Тайна голландской туфли. Тайна испанского мыса - Эллери Куин

Эллери мог ясно представить себе, как сотрясаются от рыданий ее хрупкие плечи.

Толстый коротышка, видимо, мерил шагами дорожку; под его подошвами хрустел гравий. Эллери вздрогнул; маленький Наполеон на самом деле запел!

— Ладно, Стелла, полагаю, я виноват в этом не меньше тебя. Я часто задавался вопросом, что должен чувствовать муж, когда его жена признается ему в неверности. Ты не раз об этом читала в газетах: он берет револьвер, сносит ей напрочь башку, потом стреляет в себя… — Годфри помолчал. — Но мне больно. Черт побери, мне больно, Стелла!

— Говорю тебе, — прошептала Стелла, — я никогда его не любила на самом деле. Это было всего лишь… ты понимаешь, о чем я говорю. После того как… как это произошло, я была готова убить себя, даже несмотря на то, что он… он напоил меня. Но я попала в ловушку, а он… он оказался чудовищем!

— Так вот почему ты пригласила его сюда, — буркнул Годфри. — А я, дурак, еще удивлялся. Кого ты к нам только не приглашала, но этот Марко оказался просто чудовищем. И к тому же твоим любовником!

— Нет, Уолтер! Я его не хотела. Все было кончено еще задолго до этого. Но он… он вынудил меня, заставил принять его как гостя…

Хруст по гравию прекратился.

— Ты хочешь сказать, что он явился сюда без приглашения?

— Да. О, Уолтер…

— Чудненько. — Его голос стал жестким. — Заявился без приглашения, ел мою еду, пил мое вино, занимался любовью с моей женой. Очень мило с его стороны!.. А все остальные? Эта странная парочка Мунн, эта ощипанная старая карга Констебль — откуда взялись они? Говори уж все, Стелла. Может, ты еще не поняла, но ты вляпалась в ужасное дерьмо, Стелла! Если полиции станет известно, что ты и он…

Послышался шелест женского платья, и Эллери догадался, что она бросилась в объятия мужа.

Квин поморщился. Это определенно было неприятно. Но он лишь сжал губы и стал вслушиваться еще напряженней.

— Уолтер, обними меня покрепче. Мне страшно, — прошептала она.

— Хорошо, Стелла, хорошо, хорошо, — машинально повторил Годфри уже мягче. — Я позабочусь о тебе. Но ты должна рассказать мне правду, всю правду. Как насчет остальных? Откуда они взялись?

Стелла Годфри долго молчала. В кустах раздражающе застрекотал сверчок. Потом она ответила настолько сипло, что ее слова прозвучали как выдох:

— Уолтер, я никого из них ни разу не видела до тех пор, пока они не заявились сюда.

Эллери почти физически ощутил изумление Годфри. Казалось, оно взорвало собой воздух вокруг. Годфри не мог вымолвить ни слова, пораженный.

— Стелла! — выдохнул он, наконец. — Как такое возможно? А Роза об этом знает? А Дэвид?

— Нет, — простонала она. — Нет.

— Но как они…

— Я их пригласила.

— Стелла, объясни, ради бога! Посмотри на меня. Это крайне серьезно. Как ты могла их пригласить, если ты их… — Даже теперь он еще не догадался.

— Мне их велел пригласить Марко, — ответила она подавленно.

— Он велел тебе?! Он назвал тебе их имена, адреса — просто с потолка?

— Да, Уолтер.

— Без всякого объяснения?

— Да.

— Что произошло, когда они приехали? В конце концов, не могли же они считать само собой разумеющимся, что их пригласили…

— Я не знаю. Я и в самом деле не знаю. Это было так странно… так ужасно, просто какой-то кошмар. Самой странной оказалась миссис Констебль. С самого начала она притворялась, будто мы с ней знакомы всю жизнь…

Голос Годфри снова стал трескучим.

— С самого начала? Она сразу же встретила здесь Марко?

— Да. Я подумала, что она… она упадет в обморок при виде его. И все же мне не кажется, что она об этом не знала. У меня возникла твердая уверенность, что она знала… что она настраивала себя на эту встречу… и все же не смогла скрыть потрясения. Марко держался холодно… и насмешливо. Когда я ему представила ее, он сделал вид, будто никогда раньше не встречал ее… Но она сразу же стала притворяться. Она боялась… смертельно боялась.

Боялась, мрачно подумал Эллери, того же самого, что и ты, Стелла Годфри. Ты и сейчас говоришь не всю правду. В данный момент есть что-то другое, что пугает тебя, что ты не осмеливаешься произнести…

— Эта толстая, старая карга, — задумчиво произнес миллионер. — Конечно, вполне возможно, что… А Мунны?

