Таинственная история Билли Миллигана - Дэниел Киз

Заявление миссис Фостер вызвало протест Стинциано: “Безответственно винить прессу в обнародовании фактов”».

Стинциано и Болл потребовали, чтобы Центр психического здоровья Афин вызвал стороннего специалиста для оценки лечения Миллигана. В Афины согласилась приехать доктор Корнелия Уилбур, и, судя по ее отчету, она осталась довольна курсом терапии доктора Кола. Уилбур объяснила, что подобные регрессы часто случаются в ходе работы с множественными личностями.

28 апреля 1979 года в «Коламбус диспэч» появилась новая статья:

«ПСИХИАТР СИБИЛ ОДОБРЯЕТ РЕШЕНИЕ ТЕРАПЕВТА МИЛЛИГАНА ВЫПУСКАТЬ ЕГО БЕЗ ПРИСМОТРА

Мелисса Уиднер

Департамент психического здоровья штата Огайо попросил известного психиатра… высказать свое мнение по поводу пациента Уильяма Миллигана, и никаких глобальных изменений в курсе его лечения она не порекомендовала.

В пятницу доктор Корнелия Уилбур направила в департамент психического здоровья отчет, в котором одобрила терапию Миллигана, до недавнего времени включавшую право покидать Центр психического здоровья города Афины, пациентом которого он является… По словам доктора Уилбур, после 13 месяцев терапии в государственных и частных психиатрических клиниках этот человек уже не представляет опасности для общества. Она рекомендовала продолжить курс лечения, начатый в Афинах.

По мнению данного специалиста, разрешение покидать клинику без сопровождения было вполне взвешенным, а вот появление в газетах статей на эту тему привело к отрицательным последствиям…»

Следующая статья вышла 3 мая 1979 года в «Коламбус ситизен джорнэл»:

«ОБЪЕКТИВНОСТЬ ТЕРАПЕВТА МИЛЛИГАНА ПОСТАВЛЕНА ПОД СОМНЕНИЕ

Член палаты представителей Майк Стинциано, округ Коламбус, усомнился в объективности психиатра, разработавшего курс лечения Уильяма Миллигана… В письме к Майерс Куртц [sic], исполняющему обязанности руководителя департамента психического здоровья и дел по задержкам психического развития штата Огайо, он высказал мнение, что доктор Корнелия Уилбур не вправе оценивать терапию Миллигана, “поскольку именно благодаря ей Уильяма Миллигана поместили в Афины”.

По словам Стинциано, выбирать доктора Уилбур сторонним экспертом по делу Миллигана “так же бессмысленно, как спрашивать Мисс Лилиан[21] о том, чем Джимми Картер занимается в Белом доме”».

11 мая местный филиал национальной организации, защищающей права женщин, отправил доктору Колу письмо на трех страницах, копии которого были разосланы Майерсу Курцу, Майку Стинциано, Филу Донахью[22], Дайне Шор[23], Джонни Карсону, доктору Корнелии Уилбур и в «Коламбус диспэч». Начиналось оно так:

«Доктор Кол,

курс лечения, назначенный Вами Уильяму Миллигану и включающий в себя, по опубликованным в газетах данным, уходы в отпуск без надзора, свободное использование автомобиля, содействие в финансовых сделках, в том числе в продаже прав на книги и фильмы, демонстрирует преднамеренное и явное пренебрежение безопасностью женщин близлежащих регионов. Подобное не должно допускаться ни при каких обстоятельствах…»

Далее в письме говорилось, что в ходе терапии Миллигану не только не объясняли, что насилие, в том числе половое, – это ужасный поступок, но и, наоборот, поощряли «его заслуживающие порицания поступки». Доктора Кола обвиняли в том, что с его подачи Миллиган пришел к выводу, что «хотя и подсознательный, но реальный посыл нашей культуры таков, что насилие против женщин – дело приемлемое, эротизированный продукт массового производства…»

Автор письма настаивала, что доктор Кол «женоненавистник и его неспособность оценить клиническое состояние пациента абсолютно предсказуема. Его заявление, что личность, насиловавшая женщин – лесбиянка, – это очевидная уловка, нацеленная на то, чтобы оправдать патриархальную культуру… Эта надуманная лесбиянка – удобный, но ошибочный ход, стереотипный козел отпущения, на которого можно переложить вину за мстительно-насильственное или агрессивное проявление сексуальности Миллигана. И, как всегда, с мужчины снимают ответственность за его поступки, а женщину делают жертвой».

Следуя рекомендации доктора Уилбур, Билли решили оставить в Афинах.

