В зеркалах - Роберт Стоун

Пора было собирать манатки и выметаться. Квартира все еще пахла ею — или так ему казалось. Он старался не дотрагиваться до ее вещей. Многое из того, что она купила, было разбросано по квартире: кастрюли, тарелки, ее одежда. Он старался на них не смотреть. В чемодан он сунул только то, с чем приехал в город, а остальное разложил на кровати. Все бумаги, где было его имя, он разорвал, оставив только водительские права и визитные карточки Джека Нунена. Приметы у них были схожие. Закончив, он закрыл за собой дверь и выбросил ключи в садик.

Снова стало жарко. Неподвижный воздух гудел.

Когда Рейнхарт спустился с чемоданом, Богданович стоял внизу около садика.

— Что происходит, Рейнхарт? — спросил он.

— Я болен, старик. Я болен. Прогнил внутри. Я умираю.

— Может быть, это только так кажется.

— Я умираю, — сказал Рейнхарт. — Это самое малое, что я могу сделать.

— Но как же тогда мы увидим нового человека?

— Не знаю. Следи за углами, где происходят события. Увидишь мужика с типографскими скрепками в лацканах и жемчужно-белыми зубами, — спроси, что происходит. Он отведет тебя в сторону для коротенькой частной беседы. Он тебе объяснит, что к чему.

— Я видел его, старик, — сказал Богданович. — Я видел этого мужика в округе Колумбия, под Джорджтаунским шоссе. Он мутант.

— Он успешливый мутант. Делай, что он говорит. Он человек для холодных погод.

— Я не верю, что ты умираешь, старик. В смысле, я видел умирающих людей, и ты на них не похож. Ты похож на тех, кто выживает. Это не комплимент, пойми. Просто ты так выглядишь.

— Я умираю.

— Ну, — с сомнением согласился Богданович. — Может быть.

— Я сделаю что угодно, — сказал Рейнхарт. — Нет такой гадости, которая мне не по силам, Богданович. Я приложу к ней руку. Но ты должен понять, мои нервы слабы.

— Это тоже недостаток.

— Это главный недостаток. Это дефект моей мутации.

— Мы могли бы составить клуб неудачных мутантов. Могли бы собираться, курить травку и слушать музыку.

— Без меня, — сказал Рейнхарт. — Я умру, как моя подруга в морге.

— Не-е, — сказал Богданович. — Я тебя еще увижу. Ты Новый Человек.

— Все, я ухожу, — сказал Рейнхарт. — Я пошел. Мне больно.

— Не волнуйся.

Рейнхарт поднял чемодан и пересек безмолвный дворик. Богданович стал подниматься по лестнице. У калитки Рейнхарт остановился и обернулся:

— Богданович!

Богданович посмотрел на него сверху.

— Я ведь только ранен.

— Иди, Рейнхарт, — сказал Богданович.

Рейнхарт сдал чемодан на станции междугородного автобуса и пошел в Благотворительную больницу.

На белом лифте он спустился в морг. В белой комнате, наполненной гулом вентилятора, за столом сидел бледный толстяк. Рейнхарт сказал:

— Мне сообщили, что умерла моя приятельница.

Человек посмотрел на него равнодушно. Рейнхарт подумал: мертвецы лежат, конечно, не здесь. Здесь только он и бледный толстяк.

— Как фамилия покойницы?

— Фамилия, по-моему, Кросби, — ответил Рейнхарт. — Зовут Джеральдиной.

— А, — сказал толстый. — Катастрофа на Шеф-Мантёр.

Перед ним стояла металлическая коробка с карточками, и он начал их перебирать. Рейнхарт наклонился и посмотрел, что написано на карточках.

— Нет, — сказал Рейнхарт. — Моя приятельница умерла в тюрьме. Она повесилась на цепи. То есть так мне сказали.

Бледный толстяк кивнул и вынул из коробки карточку.

— Это правда? — спросил Рейнхарт. — Она здесь?

— Да, — ответил толстый.

— А, — сказал Рейнхарт.

— Так вы хотите получить тело? Вы родственник?

— Нет, — сказал Рейнхарт.

Из коридора появился охранник в форме и, зайдя за стол, стал над толстяком, чтобы прочесть карточку.

— Понимаете, это моя знакомая. А тут мне говорят, что она умерла. Мне это сказали, и… ну, я подумал, что, понимаете… надо проверить, так ли это. Правда ли, что она умерла.

— Видимо, правда. Джеральдина Кросби, двадцати четырех лет, белая, блондинка, глаза голубые. Вы готовы опознать тело?

— Да, — сказал Рейнхарт. — Да, конечно.

Толстяк вынул из верхнего ящика своего пластмассового стола бланк и вложил в пишущую машинку. Охранник вынул из другого ящика еще один бланк и передал толстяку.

— Ваша фамилия? — спросил толстяк.

— Нунен, — сказал Рейнхарт. — Джон Р. Нунен.

— Разрешите ваши документы, — сказал охранник.

