Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

В свою очередь, предполагалось, такой гость должен в будущем ответить хозяину тем же.

Впрочем, по здравому размышлению, все решили: год не самый голодный. И явно не настолько тяжёл, чтоб ссориться из‑за пары возов равнинного фуража с сердарами самого Великого Султана. Которые, хотя и не охраняли уже соседей явно, но держались у излучин рек в паре дневных переходов.

В этом году, однако, зимнее обледенение пастбищ принёсло беду не только в дома пашто.

Когда народ пашто и вэтом году потянулся на равнину, чтоб деликатно напомнить соседям о долгах прошлых лет, соседи молча провели их по стойбищам и без разговоров выложили ровно половину всего, что у них было: и половину оставшегося в живых скота. И половину урожая с полей и огородов, возделывавшихся как частью самих соседей, так и доставшимися соседям по наследству нечестивыми данниками. Бывшими хозяевами этих мест до времён Великого Султана.

Пашто поблагодарили, забрали свою половину и вернулись совещаться обратно в горы.

Даже возражавшим год назад старейшинам было ясно, что без воинской доблести этот год не переживёт и половина пашто: соседи отдали ровно половину того, что имели, но этого было мало.

Вторая оставшаяся у новых соседей половина могла бы помочь пашто. Но получить её добровольно было нереально.

А отобрать насильно нельзя. Не правильно.

Лично для себя Керван с последней Джирги вынес простой, как кинжал, вывод: не пойман – не вор.

Если не уподобляться прошлым годам, и не налетать на равнину средь бела дня с развёрнутыми знамёнами, а потихоньку перехватывать мелкие группы людей, скота и товаров (не оставляя при том ни свидетелей, ни следов), то собственный народ прокормить получится.

Другое дело что людей на это можно брать только самых преданных и самых отчаянных.

Сказано – сделано.

Небольшие соседские стада коз и уж явно не по этому времени зажившихся коров стали просто исчезать. Вместе с теми, кто их пас.

И до сегодняшнего дня всё был нормально: если ты мужчина – будь готов ко всему. Этот мир крайне несовершенен, и если решать, чьему ребёнку жить, своим никто не пожертвует.

Но сегодняшнее стадо, вопреки сложившимся правилам, было перехвачено в дневное время. Это было первой ошибкой.

Из первого промаха родился второй: троих пастухов прикололи быстро и без шума, но четвёртый человек у стада оказался тринадцатилетней девчонкой. Которая, в отличие от мужчин, заголосила и пустила в галоп своего жеребца.

Которого еле догнали через пару часов, благо, с собой были заводные лошади. Да и не уйти женщине, давайте откровенно, от мужчин‑пашто ни в горах, ни в предгорьях.

Первый десяток малика остался обиходить новоприобретённое стадо, а второй во главе с самим маликом таки прижал прыткую девчонку (которой категорически не полагается заниматься мужским делом) к отрогам гор. Сделав вокруг массива почти полный круг и вернувшись почти к тому же месту, где и было захвачено стадо и где нашли конец соплеменники прыткой девчонки.

И которая теперь, спешившись, прижалась спиной к хрипящему и почти загнанному жеребцу и с отчаянным взглядом решившегося на всё человека достала кинжал.

С одной стороны, девку надо резать. Иначе беда.

С другой стороны, остальные пашто резать бабу уже отказались – то против Пашто‑Валлай. А сделай это малик собственноручно (то есть, прирежь её сам, хотя, если честно – давно готов), дома девять свидетелей однозначно оповестят всех сородичей о неблагозвучном деянии неудачника: мало того, что едва справились. Мало того, что пошли на соседей, вопреки обычаям. Так ещё и на женщину руку подняли.

