Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий

Но свободная женщина, видимо, решила иначе.

— Никак, благородие пожаловал?

Настасья шла ко мне, на ходу вытирая руки тряпкой. Если бы не голос, я бы ее, пожалуй, и вовсе бы не узнал. Аккуратная роба по размеру, маленькие ботинки на шнуровке, огненная шевелюра под косынкой — и никаких тебе отцовских рубашек с отрезанными рукавами, от которых запросто можно забыть о цели визита — да и вообще обо всем на свете.

Похоже, работа в мужском коллективе… наложила свой отпечаток.

Но внутри Настасья переменилась, пожалуй, даже больше, чем снаружи, хотя с того дня, как она перестала быть крепостной, прошло меньше двух месяцев. Я не сразу понял, в чем именно — только потом почувствовал: девчонка, наконец расслабилась. Нет, ежиные колючки все еще были наготове — но теперь хотя бы не норовили колоть на упреждение.

— Сама ты благородие, — негромко проговорил я. — При посторонних называй меня ваше сиятельство. Или по имени-отчеству.

— Хорошо, сиятельство. — Настасья понизила голос и подмигнула. — А наедине?

— Наедине мы с тобой потом поговорим, — улыбнулся я. — А сейчас я, к сожалению, по делу. Машина готова?

— Даже не думай… ваше сиятельство. — Настасья сложила руки на груди. — Я тогда из нее неделю пули выковыривала!

— Значит, готова. — Я приподнялся на цыпочки, заглядывая госпоже механику за спину. — И цвет красивый…

Я бы, конечно, предпочел черный, темно-серый или, на худой конец, синий — но Настасья, как всегда, сделала по-своему… и не прогадала. Ее агрегат наверняка отлично смотрелся бы в любой краске, но мягкий бежевый оттенок смотрелся по меньшей мере оригинально. И неожиданно дорого. Автомобиль словно говорил: вот он я, смотрите. Мощный и уникальный! И кому нужны эти выпендрежные «благородные» цвета, когда под капотом почти семь литров и три с лишним сотни породистых отечественных лошадок?

Если бы не форма кузова, я бы, пожалуй, решил, что Настасья просто-напросто отогнала ржавую развалюху в утиль, а вместо нее раздобыла свежего «американца» — настолько круто машина теперь смотрелась. Кое-что явно было прикуплено на разборках — вроде двух половинок радиатора, дверных ручек или шикарных хромированных зеркал, но не меньше половины внешних деталей Настасья или заказывала на Путиловском, или делала сама — прямо здесь.

И как делала! Обходя бричку по кругу, я не разглядел ни хотя бы одного неровного сварного шва, ни кривых стыков… ни даже халтурной покраски: цвет везде лег равномерно и ровно. Конечно, самопал выдавала грубоватая сборка фар и чуть разные оттенки кожи на сиденьях — явно выдранных из «Волги» или «Чайки» — но закатанный в свежий хром нагнетатель с заслонками с лихвой компенсировал эти мелочи. Настасьино творение набрало и солидности, и лоска.

Вполне достаточно для первого выхода в свет.

— Ключики, Настасья Архиповна. — Я сложил ладонь горстью. — Уж будь любезна.

— Так еще карбюраторы настраивать надо… Переливает, коптит…

Сопротивлялась Настасья явно для формы. Но не потому, что побоялась спорить — скорее сама хотела показать свое творение широкой публике. Пусть даже моими руками — если уж самой ей…

Впрочем, почему нет?!

— У тебя здесь платье есть? — задумчиво проговорил я.

— Чего?..

— Неважно… Купим! — Я махнул рукой. — Десять минут на сборы — и едем.

Настасья отступила на шаг, захлопала длиннющими ресницами и уже открыла рот, явно собираясь что-то сказать — но так и не сказала. Видимо, настолько у меня был авторитетный и уверенный вид.

— Давай уже, — усмехнулся я. — Пора показать Петербургу красотку… красоток.

Настасья исчезла быстрее, чем я успел вдоволь налюбоваться ее… тазобедренной композицией, как сказал бы Богдан. И с ее уходом мое настроение стало стремительно портиться. Конечно же, не из-за упущенного зрелища.

В мастерскую за каким-то… в общем, зачем-то наведался еще один Одаренный. Чуть уступающий мне по силе — но старше и опытнее. С до боли знакомым «семейным» фоном, который незваный гость даже не думал скрывать. И так как от дедовой мощи меня запросто пригнуло бы к полу — вариантов оставалось немного.

