Четырех царей слуга - Алексей Шишов

Видевший схватку в поле с вершины одной из каменных башен, Пётр Алексеевич с нескрываемым огорчением сказал стоявшему рядом с подзорной трубой в руке генерал-инженеру:

— По прадедовским обычаям всё воюет поместное конное дворянство. Не приняли себе оборонения из воинского строя. Потому и побили их сегодня татаре хана.

Гордон, который не раз наводил мысль своего ученика на необходимость создания большего числа полков конных солдат — драгун, осторожно заметил:

   — Время идёт вперёд. В Европе монархи давно отказались от рыцарской кавалерии. Везде строй. Лучше конных солдат-драгун его никто в бою и на походе не соблюдает. Ни гусары и рейтары, ни уланы с казаками.

   — Ваша милость, пока рано Москве расставаться с поместной дворянской конницей.

   — Мой государь, лучше это реформаторство сделать рано.

   — На драгунскую кавалерию моя царская казна пока не полна. Но будет в российском конном войске регулярство. Дай только срок...

Патрик Гордон помнил по первому походу, сколь неудачно подводились русскими под крепостные бастионы минные галереи. А взрывы подземных мин наносили своим урон до обидного больше, чем туркам. Генерал-инженер не раз объезжал Азов, стараясь найти слабину в городской обороне. Шотландец беседовал на сей счёт с военными инженерами, донскими казаками из числа старых, мастерами артиллерийских дел, с самим государем.

Во время одной из таких рекогносцировок Патрик Гордон обратил внимание на трёх солдат-землекопов из Рязанского новоприборного полка, о чём-то возбуждённо споривших в одной из апрош. Генерал проехал бы мимо, но солдаты всё время возбуждённо показывали друг другу руками и заступами в сторону близкой крепости. Любопытство взяло верх, и шотландец повернул коня к спорщикам:

   — О чём лай, солдаты?

Землекопы сразу же прекратили спор и встали с испуганными лицами навытяжку перед невесть откуда появившимся всадником, по виду в явно генеральском кафтане и треуголке с пышным перьевым плюмажем. Он был не один, а в сопровождении нескольких конных офицеров, по виду из «немцев». Солдаты молчали.

   — Так о чём же у вас был лай? О крепости говорили?

Рязанские солдаты продолжали молчать, разглядывая генерала. Тогда Гордон спросил одного из них:

   — Ты кто будешь? Из какого полка?

Тот ответил сразу, как учил его ротный поручик, быстро и без запинки:

   — Солдат Попов Васька. Четвёртой роты Рязанского солдатского полка. Второго года службы.

   — Тогда скажи, солдат Попов, о чём ты так яро спорил с товарищами, глядя на город?

   — Господин генерал! Спорили мы не о городу турков, а о том, что можно взять его без минных подкопов.

   — Знать, ты, солдат, был под Азовом в прошлом году?

   — Был, ваша светлость. В лагере господина генерала Головина полк Рязанский ратовал в тот год.

   — Так как же можно взять сию крепость без минных подкопов? Чем, по-твоему, городской вал можно разрушить, как не пороховой миной?

   — Зачем подрывать его порохом? Крепость турков можно взять присыпом, как на Руси издревле делали. Так князья рязанские с московскими не один век ратовали. Дубовые детинцы и остроги брались.

   — Как это — присыпом? Сказывай, солдат Васька Попов. Скажешь дело — награжу от сердца.

   — Апроши копать дале не надо — они и так близко ко рву подведены. Надо кидать перед собой землю и насыпать вал в месте приступа. Но такой высоты, чтоб он становился выше городского. Вести такой присып через ров на саму крепость. Тогда по туркам можно из пушек стрелять сверху и атаковать его с горы...

Другие солдаты после слов своего товарища словно ожили, и все дружно заговорили в один голос:

   — Верно! Вал валить надо на Азов-город...

Сообразительный шотландец даже не дал договорить смышлёному «не по чину» рязанскому солдату. На радостях крикнул ему с коня:

   — Молодец! Если бы ты знал, солдат, сколь искусен ты в мыслях о фортификационном деле. Молодец, и только!

Гордон, верный всегда данным обещаниям, полез в карман кафтана за бархатным кошельком. Достал новенький серебряный рубль с изображением самодержца всея Руси Петра Алексеевича. На радостях сказал ошеломлённому словами генерала солдату:

   — Держи, Васька Попов, царский солдат, рубль на пиво. Награда тебе за воинскую науку. Молодец ты, да и только!

