Моя в наказание - Мария Анатольевна Акулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вздрагивает, когда Ирина закрывает дверь с хлопком.
Волнуется сильнее, но борется с собой.
— Уже можно? — Быстро кивает в ответ на мой вопрос, а потом внимательно-внимательно следит, как я перекладываю один из янтык на тарелку.
Айлин садится напротив нас с Сафие. Свою тарелку наполнять не спешит. А у меня во рту собирается слюна. Но первую пробу снимаю не я.
— Ты знаешь, что янтыки нужно руками есть, кызым?
Спрашиваю, и улыбаюсь в ответ на увеличившиеся глаза зеленоглазой копии моей жены. Я почему-то был уверен, что до этой науки Сафие с Айлин еще не дошли.
Она воспитывала нашу дочку девушкой с идеальными манерами, а мне хочется позволить ей побольше шалостей.
— Неа…
Айка покашливает и ерзает на стуле. Я бросаю на нее быстрый взгляд. Подмигиваю. Она свой отводит и закусывает уголочки губ. Черт… Я тебя обожаю, знаешь? И дочку нашу тоже…
— Сейчас покажу.
Складываю. Дую. Пальцы блестят из-за топленого сливочного масла, которым Айлин смазала подпеченное тесто.
По классике сложенного вдвое достаточно, но для Сафие я сгибаю янтык еще раз. Протягиваю. Сафие с восторгом забирает. Пачкается вся тут же. Тянет ко рту и кусает.
Жует с удовольствием. Мотает головой и закатывает глаза.
— Очень вкусно, баба. Очень-очень вкусно. Ешь ты.
Возвращает мне свой кусаник, а сама тянется к блюду за новым.
Айлин цокает языком и глазами показывает дочке, что таким поведением недовольно, но Сафие отмахивается.
— Я попробовала, мамочка. Вкусно. Айдару можно есть!
Чтобы не засмеяться — кашляю.
«Айдар» иногда еще проскакивает. Когда-то мне придется объяснять, почему не был рядом с ней от рождения и до четырех. Но это потом. А пока я переключаю внимание ее матери на себя.
Тоже кусаю. Закрываю глаза. Задерживаю на языке.
«Я за янтыки все на свете прощу». А прощать-то по итогу нечего.
Открываю глаза — встречаюсь с ее взглядом. Внимательным. Иголкой прямо в сердце колет боль.
Мы сможем снова? А хотя бы попытаемся?
Едим в тишине. Уверен, вдвоем благодарим Аллаха, что у нас есть дочь, которая заполняет собой все пространство и маскирует всю неловкость, боль, проблемы. Провалы. Обвалы.
Я несколько раз благодарю Айлин и хвалю ее умения. Она смущается. Сама рвется убирать со стола.
И я не против, но все равно ссаживаю Сафие, предварительно вытерев салфетками каждый пальчик, отправляю мыть руки, а сам встаю с полупустым блюдом.
Айка чистит тарелки для посудомойку.
Я останавливаюсь рядом и опускаю блюдо на столешницу. Стою боком. Смотрю на нее. Замечаю, что по рукам бегут мурашки. Кожа гусиная. Волоски дыбом.
Она колеблется несколько секунд. Может и хотела бы сбежать, но, видимо, решает, что раз уж встала…
С решительным вздохом откладывает салфетку. Складывает руки на груди, защищаясь, но голову на меня все равно поворачивает.
Я слышу тихое:
— Прости меня за вчерашнее. Я слишком… Драматична…
Неуместно, но улыбаюсь.
Делаю шаг ближе. Она отпрянуть хочет, я тянусь пальцами к шее. Проезжаюсь, касаюсь подбородка. Его даже вскидывать не нужно. Идеальные четкие линии направлены в сторону моего.
— А что мне сделать, чтобы ты меня простила? — Взгляд съезжает. Она не знает. И я пока не знаю. Но сделаю. — Подумай, пожалуйста.
Поглаживаю кожу. По пальцам током бьет жизнь. Я вроде бы сыт, но изголодался. Хочу припасть к источнику.
— Сафие сильно испугалась? — Айлин спрашивает, заходя на более безопасную местность. Как всегда, родителями нам быть легче. Она хмурится, я улыбаюсь.
Мы вдвоем слышим, что наш ребенок даже из ванной с нами разговаривает.
— Она боец. Сказала, что мама стала спящей красавицей. Вы с ней читали такую сказку.
Кивает. Хочет оставить подбородок, а вместе с ним и взгляд, внизу. Я не даю. С нажимом веду вверх.
Жадно хватаю свои крохи внимания.
— Попросила получше тебя целовать. Сказала, так ты проснешься на дольше.
Я не шучу, а она улыбается. Подается затылком немного назад, я послушно отпускаю.
Становится хуже, чем было, когда держал. Хочу верить, ей тоже. Но точно не знаю.
— Анне, пятно вот тут поставила! — Сафие возвращается на кухню громко. Тычет в свою футболку. Айка тут же переключается.
Малышка оббегает стол и врезается в маму. Тонкие руки отточенным движением скатываются от детской макушки вниз.
Теперь уже у меня мурашки от осознания, насколько же они важны друг для друга. И насколько важны для меня.
— Ничего. Постираем. — Айка приседает. Рассматривает лицо, которым я за этот месяц так и не смог налюбоваться. Наш ребенок — это фантастика. Я не подозревал, что внутри меня может быть столько чистых светлых чувств.
Айка ведет по длинным, волнистым каштановым волосам.
Я вспоминаю, как боялась посмотреть на неё в первый день. Я тоже чувствовал ее страх. Панику. Отчаянье даже.
А сейчас не боится. И это такая, сука, ее личная победа…
Сафие, возможно, даже неловко под таким пристальным взглядом. Она сжимает мамины щеки и начинает целовать.
Обнимает. Ластится. Я слышу шепотом на ушко тайное:
— Я скучала, мамочка…
Айка в ответ зарывается носом в ее волосы. Давит в себя крепко:
— И я по тебе, кызым. Я очень тебя люблю.
Глава 35
Айлин
Моя жизнь становится на какую-то новую, пока что неизвестную мне, колею. Я не чувствую себя волшебным образом исцелившейся.
Я встала. Это факт. Я жить хочу. Тоже. Я возвращаю себе способность чувствовать. Со страхом, но открываю сердце для своей дочки. Вспоминаю, как прекрасно ее любить.
Но силы не хлынули в меня потоком. Каждое пробуждение по-прежнему дается с трудом. Далеко не на все хватает энергии и мотивации. От мыслей, что всю ответственность за нас с Сафие снова придется взять на себя — холодный пот выступает на спине. Я полагаюсь на Айдара, осознавая, что делаю это на свой страх и риск.
Мне мало времени. Нужно еще. Чтобы всё переварить. Чтобы обрести себя и свой смысл. Потому что… Я их потеряла.
Понимаю, что назад мы с Сафие уже не вернемся, но куда будет двигаться дальше — еще нет.
Испытываю неизменную благодарность Ирине, которая по-прежнему приходит и занимает моего ребенка, давая мне возможно передохнуть, углубиться в себя. Подумать. Поспать. Погулять. Книжку прочесть.
Это кажется постыдным и запретным. Ничего личного у меня не было вот уже пять лет. Но я со страхом привыкаю к тому, что существует и другая Айлин. Не только мать, но и просто человек.
С ранами. Болью.
