История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции - Сергей Нефедов

Тем не менее первый опыт массового строительства железных дорог показал, что Александр II твердо намерен идти по пути модернизации России.

5.6. Освобождение крестьян

Первые шаги модернизации были сделаны в военной, технической и экономической сфере; они не вызывали в обществе сомнений и споров. Следующий шаг состоял в распространении модернизации на социальную сферу: на повестку дня ставился вопрос о социальных реформах, о ликвидации крепостного права, о политических свободах и о конституции. В 1856 году были отменены ограничения на поездки за границу и поступление в университеты, была ослаблена цензура. Требовало ли промышленное и техническое развитие освобождения крестьян? На этот счет высказывались различные мнения. П. Струве утверждал, что крепостничество несовместимо с железными дорогами, но А. Гершенкрон возражал, что эта несовместимость была далеко не абсолютной.[1139] При определенных условиях рабские плантации экономически достаточно эффективны; как показали А. Конрад и Дж. Мейер, американские плантации были частью капиталистической рыночной экономики, они обеспечивали относительно высокую производительность труда и давали хозяевам высокую прибыль.[1140] Более того, распространение рабских плантаций в южных штатах в значительно мере было следствием промышленной революции: во-первых, плантации стали высокоприбыльными благодаря созданию хлопкоочистительной машины Уитни, и во-вторых, они поставляли хлопок для английских фабрик.[1141]

Как отмечалось выше, прибыльными были и барщинные хозяйства русского Черноземья, а проведение железных дорог должно было открыть для их продукции европейский рынок и еще более увеличить рентабельность.

Однако имелся еще один канал влияния технического фактора: появление сети железных дорог и создание новой оружейной промышленности позволило вооружать, снабжать и перевозить огромные воинские контингенты; это давало возможность в случае войны мобилизовать в армию большую часть мужского населения. Всеобщая воинская повинность, в свое время позволившая Карно и Наполеону создать огромную французскую армию, была перенята в некоторых странах Европы, но не в России: она требовала отмены крепостного права. Крымская война вновь показала, что крепостные не могут быть мобилизованы без предварительного освобождения, поэтому сохранение крепостного права, как минимум, вдвое уменьшало людские ресурсы России. Как утверждает А. Рибер, это обстоятельство сыграло значительную роль в решении Александра IIотменить крепостничество.[1142]

Как бы то ни было, помимо чисто технических соображений действовал фактор диффузии: удар завоевательной волны привел не просто к технической модернизации, но к модернизации российского общества по европейскому образу, к вестернизации. Вестернизация однозначно означала освобождение крестьян, потому что в Европе уже не было крепостного права и потому что в глазах Запада (и русских западников) крепостное право было позором России. Эти настроения хорошо передал декабрист М. А. Фонвизин, племянник знаменитого драматурга, выражавший надежду, что подражание Европе приведет к отмене крепостного права. «Тогда мы много выиграем во мнении европейцев, – писал М. А. Фонвизин, – потому что существование в России рабства… внушает им презрение к нам».[1143] Таким образом, едва ли не главную роль в отмене крепостного права играл фактор диффузии, действовавший в форме морального, идеологического давления.

Моральное давление Запада проявлялось и на дипломатическом поле. После окончания Крымской войны Наполеон III – новый союзник России – призвал русского императора освободить крестьян. Как видно из письма Александра II римскому папе, в Европе было распространено мнение, что реформы в России были вызваны «внушениями» Наполеона III и стремлением самодержавия повысить авторитет страны в глазах Европы.[1144] Полицейские сообщения свидетельствуют, что слухи об этих советах дошли и до крестьян; по словам князя Кропоткина, «среди крестьян шел слух в то время, что Наполеон III при заключении мира потребовал от Александра II дать волю».[1145]