В ее ответе прозвучала смертельная усталость:

— Они тоже очень странные. Особенно миссис Мунн. Она… нелепая. Эта дамочка — просто дешевая, бесцеремонная выскочка, Уолтер, о каких ты не раз читал в бульварных газетенках, цепкая хористочка. Даже не подумаешь, что такая может чего-то бояться. И тем не менее с самого первого момента, как она увидела Марко, она тоже испугалась до смерти. Мы… мы все три были женщинами, которые ходили по краю пропасти с завязанными глазами. Каждая из нас боялась, боялась говорить, боялась дышать, боялась доверять другим…

— А Мунн? — резко спросил Годфри.

— Я… я совсем его не понимаю. Его невозможно понять, Уолтер. Он такой грубый и неотесанный, хотя и сильный. Никогда не поймешь, о чем думает. Но он совсем неплохо вел себя здесь, для человека такого сорта. Лез из кожи вон, чтобы войти в общество. В «общество»!

— Как он обращался с Марко?

Стелла истерически рассмеялась.

— О, Уолтер, это почти смешно — с презрением. Марко ему откровенно не нравился. Мунн просто не обращал на него внимания. Только в тот вечер, когда Марко пошел прогуляться с миссис Мунн в сад, я заметила в его глазах какой-то блеск, который заставил меня поежиться.

Повисла тишина. Какое-то время супруги молчали. Затем Годфри негромко заявил:

— Ну что, мне все ясно и неясно одновременно. Вы — три женщины, согрешившие с ним в разное время. Он вцепился в тебя, увидев двойную возможность провести лето не без удовольствия и за чужой счет. Грязный подонок! И заставил тебя пригласить остальных… Если бы я знал, если бы я только знал! Боже, как подумаю об исчезновении Розы! Он совратил бедную девочку тоже, черт бы его побрал! Как могла моя дочь…

— Уолтер, нет! — с болью воскликнула Стелла Годфри. — Он только флиртовал с ней… Я уверена, ничего такого… Только не с Розой. Не с Розой, Уолтер! Я была связана по рукам и ногам, поэтому не замечала, что происходит. Поведение Эрли должно было открыть мне глаза. Бедный мальчик просто сходил с ума…

Эллери слышал, как она резко охнула, словно от боли. Он осторожно вышел из кустов. Хрустнула ветка, но они не услышали. В свете луны супруги стояли на дорожке близко друг к другу, при этом женщина сильно возвышалась над мужчиной. Но мужчина схватил ее за запястья, а на его уродливом, властном лице застыло странное выражение.

— Я же сказал, что помогу тебе, — отчетливо проговорил он. — Но ты так и не рассказала мне все до конца. Неужели только из-за страха ты стала послушной игрушкой в руках этого чертова жиголо? Только ли из-за страха… или из-за чего-то еще? Из-за чего-то, перед чем цепенели и те две другие?

Однако существует некая высшая сила, оберегающая права поруганных хозяев. К тому же подслушивание чаще всего зависит от случая.

По дорожке кто-то шел. Шел медленно, тяжелой поступью, свидетельствующей о смертельной усталости.

Эллери мгновенно метнулся в кусты. Ему не суждено было услышать ответа Стеллы. Согнувшись под кустами и сдерживая дыхание, он вглядывался в темноту дорожки, откуда столь спешно ретировался.

Чета Годфри тоже услышала шаги. Они застыли на месте словно вкопанные.

Это оказалась миссис Констебль. Из темноты вырисовался ее силуэт — бледное привидение, облаченное в гротескно раздувающееся органди. Ее толстые обнаженные руки отливали в темноте белым мрамором, ступни с громким скрипом вдавливались в гравий, а широкое лицо выражало отрешенность сомнамбулы. Она была одна. Толстая ляжка прошлась в дюйме от головы Эллери, когда она свернула по дорожке.

Разразились взаимные удивленные восклицания, не менее фальшивые, чем щебетания заводной канарейки.

— Миссис Констебль! Где вы были?

— Добрый вечер. Я… я просто прогуливалась. Какой ужасный день…

— Да. Мы все чувствуем…

Эллери посетовал про себя на незадачливость фортуны, выбрался из кустов на дорожку и, крадучись, ушел.

Глава 9

Судья Маклин проснулся. Какое-то мгновение он пытался пробиться сквозь густой непроглядный туман; но наконец окончательно пришел в себя и напряг все органы чувств, понимая, что слышит и даже видит в темноте. Старое сердце, он ощутил это, вздрогнув, глухо забилось, словно поршневой клапан. Он лежал очень тихо, всем нутром чуя опасность.

В комнате кто-то был.

Краем глаза судья взглянул на окно до пола, выходящее на испанский балкон. Занавеси были лишь наполовину задвинуты, и он мог видеть усеянное звездами небо. Должно быть, уже поздно. Как поздно? Маклин непроизвольно поежился, зашуршав простынями.