Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

– Слушай, научишь меня своей письменности? – некстати загораюсь попутной одной идеей. Тем более, мне тут, судя по всему, придётся провести довольно значительное время.

Хоть и не без пользы.

– Научу, если хочешь, – чуть удивлённо поднимает бровь Алтынай. – Если тебе не лень тратить время на это бесполезное для воина занятие.

– У нас с тобой разное понимание полезных умений воинов, сестра, – смеюсь. – И я быстро выучусь, не переживай.

– Я занималась с младшей сестрой, – вздыхает Алтынай. – Она за месяц выучила только половину первичных знаков письма.

Видимо, имеются в виду буквы.

– Я знаю четыре вида письменности, – улыбаюсь. – И две системы счёта. Я научусь быстрее твоей сестры. Но давай продолжим… Сколько людей в среднем осталось в каждой семье сейчас?

– Опять тот же вопрос, – вздыхает Алтынай

– Это не весь вопрос, – чешу нос. – Мне ещё нужно знать, сколько мужчин? Женщин? Сколько умерло в среднем в семье?..

– Ну давай опять считать, – поворачивает вверх ладони Алтынай. – Давай опять писать в таблицы?

– По именам. Давай каждую семью по порядку…

__________

… – А ведь я даже не заметила. – Алтынай серьёзно смотрит на свою половину таблицы, видимо, по‑новому оценивая то, что получилось. – Получается, полностью пострадала только семья законного хана. Мы…

– А вот эти семьи кто? – указываю пальцем на клеточки, в которых обозначены семьи, потерявшие больше всего мужчин.

– А это наши друзья и товарищи отца, с детства, – так же серьёзно и задумчиво продолжает смотреть на результаты подсчётов Алтынай. – Теперь всё представляется совсем иным, – она грустно и твёрдо прикусывает губу. – Я почему‑то сама не додумалась. Взглянуть на события таким образом.

– Ты ещё маленькая, сестра. И у вас нет леса… – Мне уже понятна общая канва событий, но не ясны мотивы.

Потому что не ясны фигуранты, их цели и задачи.

– А при чём тут лес? – оживляется Алтынай.

– М‑м‑м… На далёком севере, в Полесье, говорят: за деревьями часто можно леса не увидеть.

– И что это значит? Я понимаю, что это какое‑то иносказание. Но суть от меня ускользает. – Алтынай требовательно упирает палец мне в грудь. – Поясни!

– Тут несколько вариантов смысла, – смеюсь. – Но в данном случае уместен такой: череда вполне естественных событий, происходящих одно за другим, и на первый взгляд не связанных между собой, на самом деле увязана общей цепочкой замысла. Кого‑то, кто это всё при думал и осуществил.

Не знаю, как точнее передать на этом языке значение слова «СПЛАНИРОВАЛ» и «ЕДИНАЯ СИСТЕМА СОБЫТИЙ».

– Слушай, а кто выигрывает от смерти хана и ослабления его друзей? – продолжаю выяснять неизвестные мне детали. – Тут же не так много людей, чтоб из‑за власти над маленькой группой устраивать такое? – веду рукой вокруг себя.

– У нас же не одно это стойбище. Всего таких около полусотни. Наше просто главное.

– Почему так??

– Чтобы овцы всю траву вокруг себя не съели. И чтоб не перегонять их каждую неделю на большое расстояние. Стойбища рассыпаны по Степи по одному дневному переходу между кошами. В одной семье, как помнишь, было в среднем около десяти человек. В коше двадцать четыре юрты.

– Это было, получается, двенадцать тысяч наших всего? – быстро в уме делаю подсчёты.

– Было побольше, – грустно и уважительно смотрит на меня Алтынай. – Ещё же были дети… до голода… но ты спрашивал не об этом. Власть обсуждается только в нашем, ханском, стойбище. Остальные подчиняются.

– Ещё вопрос… А что выиграют местные от смены власти в коше?

– Нашу независимость. Если власть возьмёт Еркен. – Твёрдо отвечает Алтынай.

– Вот тут не понял, – неловко чешу за левым ухом.

Огорчаясь собственной недогадливости. Лично мне причинно‑следственные связи пока не ясны. Несмотря на обилие вводных.

