Кабинет доктора Ленга - Чайлд Линкольн

– Надо будет проверить, нет ли у вас признаков субдурального кровоизлияния, – предупредил д’Агосту Пендергаст. Обернувшись, он протянул руку Констанс, но та оттолкнула ее. – Ты не можешь позволить себе роскошь злиться на меня, – сказал Пендергаст. – Нам нужно подготовиться. Твоей сестре грозит смертельная опасность. Нам нужно…

Стук в дверь, осторожный и робкий, не дал ему договорить. Все повернули голову в ту сторону.

– Похоже, это доставка, ваша светлость, – заглянув в глазок, сказал дворецкий, к которому уже вернулось самообладание.

Пендергаст отошел в сторону, достал пистолет и нацелил его на дверь.

– Откройте, – кивнул он дворецкому.

На пороге стоял молодой посыльный в богатой ливрее, держа в руках красивую подарочную коробку, перевязанную лентой и украшенную благоухающими белыми лилиями.

– Посылка для ее светлости герцогини Иглабронз, – объявил он.

Констанс недоуменно уставилась на него:

– Что это за дрянь?

– Там записка, мадам, – ответил посыльный, выпучив глаза при виде забинтованных рук Констанс и лежавшего на полу д’Агосты.

Констанс вырвала у посыльного сверток, тот развернулся и выскочил на улицу. Держа коробку одной рукой, Констанс выдернула конверт из-под золотой ленточки, разорвала его и достала открытку с черной рамкой. Лицо ее посерело. Она выронила открытку и разорвала золотистую упаковку, разбросав цветы по полу. Внутри была маленькая шкатулка из красного дерева. Констанс потянула за крышку, и д’Агоста уловил серебристый отблеск. Констанс достала серебряную урну, шкатулка упала на пол. Взяв урну обеими руками, Констанс поднесла ее к лицу, разглядывая выгравированную на стенке надпись. Мгновение-другое стояла тишина… Потом урна выпала из ее онемевших пальцев, с громким стуком ударилась в пол так, что крышка отскочила в сторону и покатилась по комнате, рассыпая струйки серого пепла.

Урна остановилась у ног д’Агосты, надпись оказалась наверху. Он прищурился. В его глазах все еще стоял туман, но выгравированные буквы были глубокими и читались хорошо:

МЭРИ ГРИН

Умерла 26 декабря 1880 года

в возрасте 19 лет.

Пепел к пеплу,

прах к праху[153].

77

Специальный агент Армстронг Колдмун лежал на диване в офисе службы безопасности северного терминала Международного аэропорта Майами. Снаружи было еще темно: солнцу предстояло взойти только через час. Он рассчитывал, что прибытие самолета в пять утра позволит провести задержание без лишнего шума. Но идея себя не оправдала. Огромный, длиной чуть ли не в милю, зал ожидания северного терминала с почти пятью десятками посадочных ворот уже заполнили толпы пассажиров. Это был центральный транспортный узел для прилетавших в Майами иностранных туристов. Колдмун с тревожным предчувствием прислушивался к обрывкам бесед пассажиров, что доносились из-за двери. Парень не должен был иметь при себе оружия, но поднять переполох все-таки мог.

Армендарис владел частным самолетом, и Колдмун предложил встретиться на уединенном аэродроме в Северной Дакоте: там арест не привлек бы особого внимания. Но Армендарис наотрез отказался. Дескать, его самолет не предназначен для международных перелетов – так почему бы ему не воспользоваться услугами «Америкен эйрлайнз»? Он ничего не имеет против коммерческих рейсов. Должно быть, в толпе он чувствовал себя спокойнее. Идея арестовать Армендариса в таком многолюдном месте не вызвала у Колдмуна особого восторга, но Том Торрес дал ему в помощь двух агентов в штатском, которые летели тем же рейсом, на случай если бы парень выкинул какой-нибудь трюк. Опять же, арест в охраняемой части терминала гарантировал, что ни сам Армендарис, ни его телохранители не будут вооружены.

