Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий

Но и доносил, что называется, как следует — и как следует спрашивал. Неуважения к своему предмету Мама и Папа не терпел категорически.

Но сегодня я слушал не слишком-то внимательно. И не потому, что занятие вышло скучным — ротный даже таблицу основных технических характеристик умел излагать по меньшей мере занятно. И все же конкретно сейчас куда больше, чем трехлинейная винтовка Мосина в целом, меня интересовала конкретно та, что попала мне в руки.

Точнее — следы магии на ложе и прикладе. Похоже, когда-то плетение покрывало оружие целиком, но теперь осталось только на дереве. То ли природный материал лучше «впитал» силу Одаренного, то ли тот почему-то обделил вниманием металлические части… то ли никакой практической цели это странное недозаклятье не подразумевало изначально.

Оно не отличалось какой-то запредельной сложностью, да и изяществом, пожалуй, не блистало — если не считать за таковое изрядное количество мелких деталей контура. Создавалось впечатление, что маг работал с Даром не один день, кропотливо покрывая приклад невидимым глазу узором. Просто так, потому что мог — как мастер по дереву, которому выпало долго сидеть без работы — и поэтому решивший заняться хоть чем-то.

И было в его «резце» что-то цепляющее, захватившее мое внимание целиком и полностью. Наполовину растворившиеся в небытие — за долгие годы, не иначе — контуры плетения казались… нет, не то, чтобы знакомыми — но что-то похожее на них я уже видел, причем неоднократно. И если…

— Господин юнкер, вы слишком медленно моргаете!

Размеренный рассказ ротного вдруг вменился властным криком. Мама и Папа гневался…

Но, к счастью, не на меня, хоть я и прослушал половину лекции, погрузившись в разглядывание магического контура. Досталось Богдану: господин юнкер Бецкий ночью улегся часа в три, старательно заучивая имена любимых женщин «благородного подпоручика» Подольского, и теперь основательно клевал носом.

— Никак нет, ваше высокоблагородие! — Богдан вскочил из-за парты и вытянулся по стойке «смирно». — Моргать вообще не смею!

— Да? — усмехнулся Мама и Папа. — Тогда повторите, что я только что сказал.

— Вы сказали — господин юнкер, вы слишком медленно моргаете… — Богдан на всякий случай чуть втянул голову в плечи и добавил: — Ваше высокоблагородие.

Заржали все — за исключением разве что десятка самых дисциплинированных. Даже Артем, обычно мрачный, как туча, улыбнулся, в первый раз на моей памяти показывая два ряда ровных белых зубов. Мама и Папа нахмурился… но тут же и сам ухмыльнулся и жестом посадил Богдана на место.

Гроза прошла стороной.

— Прошу не забывать, что не всем из здесь присутствующих повезло родиться с магическим Даром. — Ротный для пущей наглядности зажег на ладони крохотный огонек — что-то вроде Горыныча, только поярче и посложнее. — Но и тех, кто считает огнестрельное оружие бестолковой игрушкой для простых солдат, уверяю — это совсем не так.

— Да толку-то от него? — пробурчал кто-то с задних рядов. — Щит не пробьет, таскать еще…

— Слова человека, который никогда не был в настоящем бою, — невозмутимо парировал Мама и Папа — похоже, подобные умники неизменно находились на каждом курсе. — И даже на полноценных учениях. Видите ли, господин юнкер, далеко не каждому Одаренному суждено достичь высших магических классов. А все прочие — включая и мой собственный восьмой — объединяет не только ограниченная сила заклятий, но и весьма… — Ротный сделал паузу и для пущей убедительности повторил: — Весьма скромный резерв. Иными словами, никто из вас не сможет удерживать Щит бесконечно — как не сможет бесконечно бить боевыми заклятиями. В схватке силы заканчиваются куда быстрее, чем успеваешь заметить.

Это я уже успел почувствовать на собственной шкуре. Даже имея слоновый для моего возраста запас духа, я все равно не брезговал и «наганом»… Хотя бы потому, что без него в определенный момент просто-напросто стал бы беспомощен.

