя, но мы снова махнули рукой. Мы были на волне своих умственных способностей, все наши работы завершались и завершались с постоянным успехом, и главное, как мы считали, наша команда несла в мир спокойствие, уверенность в завтрашнем дне и панацею от многих болезней и врожденных уродств. Рак, туберкулез, заячья губа, плоскостопие. Десятки примеров того, что должно было покинуть человечество раз и навсегда.

В углу застонал Горин, приходя в себя, и Женя с Марком тут же кинулись к раненому.

– Аптечка, – кивнул ученый. – Я принес аптечку. Там обезболивающее, бинты, йод, все, что может помочь в таких случаях. – В горе вещей, которые старик каким-то чудом умудрился протащить по коридору мимо охраны, действительно нашелся пластиковый саквояж с красным крестом, забитый медикаментами под завязку.