Но, в конце концов, это было не так уж важно. Первое крупное международное дело Колдмуна прошло идеально. Ловля на живца превзошла его ожидания. Колдмун предполагал, что пробудет в образе несколько дней, пока богатый коллекционер будет прицениваться: поболтает с Армендарисом о том о сем, покатается на лошадях, попробует вина из его погребов – чем там развлекаются миллиардеры? Но он никак не ожидал того, что Армендарис охотно согласится приобрести «счет зим». Они отобедали вместе, выпили по бокалу-другому… и ударили по рукам. Армендарис рвался немедленно увидеть «счет зим» – у него чуть ли не слюнки текли. Он велел Колдмуну возвращаться в Штаты и подготовить сделку, а сам обещал прилететь через два дня – после того, как соберет два миллиона долларов. Если все пойдет так, как они договаривались, он переведет деньги и улетит обратно на асьенду, чтобы поместить предмет в свою коллекцию.

Главная прелесть заключалась в легальности сделки. Витко был (якобы) законным владельцем, прямым потомком самого Бешеного Коня. Не существовало никаких ограничений на вывоз. Армендарис же так стремился приобрести «счет зим», что без колебаний решился лететь в Штаты, а ведь это был основной пункт в плане Колдмуна.

Колдмун был потрясен тем, насколько не соответствовал Армендарис сложившемуся у него в уме образу безжалостного, хищного коллекционера с миллиардным состоянием. Чувство опасности, которое Колдмун испытал при въезде на роскошную асьенду, оказалось плодом его воображения. Армендарис был несовместим с грубостью и угрозами. Разговорчивый и гостеприимный, он держал себя с достоинством и обаянием, присущими жителям Старого Света. Этот человек больше напоминал интеллектуала – профессора или, может быть, журналиста, – чем богатого, безжалостного преступника. Он извинился перед Колдмуном за свое стремление поскорее завершить сделку и не стал тащить его в гараж, полный сверкающих суперавтомобилей, или в комнаты, уставленные золоченой мебелью, или к бассейну, вокруг которого крутятся сексапильные блондинки. Он проводил Колдмуна в свой музей и показал множество поистине великолепных предметов, относившихся к культуре лакота. Однако Колдмун, к своему разочарованию, не увидел ни знаменитой трубки, ни рубахи для Пляски духов. В этом смысле парень явно осторожничал.

Размышления Колдмуна оборвал местный агент ФБР, сидевший неподалеку, за столом:

– Посадка через десять минут.

– Все на своих местах?

– Шестеро на взлетном поле, – после паузы ответил агент. – Еще четверо за периметром безопасности, на всякий случай.

– Хорошо.

Колдмун потянулся за чашкой с кофе рядом с диваном, но передумал. За последние трое суток он проглотил столько кофеина, что даже у ленивца случилась бы тахикардия. Но при таком нетерпении покупателя был только один способ провернуть дело: лететь прямиком в Майами и провести следующие двадцать часов в местном отделении, координируя операцию по захвату.

Только на обратном пути в Майами он понял: Армендарис и в самом деле был интеллектуалом. Станет ли кровожадный главарь наркокартеля коллекционировать артефакты коренных американцев? А он, хотя и довел до бешенства кое-кого из политиков приютившей его страны, в остальном, похоже, держался тише воды ниже травы. По крайней мере, так объяснили Колдмуну в отделе международных операций, откуда он получал всю информацию. Армендарис задал ему много вопросов о семье, о прапрадеде, о жизни в резервации. Его интерес выглядел вполне искренним. Трудно было не влюбиться в этого парня… Но Колдмун напомнил себе, что это убийца и вор, присваивавший сокровища чужой культуры.

«Присваивавший сокровища чужой культуры». Колдмун знал, что такое страсть к коллекционированию. Еще мальчишкой он собирал все «бешеные шары»[154], какие мог достать. Эти отвратительные на вид штуковины были чуть ли не единственными игрушками, которые продавались в резервации, потому что они заменяли бейсбольные мячи. И когда какой-нибудь говнюк попадал в него, было ужасно больно. Всего насчитывалось около дюжины разновидностей, и Колдмун отчетливо помнил, что готов был заполучить шар Окулус Орбус[155] любым путем, законным или не совсем. Но таким людям, как Армендарис, будь они хоть трижды интеллектуалами, было наплевать на последние почести и соблюдение договоров, на возвращение хребта Блэк-Хиллз народу лакота и создание рабочих мест в резервации. Нет, этот парень собирался потратить миллионы на приобретение вещи, которую он не создал, с которой ничем не был связан и которая по праву принадлежала самим лакота.