Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

__________

Алтынай ведёт меня в одну из юрт, где раскатывает сегмент белой кошмы (кажется, это что‑то почётное, но спрашивать сейчас не буду), ставит на кошму две пиалы и какой‑то кувшин, потом добавляет сверху несколько хрустящих лепёшек:

– Извини, всё, что есть, – беззаботно пожимает плечами она. – Лучше смогу накормить только через пару часов. Не готовилась; нужно время. И ещё мяса у соседей взять, – тихо и застенчиво добавляет она в конце полушёпотом.

– Спасибо за гостеприимство, – усаживаюсь на пол, поскольку мебели в юрте нет, попутно касаясь ладонью лба. – Мир этому дому. – После чего мы с ней переходим на нормальный язык. – Мне этого более чем достаточно, спасибо ещё раз. Алтынай, а что дальше будет? У меня были свои дела, я не планировал здесь надолго задерживаться.

– Ты правда женат на конырат? – Алтынай пронзительно смотрит на меня, как будто хочет просверлить взглядом.

– Да, – удивляюсь в ответ. – Я действительно женат на конырат.

– Ты сейчас и говоришь правду, и врёшь одновременно, – она обличительно упирает мне палец в грудь, наклоняясь над кувшином через кошму. – Этот дом примет от тебя что угодно, кроме неправды. Пожалуйста, не лги.

– Да не лгу я! – с досадой отмахиваюсь, с запозданием думая, что повышенная эмпатия возможна не только вследствие упражнений доктора Лю.

Некоторым, похоже, она достаётся просто по наследству, как один из вариантов расширенной настройки мозга, что ли. Кочевники же действительно чувствуют , куда делось стадо; я с этим не только в этом мире сталкивался .

– Умерла моя жена. – Продолжаю после паузы. – Но из рода я не выходил.

– А дети? – серьёзно спрашивает Алтынай.

– Сестра, что тебе до моих детей? – удивляюсь в ответ. – Ты сама ещё ребёнок! Зачем это тебе?

– Ответь. – Она настойчиво смотрит на меня, и я почему‑то сдаюсь.

– И дети вместе с женой.

– Я так и подумала, – кивает она каким‑то своим мыслям и начинает разливать из кувшина по пиалам какую‑то белую жидкость.

В которой я, попробовав, узнаю самый настоящий «живой» кумыс.

– Спасибо! – выдыхаю на одном дыхании, выпивая пиалу до дна и подставляя под кувшин для добавки.

Кстати, ещё одна деталь. Если за столом есть женщины, здесь мужчина сам себе ни чай, ни кумыс, ни каких‑то иных жидкостей не наливает. Это надо просто знать, своего рода этикет.

А если мужчина начнёт первым что‑то наливать женщине… Это может быть только мать или кто‑то очень тяжело больной, – детали всплывают в голове сами собой.

– Я не маленькая, – продолжает Алтынай. – Был бы жених нормальный, уже и замуж можно.

– Ты это серьёзно? – закашливаюсь от неожиданности, подавившись куском лепёшки.

– Малахай ловлю. С ног не падаю, – пожимает плечами она как о чём‑то, само собой разумеющемся.

А мне приходит в голову следующее воспоминание, которое тоже обычай: на день рождения, в девочку кидают большой меховой зимней шапкой (которая малахай). Пока девочка маленькая, она вместе с этой шапкой падает спиной на войлок, поскольку шапка может весить больше неё.

Как только девочка перестаёт падать от шапки, считается, что она уже выросла и готова для взрослой жизни. По крайней мере, обязанностей у неё здорово прибавляется.

В том мире, я слышал, в Средние Века уже даже замуж могли отдать. Хотя и не сказать, чтоб часто, – обычно ловить малахай начинали лет с десяти, а замуж выходили всё же начиная с четырнадцати. Если ничего не путаю.

Только пожимаю плечами:

– По мне, ты ещё ребёнок. Не обижайся.

– Как скажешь, – покладисто кивает Алтынай и добавляет мне в пиалу из кувшина.

– Так что дальше будет? – напоминаю о своём вопросе.