Работников отделения ПИТ беспокоило то, что писали о Билли в газетах, а также то, как он на это реагировал, и они потребовали изменить план его лечения, угрожая в противном случае начать забастовку. Некоторым казалось, что доктор Кол проводит с Билли слишком много времени, так что от него потребовали передать ответственность штатной команде, а самому строго ограничить общение с пациентом медицинскими и терапевтическими рамками. Кол неохотно согласился, но лишь для того, чтобы Билли не отправили в Лайму.

Соцработник Донна Хаднел составила и заставила Билли подписать контракт, по которому он обещал придерживаться ряда ограничений; прежде всего ему запрещалось «угрожать кому-либо из сотрудников клиники отказом от общения, ухудшением обращения или отношения». В наказание за первое же нарушение данного пункта ему пообещали ограничить визиты писателя.

Миллигану также запретили держать в комнате стеклянные или острые предметы. Никаких привилегий общего характера без предварительного согласования с утренней командой терапевтов. Никаких входящих телефонных звонков. Самому Миллигану можно звонить лишь раз в неделю адвокату и дважды в неделю – матери либо сестре. Ему также запретили «давать советы какого-либо толка – медицинского, общественного, юридического, экономического или психологического – любому другому пациенту ПИТ». Запретили снимать со счета более восьми долларов семидесяти пяти центов в неделю и иметь при себе большую сумму в какой-либо момент времени. Принадлежности для рисования теперь будут выдавать на ограниченный промежуток времени, и рисовать он сможет только под присмотром. Готовые картины раз в неделю будут забирать. И только если Миллиган будет повиноваться данным правилам в течение двух недель, ему постепенно вернут былые привилегии.

Он согласился на их условия.

Разъединенный Билли придерживался правил, но ему казалось, что клинику превратили в тюрьму. И у него снова возникло ощущение, что его наказывают за то, чего он не делал. Артур с Рейдженом так и не появлялись, и он почти все время смотрел телевизор с другими пациентами.

Через две недели Миллигану вернули первую из его привилегий – а именно визиты писателя.

С того времени, как начались нападки «Диспэч», Учитель не выходил. А Билли испытывал неловкость из-за того, что он не может чего-то вспомнить и рассказать подробностей о том, что случилось с ним в прошлом. Во избежание путаницы они с писателем договорились, что разъединенный Билли в разговорах с ним будет представляться как «Билли-Р».

– Все наладится, – пообещал писателю Билли-Р. – Извините, что пока ничем больше не могу вам помочь. Но когда мои Артур с Рейдженом вернутся, все будет хорошо.

3

Писатель снова пришел в следующую пятницу, 22 мая, и его опять встретил разъединенный Билли. Он говорил сбивчиво, отвлеченно смотрел в сторону и был в целом подавлен, что опечалило писателя.

– Спрашиваю для проформы: с кем я разговариваю?

– Это я, Билли-Р. Все еще разъединенный. Мне очень жаль, но Артур с Рейдженом так и не вернулись.

– Билли, ты не обязан извиняться.

– От меня толку не будет.

– Ничего страшного. Можем поговорить.

Билли кивнул, но он все равно казался апатичным и опустошенным.

Через некоторое время писатель сказал, что он может попросить разрешения выйти с Билли погулять. Они отыскали Норму Дишонг, и та согласилась с условием, что они не должны покидать территорию клиники.

День был солнечный, в какой-то момент писатель предложил Билли пройти тем путем, каким Дэнни в тот день добрался до обрыва.

Билли плохо представлял себе, как шел Дэнни, знал лишь направление и попытался восстановить события того дня, но не получилось. Воспоминания были слишком расплывчатыми.

– Есть одно место, куда я люблю ходить, когда хочется побыть одному, – сказал он. – Пойдемте туда.

По пути писатель спросил:

– Когда ты находишься в состоянии лишь частичного слияния, что происходит с остальными людьми, как это выглядит в твоей голове?

– Мне кажется, что оно меняется, – ответил Билли. – То, что называют «сознанием». Как будто нас с некоторыми другими людьми пронзает общее сознание. По-моему, это происходит постепенно. И мне кажется, что не у каждого человека с любым другим оно может возникнуть, но это пока только начало. Время от времени один вдруг как будто знает, что творится с другим, а как и почему – не представляю.

Например, на прошлой неделе у нас на верхнем этаже состоялся спор с доктором Колом, еще одним психиатром и этим адвокатом. С ними ругался Аллен. Вдруг он встал и сказал: «Да пошли вы все к черту. До встречи в Лайме». И ушел. А я в это время сидел в фойе на стуле и вдруг услышал, что он сказал, слово в слово.