Тем более что девчонка была ещё молода и явно не рожала, стало быть, грех втройне…

Керван, в принципе, терзался последние секунды: девка всё время что‑то звонко орала на своём языке. Не ровён час, услышь кто…

Сплюнув в сторону, малик перехватил поудобнее свою саблю и сделал было (под неодобрительные взгляды остальных членов отряда) два шага к этой дочери шайтана, когда с верхней тропы, сбоку, прямо между ними и девкой спрыгнул какой‑то странный лысый человек, немного похожий на азара.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И, не обращая внимания на стоящий рядом десяток пашто, нагло игнорируя самого малика и остальных (как будто не считая их за мужчин), обратился прямо к девке.

Впрочем, его дальнейшие слова вызвали у малика скрип зубов и объяснили его поведение, поскольку заговорил этот лысый на девкином родном туркане:

– Саған не болды, қарындас? Қайырлы таң…

(Что с тобой случилось, младшая сестра? (см. прим.) Доброе утро…)

Девка в ответ разразилась длинной речью, перемежаемой слезами и тычками пальцами и кинжалом в сторону десятка пашто.

По мере её рассказа, брови незнакомца всё больше хмурились, пока он в итоге не накрыл её рот ладонью. Вызывая секундное удивление малика и остальных пашто.

А потом незнакомец вообще перебил её со словами:

– Менің артымда тұр…

(Стань у меня за спиной)

После чего задвинул девку к себе за спину, освободил из узелка на спине железную палку. Повернулся к малику и объявил всему десятку на вполне сносном пушту, хотя и перемежая его отдельными словами из соседнего урду (тоже, впрочем, для пашто вполне понятными):

– И как прикажете это понимать, доблестные воины пашто?..

Десяток пашто, и сам малик заодно, на секунду оторопели от неожиданности. Но уже через мгновение удивление дало место облегчению: здоровенный мужик в противниках всё же честнее, логичнее и (что в данном случае главное) привычнее. Чем малолетняя девка.

Что делать с мужиком, стоящим на их пути, воинам пашто говорить было не нужно.

«А там, глядишь, и девку в горячке…», – с облегчением подумал малик.

Десяток, не дожидаясь команд, подобрался и привычно принялся полукругом охватывать азара, отрезая тому возможные пути отступления.

Но странный азара и не думал никуда отступать, поскольку сделал шаг навстречу и продолжил:

– Вы понимаете, что сейчас нарушаете все мыслимые и немыслимые правила? И все божьи законы, как наши, так и ваши?

– Правила тут только мои, – против своего желания втянулся в беседу Керван. – И решаю тут только я, нечестивец! И Всевышнему нет дела до твоего нечестивого бормотания, когда от голода гибнут настоящие люди!

– Да шут со мной, – удивлённо сводит брови вместе азара, указывая глазами себе за спину – Она‑то при чём? И её соплеменники? Они с вами одной веры, если что… Скажи уж, малик, правду: что ты – простой разбойник. Поправший и законы гостеприимства, и заветы предков, и Пашто‑Валлай. Просто потому, что слаб ты духом. И голод, в трудный час, заглушил в тебе и дыхание разума, и голос совести. Да ниспошлёт Всевышний благость твоим без сомнения несчастным родителям… Породившим такую тварь. – Странный азара пристально смотрит в глаза малику, почему‑то совсем не волнуясь.

– Не тебе, нечестивому шииту, поминать имя Всевышнего всуе! – взвивается малик, действительно задетый за живое, ещё и при своих людях.

– Это как сказать. – Спокойно продолжает азара. – От Ибн Умара передается: «Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: «Бойтесь мольбы притесняемого, ибо, поистине, она устремляется в небо, подобно искре!». От Анаса также передается, что Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: «Бойтесь мольбы притесняемого, даже если он является неверным, ибо между его мольбой и Аллахом нет преграды!». Ахмад, Абу Яъля. Читай книги, пуштун!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Азара глумливо усмехнулся, перехватывая свою железную палку, как будто знал: читать малик не умел. Да и книг у пашто как‑то не водилось… как и грамотных.