– Вначале мужчины допросят малика. Выяснят, куда погнали стадо на передержку, – поясняет Алтынай. – Потом часть наших отправится искать и караулить стадо, в том месте, где обнаружат. А другая часть поскачет к Наместнику: нам обещали, что кочевать тут дадут без притеснений. А пока… – Видно, что она хочет расплакаться, но в всё же сдерживает себя и продолжает. – Это не первый случай, когда скот и люди пропадают. Теперь понятно, в чём дело. Просто раньше никто не выживал. Из наших.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Можешь пояснить насчёт наместника?

– У аксакалов есть тамга. Её нам дали от Великого Султана, когда предлагали откочевать сюда. Условия этой тамги нарушены. – Поясняет Алтынай. – Разобраться может только кто‑то важный. Когда мы перебирались сюда, то был Наместник. Вот его наши должны попросить назначить суд Наместника.

– Какая ты не по годам умная, – улыбаюсь. – Для двенадцати лет.

– Мне тринадцать, – не соглашается она. – Я дочь хана. Бывшего… от младшей жены… В таких вещах разбираюсь. Интересы рода и правила их защиты – очень простая вещь. Если не лениться думать. – Заканчивает она под мой смех.

– Я от умиления, сестра! – поднимаю к плечам раскрытые ладони рук, не прекращая смеяться. – Просто для меня ты ещё ребёнок. А рассуждаешь очень мудро и по‑взрослому.

– Я и есть взрослая, – хмурится Алтынай в ответ. – Малахай ловлю…

– С ног не падаешь. Помню. Тогда такой вопрос: я ещё чем‑то могу помочь тебе? – Она задумчиво смотрит на меня, и я поясняю. – Мне надо идти дальше. Чем смог, помог. Причин, которые бы меня тут задерживали, я не вижу. Если вы дальше хорошо сами знаете что делать, я бы попрощался с тобой и направился дальше по своим делам.

– Ты же родич конырат, – сводит брови вместе Алтынай. – А конырат родня нам. Ты очень нам помог, а как же той?

Об обязательном празднике я, честно говоря, не подумал. И отказ от него тут сродни чему‑то типа оскорбления: в данном случае, ничего не сделают, но зачем плодить обиды. К тому же, обстановка на данной местности здорово отличается по факту от того, к чему я потенциально был готов. Немного подумав, решаю задержаться и собрать дополнительно информацию. А может быть даже обзавестись чем‑то типа документов…

– Прости. Не хотел доставлять вам неудобства. У вас сейчас и без меня забот по горло, – отвечаю после паузы. – А той это несколько вычеркнутых из жизни дней. Не хотел вас отвлекать.

– Ты точно не наш, – припечатывает Алтынай, серьёзно глядя на меня. – Видимо, твоя жена‑конырат совсем плохо воспитывала тебя, Атарбай, мир ей на небесах.

– Гхм… вообще‑то, там, где мы жили, считается, что муж должен воспитывать жену, а не наоборот. В том языке даже слово знаешь какое есть? Глава семьи, это о муже. Глава это голова, только короче, – пытаюсь объяснить на туркане кое‑какие неместные реалии…

– Так считается и у нас. У нас муж тоже голова. – Покладисто кивает Алтынай, не по‑детски глядя на меня. – Но жена – его шея. И голова будет видеть только то, что шея ей показывает. Это и есть воспитание друг друга в семье.

Я прыскаю от смеха, расплёскивая часть кумыса.

Который Алтынай, не меняя серьёзного выражения лица, мне подливает ещё.

Глава 5

– Слушай, а что будет вначале, той или суд наместника? – спрашиваю ещё через две пиалы кумыса и полторы лепёшки. – И в каком порядке оно обычно должно проходить? Что идёт первым?

– Как получится, – по‑взрослому кивает Алтынай. – По‑хорошему, ни того, ни другого пропускать нельзя. Но это же независимые одно от другого события. К тою в любом случае надо готовиться, сам должен понимать. А что до суда, то тут, видимо, всё сложно будет. Когда нам предложили, откочевать сюда согласились части трёх родов. Вместе образовали единое стойбище. Но потом часть мужчин уже отсюда забрали люди Султана на войну, куда‑то на юг: мы обязаны, по требованию, выставлять раз в три года определённое количество конников. Другая часть мужчин приняла на себя большую часть голода зимой, в общем, мужчин у нас сейчас почти нет…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– А с теми, кто не так силён, как прежде, и Наместник может считаться не сильно. – Заканчиваю я за неё очевидное, под её согласный кивок и задумчивый взгляд. – А если недостаточно мужчин, значит, вы уже автоматически не так сильны.