Повернув лошадь, генерал погнал её к донскому берегу, где был причален адмиральский струг Франца Лефорта. Там в то утро находился царь, пропировавший в шатре фаворита всю ночь. Пётр, умывавшийся речной водой на корме струга — денщик поливал ему на руки из серебряного ковша, — был немало удивлён видом мчавшегося на коне к стругу Патрика Гордона. Обычно престарелый иноземный царский генерал верхом ездил гораздо тише.

Подскакав к лефортовскому стругу, генерал-инженер в одну минуту оказался на борту и предстал перед государем. Выдохнув, сказал с облегчением:

   — Ваше величество! Есть чем взять город без минных галерей. Не надо больше порох зазря тратить и губить людей.

От этих слов царь Пётр сразу насторожился, поняв, что его любимец Пётр Иванович поймал «птицу удачи». Сразу спросил генерал-инженера:

   — Говори суть. Об остальном генералитету подробно скажешь днём, на консилии у Франца Яковлевича.

   — Азовскую крепость следует брать присыпом. Из передних апрошей, что напротив городских ворот, землю сыпать перед собой. Так ров завалим и насыпим свой вал. Будем его делать выше туркского и поведём прямо на крепость. Вал валить на Азов-город надо, мой государь...

Пётр, понимающий в фортификационном деле не меньше своего учителя, воскликнул:

   — Вот это сюрприз будет для паши! Ваша милость, с меня пир сегодня же, вечером. Как прознал такую великую инженерную хитрость?

Прямолинейный на войне Патрик Гордон не стал лукавить и «тянуть одеяло на себя». Царю ответил честно:

   — Солдат из Рязанского полка Васька Попов сказывал. Молодец, да и только. Он и есть выдумщик сего присыпа.

   — Наградил рязанского умника?

   — Да, ваше величество. Дал рубль серебряный из царского жалованья на пиво. Да думаю, мало за такое дело — надо было дать от сердца два целковых.

   — Ничего, мой любезный. Мы это дело сейчас поправим. Наградим умника по-царски. Как на войне.

Самодержец обернулся к стоявшему сбоку верному и ловкому на всё Алексашке Меншикову, который уже не первый год ходил у него в любимцах:

   — Скажи дьяку из шеинской канцелярии, чтоб сию минуту был указ о солдате Ваське сыне Попове из новоприборного Рязанского полка. За умную выдумку жалую его сержантским чином...

Генеральская «консилия», собранная Петром I в тот же день, мысль о присыпе одобрила, что говорится, с ходу. Алексей Семёнович Шеин, потомок царских больших воевод, только головой качал:

— Ну и ну! Настоящее диво. О том присыпе нам, русским людям, надо было помнить и ведать, а не служивому иноземцу. И мне в первую голову — ещё мой прадед крепостицу у ляшского короля на Смоленщине так брал. А мы про то забыли...

Генерал Автоном Головин в знак согласия только головой кивал. А иноземцы — как всегда, разодетый в брабантские кружева Франц Лефорт и «Карлеус» Ригеман — только посмеивались в рукава кафтанов. Что ни говори, а шотландец утёр нос русским боярам-воеводам. Пусть не зазнаются перед Европой.

Древнерусский присып к Азову

Уже после обеда рытье траншей, а некоторые из них находились уже всего в двадцати саженях от городского рва, по приказанию генерал-инженера прекратились. Полковые команды землекопов перешли в те апроши, от которых было намечено ведение присыпа. В который уже раз земля в предполье султанской крепости стала усердно перелопачиваться. Земляная гора росла у всех на глазах с каждым часом.

Поражённые таким ходом осадных работ русских, турецкие военачальники до заката пребывали на крепостных стенах. По всему стало ясно: осаждавшие стали энергично готовиться к штурму Азова. Они начали невиданные доселе земляные работы — насыпали подвижный вал, метр за метром перемещавшийся в сторону крепостного вала, чтобы можно было взобраться на него без помощи штурмовых лестниц и прочих приспособлений. Или обстреливать с его высоты из поставленных на вершине присыпа пушек защитников города-крепости.

25 июня под Азов наконец-то прибыли иноземные специалисты — навербованные в Германии военные инженеры и «огнестрельные художники», то есть дипломированные фейерверкеры. Гордон в дневниковых записях так описал их появление в русском осадном лагере:

«25-е. Несколько инженеров и фейерверкеров прибыло в лагерь водным путём от курфюрста Бранденбургского, но для них уже почти не нашлось работы: русские продвигались к городу совершенно новым способом, какого те никогда не видали и не слыхали».