Реально смешное фэнтези - Майк Эшли

— Гитлер случайно не отменил и эту серию? — спросил Мальруни, появившийся в дверях с макетом обложки последнего романа из цикла, предназначенного для молодежи, начинающей самостоятельную жизнь, и носившего общее название «Больница для матерей-одиночек». — Это было бы большим облегчением.

— Увы. Что это нагромождено у тебя на переднем плане?

— Это сова. Ты что, забыл? В этом романе совам, обитающим в лесу за больницей, угрожает опасность, и медсестра Викки вместе с молодым врачом Билли спасают их.

— Твоя сова похожа на арбуз в солнечных очках… Впрочем, мне-то что? Меня выставят еще до конца года.

— Как знать. — Мальруни, сунув эскиз под мышку, приблизился и сел в кресло.

— Что ты хочешь этим сказать? Разве Жанин не собирается править здесь железной рукой?

— Да нет, вроде бы собирается, — ответил Мальруни, понизив голос и наклоняясь к Хёрши. — Но я познакомился с мисс Бендикс, которая пыталась связаться с тобой, — из лас-вегасского «Панчо», если помнишь. Она говорит, что в одном из своих шоу «Вторжение в личную жизнь» они хотят разоблачить Жанин Уорблер. Показать, как она карабкалась наверх по трупам, как она…

— Что такого необычного в том, чтобы карабкаться по трупам?

— Ничего необычного, конечно, но у них вроде бы есть доказательства, что она при этом прибегала к не совсем законным приемам. И еще они намекали на какие-то амурные делишки.

— Мне-то что толку от всего этого?

— Шоу должно выйти очень скоро. Возможно, оно настолько испортит ее репутацию, что «Блицгартен», по зрелом размышлении, решит не приглашать ее.

— Если бы «Блицгартен» был способен зрело размышлять, он не стал бы покупать нас.

— Мне кажется, тебе надо поговорить с мисс Бендикс. У нее потрясающие ноги, а их «Вторжение в личную жизнь», как мне представляется, на твоей стороне.

— Нет уж, увольте.

— Тем не менее они могут сами найти тебя. У них принято подлавливать людей без предупреждения, вторгаться на совещания, совершать набеги на мотели. Докапываются до истины любыми средствами.

— Я не настолько интересен, чтобы они меня подлавливали, — заверил Хёрши своего приятеля.

Вечером в пятницу, в начале двенадцатого, Хёрши стоял на Нью-Йорк-сити авеню в районе Восточных шестидесятых улиц. Падал легкий снег, и, засунув руки глубоко в карманы стеганой куртки, Хёрши трясся от холода и тихо матерился. Уже семнадцать минут он ждал Рансибла у входа в Манхэттенский этнографический музей.

— Восемнадцать, — уточнил Хёрши, вытащив руку из кармана и посмотрев на часы.

— В полной боевой готовности, начальник. — На углу появился Рансибл в наглухо застегнутом длинном пальто. — Пошли.

— Я полагал, что, обладая мистическими способностями, можно погрузить человека в транс быстрее, чем…

— Что я могу поделать, если охранник этого псевдокультурного заведения имеет привычку поспать на посту? Ушло какое-то время на то, чтобы пробудить его от дремоты, навеянной алкоголем. — Он поманил Хёрши пальцем в перчатке. — Но я рад сообщить, что теперь мы можем беспрепятственно проникнуть в помещение.

— Тебе понадобилось восемнадцать минут, чтобы разбудить этого типа?

— Нельзя же подвергать человека колдовским чарам с бухты-барахты, — объяснил Рансибл, поднимаясь по заснеженным ступеням музея, погруженного во тьму. — Он должен расслабиться и стать более восприимчивым. Нужно перекинуться с ним парой ласковых слов.

— За восемнадцать минут можно накидать пару тысяч ласковых слов.

Волшебник толкнул широкие металлические двери, они распахнулись.

— Этот охранник плохо поддавался внушению.

— И поэтому у тебя ушло на беседу с ним столько времени?

— Да, и еще на то, чтобы связать его и заткнуть ему рот кляпом.

Они очутились в полутемной галерее, в которой пахло пылью, полиролем и стариной.

— Если он в трансе, так зачем его связывать?

— Дело в том, шеф, что в конце концов мне пришлось утихомирить его, хлопнув по черепушке.

Хёрши остановился как вкопанный возле витрины, заполненной бусами.

— Но это же физическое насилие!

— Иногда чуточка физического насилия действует не хуже, чем колдовство.

— Вот уж не знаю… — покачал головой Хёрши. — Все идет совсем не так гладко, как…

— Давай поспешим, — прервал его колдун. — Экспонат, который нас интересует, находится вон за той дверью слева от тебя.

— А ты уверен, что это сработает?

— Сообщение на этот счет было четким и ясным.

Хёрши переступил порог зала.

— Мне кажется, если бы этот Священный перстень Карнабахара действительно обладал магической силой, о которой толкуют твои мистические советчики, то вряд ли его выставили бы в этом занюханном музее.

— Немало предметов, обладающих чудесной магической силой, недоступны восприятию невежд, — заметил колдун. — Но время поджимает. Вон статуя. — Он указал в противоположный конец слабо освещенного зала.

— Это Карнабахар?

Большая деревянная фигура футов семи высотой, похожая на культуриста с головой пса, стояла на пьедестале возле высокого узкого окна.

— Он был весьма почитаемым божеством в древнем Маккаристане. Ежегодно ему приносили в жертву девственниц, каждый месяц — быка, совершали культовые обряды.

— Это было несколько тысяч лет назад. Может, за это время магическая энергия иссякла?

— Магия не нуждается в регулярной перезарядке, шеф. Пожми ему ногу и поцелуй перстень.

— Кстати, все эти поцелуи, которые я в последнее время раздаю по твоей указке налево и направо, вызывают у меня некоторое сомнение. Ведь эта история началась как раз с того, что Жанин решила…

— Перстень, который ты должен поцеловать, — серебряный, с поддельным рубином. Не спутай его с золотым, в котором поддельный смарагд, или с тем, что изготовлен из звериного зуба. Для наибольшей эффективности целовать надо сам камень.

— Сколько раз?

— Согласно полученным мною сведениям, всего один.

— И после этого я стану невидимым?

— Так объяснили мне мои мистические наставники.

— Ночка не из теплых.

— Все так, начальник, но давай обсудим погоду чуть позже.

— Но ведь для того, чтобы стать действительно невидимым, если это вообще возможно, мне нужно полностью раздеться?

— Да, это было бы целесообразно.

— Если я разденусь в такой холод, то уж точно отморожу себе задницу.

— Лучше отмороженная задница, чем погубленная карьера, — отозвался колдун. — Целуй перстень, Хёрш. Мне кажется, я слышу мычание охранника.

Хёрши бросил взгляд на притаившиеся в полутьме статуи и стеклянные витрины. Глубоко вздохнув, он потянулся к перстню и поцеловал его.