Главной движущей силой реформы была партия либералов-западников. Вождем западников в окружении нового императора Александра II был великий князь Константин Николаевич, глава военно-морского ведомства и (как многие моряки) закоренелый англоман. Нужно сказать, что англомания великого князя имела веские причины: как раз в это время в Англии и Франции появились первые броненосцы, и копирование западных образцов было для русского флота вопросом жизни и смерти. Начиная с 1855 года, великий князь проводил в своем ведомстве «сепаратные» прозападные реформы: он не только строил новые корабли, он отменил цензуру, реформировал военно-морские суды и освободил принадлежащих адмиралтейству крестьян. «Морское министерство являет в русской администрации зрелище европейского оазиса в азиатской степи», – писал князь П. Долгоруков. По свидетельству П. Долгорукова, именно Константин Николаевич убедил брата приступить к освобождению крестьян.[1146] Великий князь создал свою «партию реформ» и выдвигал своих приверженцев («константиновцев») на высокие посты, в частности, М. Х. Рейтерн занял пост министра финансов.[1147]

Свобода личности была для либералов самодовлеющей ценностью, но чтобы убедить крепостников в необходимости реформ, требовались другие аргументы. Таким аргументом была угроза крестьянского восстания. «Если мы не произведем собственными руками мирной и полной революции – она неизбежно произойдет без нас и против нас», – говорил великий князь Константин, держа в руках книгу Токвиля о французской революции.[1148] Об этом же говорил и Александр II в его первом обращении к московскому дворянству: «Мы живем в таком веке, что со временем это должно случиться. Я думаю, что и вы одного мнения со мной: следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу». На позицию царя оказало большое влияние мнение барона Гакстгаузена, известного эксперта и деятеля прусских реформ, написавшего книгу о России и представившего царю в июне 1857 года особый доклад. А. фон Гакстгаузен указывал, что в эпоху пара и электричества нет страны, которая могла бы предохранить себя от новых веяний, что правительство должно опережать события, «дабы события, опередив его… не вырвали от него уступок, которые повлекли бы к его падению». Прусский эксперт предупреждал царя, что Дж. Мадзини и английские радикалы возлагают большие надежды на социальную революцию в России, и что, как показывает опыт, предводители этой партии – не пустые мечтатели. «Гакстгаузен отгадал мое главное опасение, чтобы дело не началось само собой снизу», – писал царь.[1149]

В этих высказываниях суммирована аргументация сторонников реформ. Во-первых, это ссылка на неизбежность модернизации по западному образцу. Надо брать пример с Запада, потому что Запад продемонстрировал свое военное и культурное превосходство – таким образом формулировалось влияние фактора диффузии. Второй аргумент – это призрак крестьянского восстания: если правительство промедлит, то освобождение «неизбежно произойдет без нас и против нас»; так формулировалось действие демографического фактора. Совокупное воздействие этих факторов должно было привести к неизбежным переменам.

Однако аргументы царя, изложенные в марте 1856 года в Московском дворянском собрании, не убедили дворян. «Речь была громовым ударом для большинства публики», – писал товарищ министра внутренних дел А. И. Левшин о реакции на выступление Александра II. Характерно, что против освобождения крестьян выступала и церковь; московский митрополит Филарет писал, что он не может восхвалять эту царскую милость, поскольку она «ущемляет права законных владельцев».[1150] Среди высшего дворянства в окружении императора, за немногими исключениями, не было сторонников реформ. «У меня нет никого, кто бы помог мне в этом важном деле», – говорил Александр II графу П. Д. Киселеву.[1151]

Можно было ожидать сильного сопротивления, поэтому правительство сформировало для подготовки реформы две редакционные комиссии; не без участия Константина Николаевича в обход высших сановников в эти комиссии были подобраны молодые (средний возраст 39 лет) министерские чиновники, убежденные западники и либералы. Наиболее активными из них были племянник П. Д. Киселева Н. А. Милютин и ближайший сподвижник знаменитого министра А. П. Заблоцкий-Десятковский. Возглавлял комиссии адъютант и близкий друг Александра Я. И. Ростовцев; он умер незадолго до начала реформы и его последние слова были: «Государь, не бойтесь!»[1152] О том, что государь действительно боялся, говорит то обстоятельство, что, начиная с декабря 1857 года, министр внутренних дел по требованию царя делал ему еженедельные доклады о настроениях дворянства и крестьянства, о «слухах» и «толках» на местах.[1153]