Рейнхарт дал им права Нунена.

Толстяк напечатал на бланке имя и адрес Нунена и встал:

— Пожалуйте со мной.

Рейнхарт подошел с толстяком к зеленой металлической двери. Охранник сел за стол и начал печатать.

Около двери была зеленая кнопка, и толстяк нажал на нее. За стеной зазвенел звонок, и немного погодя зеленая дверь перед ними стала уходить вверх. Они вошли в другую комнату — очень просторную и выложенную белым кафелем. В углу стоял металлический стол на колесиках. Высоко над ними, под потолком, два серых матовых окошка, забранные мелкой сеткой, цедили в комнату дневной свет.

— Теперь подождите, — сказал ему толстяк.

Рейнхарт ждал, глядя на окна. Толстяк скрылся за дверью.

Рейнхарт слышал, как он спускается по железным ступеням. Где-то внизу ожил металл: лязгнула железная дверь, басовито загудел мотор, зашумела зубчатая передача. Рейнхарт подумал: «Колесики алюминиевые».

Двустворчатая дверь в стене раздвинулась, зажегся красный свет. Из лифта, которого Рейнхарт сначала не заметил, вышел негр в очках, везя за собой стол с покрытым простыней телом. Рейнхарт стоял и смотрел вверх, на окна.

Бледный толстяк появился снова. На нем был белый халат.

Не взглянув на Рейнхарта, негр в очках подкатил к нему стол и вышел.

Толстяк поднял простыню. Рейнхарт не сразу решился посмотреть вниз.

Она лежала на столе. Под затылком была металлическая скоба, поддерживавшая голову. Простыня была отогнута на груди, и открытая часть тела была синеватой. Ее шея и челюсти были почти фиолетовые, губы — синие. Вся нижняя часть лица сильно раздулась. Под глазами, как два полумесяца, лежали крапчатые восковые припухлости; сами глаза были полуоткрыты; из-под жестких век выглядывали потемневшие белки. «Во всем этом, — подумал Рейнхарт, — самое неподвижное — ресницы». С каким бы напряжением он ни смотрел на них — ресницы ни разу не дрогнули. Ни волоска, ни вздоха. Прекрасные ресницы, думал Рейнхарт, какие длинные.

Умерла. Навсегда умолкла. Что, если бы длинные ресницы раскрылись, и сказала: Рейнхарт.

Вот она, мертвая, сказал странный голос только Рейнхарту в уши, она никогда не скажет Рейнхарт.

Как, умерла?

Кто же теперь скажет Рейнхарт. Боже мой, подумал Рейнхарт, ее ресницы. Он посмотрел на толстяка. Кто теперь скажет Рейнхарт.

— Это моя приятельница.

Толстяк обогнул стол и встал рядом с Рейнхартом.

— Почему она мокрая? — спросил Рейнхарт.

— Она не мокрая, — ответил толстяк. — Ее обмыли, вот и все.

— Она мокрая, — сказал Рейнхарт. — Волосы мокрые.

Волосы Джеральдины раскинулись на столе вокруг головы. Часть их сбилась в комок на скобе под затылком. Они были темнее, чем им полагалось быть.

Толстяк положил ладонь на лоб Джеральдины и отодвинул вверх прядь волос. Пальцы у толстяка были на удивление длинные и изящные; жест показался привычным, как будто он часто так делал.

— Они не мокрые, уважаемый. Их просто вымыли.

Он залез рукой под простыню, вытянул руку Джеральдины и приподнял, чтобы отвязать от запястья ламинированную оранжевую карточку. Кисть Джеральдины была скручена, как будто сломаны были некоторые пальцы. Указательный и средний свирепо уткнулись в ладонь; безымянный и мизинец сцепились с неистовой силой.

Одной рукой толстяк снял карточку, а другой поймал опускавшуюся кисть Джеральдины и вернул под простыню.

— Что ж, если это ваша приятельница, — сказал он Рейнхарту, — то мы закончили.

Он снова закрыл Джеральдину простыней. Рейнхарт наблюдал, как саван ложился на лицо. Он различил очертания носа, лба и маленькую выпуклость на месте шрама.

Как, умерла?

Рейнхарт проследовал за толстяком к письменному столу.

— Вы связаны с ее ближайшими родственниками? Как они намерены распорядиться телом?

— Видите ли… — сказал Рейнхарт. — Я не знаю, кто ее ближайшие родственники. То есть как бы это сказать… я вообще о ней мало знаю. Понимаете, я хочу сказать, что не знаю, какие могут быть сделаны распоряжения и кто их может сделать.

— Хм, — произнес толстяк.

Подошел охранник, и Рейнхарт заполнил два бланка от имени Джека Нунена. В них содержался отказ от претензий на имущество и тело и акт об опознании. Охранник расписался как свидетель и ушел. Рейнхарт обещал толстяку порасспросить насчет родственников Джеральдины. Если он выяснит, где они, то даст им знать.