– Он недальновиден. Непопулярен. Но честолюбив и хочет править. – Тремя фразами вносит ясность Алтынай. – Ради власти, готов на всё. А управлять и править – это совсем разные вещи. Вот он и его семья не понимают этой разницы…

Какое‑то время мы молчим, поскольку я удивляюсь некоторым недетским чертам Алтынай. И прикидываю варианты и расклады.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А она, видимо, просто по‑новому обдумывает свои прежние невесёлые мысли.

– У меня есть ещё вопросы. – Продолжаю после паузы. – Можешь сейчас довериться мне и ответить на пару вопросов, не задумываясь?

– Конечно, – чуть удивляется Алтынай. – У меня нет от тебя секретов.

– Тогда первое. Можешь сейчас сказать, не задумываясь, чего бы ты хотела больше всего? Не больше трёх желаний.

– Ты что, джинн? – начинает веселиться она в ответ, но осекается под моим укоризненным взглядом.

– Ты обещала ответить сразу и не задумываться, – напоминаю.

– Хорошо… Всего три? Тогда вот первое: чтоб вся семья была жива. – Вздыхает она. – Второе: чтоб условия нашей тамги не нарушались. И чтоб Наместник оказался справедливым человеком. Третье: чтоб мне достался достойный муж, которого я буду любить и с которым мне не нужно будет переживать, выживут ли мои дети…

– А теперь скажи, какие, по‑твоему, первые три желания у этого вашего аксакала, Еркена?

– Сесть на белую кошму, – не задумываясь отвечает Алтынай. – Это первое. Второе: чтоб никто не мог оспорить его первенства в управлении и во власти. Третье: увеличить имущество хотя бы вдвое. Без этого его в Степи будут продолжать считать безродным и нищим выскочкой. Думаю, так.

– Получается, для уважения в Степи имущество, то есть скот, всё же имеет значение? – заинтересовываюсь неожиданной лично для меня деталью.

Потому что из предыдущей истории у меня была прямо противоположная информация.

– Не всегда, – качает головой Алтынай. – Если хан по наследству – богатство не важно. Если вновь посаженный на кошму курултаем – имущество тоже не важно, вернее, ему сделают подарки. И он автоматически станет богат. Но если в случае как Еркен… То да. Возможность помочь бедным семьям в голодный год – единственный способ заслужить уважение.

Продлить легитимность, продолжаю мысленно .

– Слушай, а помнишь, ты что‑то говорила о передержке вашего стада пуштунами? Можешь объяснить?

– Животных в степи клеймят. – Улыбается Алтынай. – Если они наш гурт сразу загонят к себе, то при проверке, реши Наместник разобраться, это автоматически докажет их вину.

– А они собираются с этим как‑то побороться? – начинаю догадываться я.

– Да. Они отгонят стадо в нейтральное место, где его сложно найти. Там будут понемногу клеймить и отгонять к себе. Одним тавром за день больше двух сотен не заклеймишь, – поясняет Алтынай, видя мой вопросительный взгляд.

Ну да, логично. Полторы – три минуты на голову. Особенно если тавро ставится в двух местах; допустим, ухо и где‑нибудь ещё .

– А теперь скажи, чего ты больше всего боишься. Тоже три вещи. – Быстро спрашиваю, пока она отчасти расслаблена и думает о привычных хозяйственных моментах.

– Повторений такого голода здесь ещё раз, – снова не задумываясь отвечает она. – Тут всё же ещё многое очень чуждо… Второе, что могут начать обижать тебя, чтоб уязвить меня. Но это я только сейчас, с тобой, поняла… Третье, что могу потерять свободу.

– Давай начнём с третьего. – Настаёт моя очередь удивлённо открывать глаза. – Что значит, потерять свободу? У вас что, тюрьмы есть?

– Нет, – смеётся Алтынай, поводя плечом. – Не справлюсь с табунами и отарами одна. Те, кто будет помогать, начнут взвинчивать стоимость своей помощи. Постепенно обеднею и вынуждена буду выйти за того, на кого укажут…

– … Кажется, всё уяснил, – выдыхаю через какое‑то время под явно облегчение Алтынай. – Странно только, почему ты так спокойна? Ты разве не понимаешь, что как наследница хана ты живой никому не нужна? Если всё обстоит так, как сейчас видится нам обоим… Почему ты так спокойна?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– У меня сейчас нет ради чего жить. И ради чего имело бы смысл цепляться за жизнь, – спокойно отвечает Алтынай. – Я осталась одна. И я не могу накормить кош. Мне нечего дать людям в обмен за белую кошму.