— Здравствуй, дорогой братец, — вздохнул я, не оборачиваясь. — И зачем же такой занятой и важный человек посетил… нас?

— Просто хотел посмотреть, на что ты тратишь деньги рода.

Миша неторопливо шагал от входа, и на его лице было столько брезгливости, будто это не он сам пришел сюда, а я силком затащил его в свинарник или отхожее место. В мастерской действительно чуть попахивало бензином — но уж точно не настолько, чтобы так морщиться.

В последнее время мы с братом почти не виделись — и не только потому, что я уехал в училище, а ему пришлось в срочном порядке принимать семейные дела. Он просто не хотел — ни поздравить меня с началом военной службы, ни с наградой… ни вообще видеть.

И я не собирался настаивать.

— Пока что я трачу только собственные средства. — Я пожал плечами. — И не так уж и много.

— Саша, твои собственные средства — десять рублей в месяц казенного жалования, — ухмыльнулся Миша. — Пора бы уже запомнить.

С этим я мог бы поспорить… зная реальный расклад дел. И именно зная — не стал. Формально я владел и долей в акционерных обществах, и землей, и весьма солидными — по меркам простых смертных — капиталами.

Но распоряжаться ими, конечно же, не мог. Новый поверенный, нанятый взамен покойного Колычева, непременно послушает фактического главу рода. А дед…

Дед наверняка будет безмерно рад, если я побегу к нему жаловаться на старшего брата.

— Раньше ты бы меня просто отлупил. — Я склонил голову набок. — А теперь поинтереснее придумал… Браво. Настоящий князь растет.

Миша полыхнул Даром — но тут же взял себя в руки. Наверняка ему сейчас безмерно хотелось как следует мне врезать. Булавой — или по старинке, кулаком по морде. И все-таки сдержался: как я верно подметил, вчерашний юнкер стал князем Горчаковым, наследником рода.

И его возможности подгадить младшему брату возросли многократно.

— Прикрывай свою лавочку. — Миша шагнул вперед и взял меня за пуговицу кителя. — Я прослежу.

— Следи. За аренду заплачено на полгода вперед. Долгов нет. В твой драгоценный карман никто не залез. — Я с усилием, но все-таки оторвал могучую Мишину клешню от своей груди. — Так что ступай отсюда, братец. Или я тебя сам выведу.

Случись нам подраться всерьез, я бы, пожалуй, мог и огрести: уступая в силе Дара, выучкой Миша все-таки уделывал меня ровно на три года юнкерского училища. Но отступать было уже поздно.

К счастью, обошлось. Миша злобно зыркнул на меня — и отвел взгляд, словно ему вдруг стало тяжело смотреть мне в глаза.

— Делец нашелся… Только форму позоришь без толку, — проговорил он. — Какой из тебя офицер?

Сам Миша пришел одетым в гражданское. Серый костюм с рубашкой сидел неплохо, но брат все равно то и дело ежился и чуть горбил спину. Будто проверял — выдержит ли ненадежный статский шов, не разойдется ли, случись чего…

— Каким положено быть второму сыну в роду. — Я вздохнул и осторожно взял брата за плечо. — Это ты теперь — наследник… Так уж получилось.

— Ты мне зубы не заговаривай. — Миша дернулся, стряхивая мою руку. — Я тебе все сказал! Раз ты теперь у нас служивый — с сегодняшнего дня будешь жить на государственном обеспечении.

* * *

Заглушив мотор, я еще несколько мгновений сидел, не убирая руку с руля. И вслушивался в тишину, перемежаемую едва заметным металлическим потрескиванием из-под капота.

Могучий металл сделал свою работу — и теперь отдыхал.

— Ты чего, благородие? — Настасья тронула меня за плечо. — Вроде нормально же все.

Я в первый раз за всю дорогу от магазина отважился на нее посмотреть. Раньше это однозначно… привело бы к аварии. В ателье на Настасью наверняка сшили бы самое настоящее произведение искусства, но и готовое платье выглядело умопомрачительно.

Матовая синяя ткань обтягивала фигуру, оставляя открытыми не только плечи, но и ноги — ровно настолько, насколько нужно. Будь платье на сантиметр короче, его непременно назвали бы вульгарным, но такое, пожалуй, одобрила бы даже Арина Степановна… И все же мне оставалось только догадываться, сколько моих однокашников заработает инфаркт на сорок-пятьдесят лет раньше срока.