— Магия — могучее оружие Одаренного. Но и она может подвести. А простое железо, — Ротный коснулся кончиками пальцем лежавшей перед ним на столе винтовки, — порой оказывается куда надежнее. Не говоря уже о том, что оно, как ни крути, объединяет обер-офицера дворянского сословия с простым солдатом — и это не стоит недооценивать… В конце концов, правильный офицер — это в первую очередь командир, наделенный властью, знаниями и опытом. — Ротный улыбнулся одними уголками губ. — И только во вторую — ходячая полковая пушка.

— А вам приходилось… стрелять в людей?

Богдан забыл прибавить положенное «ваше высокоблагородие», но Мама и Папа почему-то не обратил на это внимания.

— Да. К сожалению, — отозвался он. — Мне приходилось оказываться в ситуациях, когда родовая магия подводила. Но даже тогда со мной оставалось все то, чему мы учим вас здесь. И уж поверьте, господа юнкера, настоящего военного делает вовсе не Дар.

Не знаю, специально ли Мама и Папа подгадал так, чтобы эффектная фраза пришлась на сигнал к окончанию класса, или просто так совпало, стоило ему смолкнуть — где-то в коридоре прозвенел звонок. Взвод первокурсников дружно вскочил, услышал заветное «Вольно. Разойдись» — и в полном составе устремился к двери.

Где нас уже поджидало очередное приключение. Не в самом коридоре — а чуть дальше, на лестничной площадке. Куда уже не проникал взгляд строгого начальственного ока… и где, судя по всем, традиционно и происходили всякие непотребства.

Куракин и его прихвостни взялись за старое. Суровая жизнь по уставу оградила Артема от их посягательств, и местные шакалы принялись донимать других первокурсников. За прошедшие недели учебы они успели пройтись, кажется, по всем — даже тем, кто уже успел обзавестись «дядьками»-покровителями. Старшая рота кое-как огораживала наших от посягательств, да и дежурное оберы то и дело одергивали Куракина, но от серьезных проблем его светлость хранили титул и могущество рода.

Знать бы, за какие дела князь загремел сюда, а не отправился в Пажеский Корпус или Павловское.

— Ты смотри… — тоскливо протянул Богдан, выглядывая на лестницу. — Что, опять?

Вместо «что» у него вышло фирменное одесское «шо». И обычно это знатно веселило весь курс… Но не сейчас. Судя по ругани, драма на пролете выше разыгрывалась нешуточная. Троих из нашего второго взвода окружила целая свора — причем среди зачинщиков я с удивлением разглядел и первокурсников, и старших «подпоручиков», и даже парочку юнкеров в портупеях. Те сами не лезли, но стояли так, что сразу стало понятно, на чьей они стороне. И у меня тут же появилась мысль позвать кого-нибудь из оберов. Или даже самого ротного…

Появилась — и тут же исчезла.

— Прекратите! — проговорил я, поднимаясь на несколько ступенек.

— Никак, еще сугубые пожаловали… — насмешливо проговорил Куракин, оборачиваясь.

И тут же осекся, встретившись со мной взглядом. Нам не случалось общаться лично — с тех самых пор, как мы с Богданом отделали второкурсников в день перед заселением в казематы. Авторитет «дядьки-майора», оставшегося в училище на четвертый год, надежно защищал меня.

Но обиду его сиятельство явно затаил.

— Не лезь не в свое дело, зверь сугубый, — процедил он сквозь зубы. — Без тебя разберемся.

— Однокурсники — мои. — Я указал на ребят за его спиной. — А значит, и дело тоже мое, чучело ты дра…

— Ты чего вякнул? — Куракин шагнул ко мне, сжимая кулаки.

— Я сказал — не трогай наших, — ответил я. — Так что развернулся — и пошел вон отсюда.

Я хотел добавить что-то и про его товарищей, но вовремя передумал: даже с учетом одной выигранной драки и крутого «дядьки» до портупей-юнкера мой статус пока еще не дотягивал.

Но так ли уж сильно? Краем глаза я заметил, что Богдан встал со мной рядом. По правую руку. А Артем — по левую. Он так и не поблагодарил нас за спасение — да и вообще почти ни с кем не общался. Из-за статуса «красного» юнкера, а скорее даже из-за банального отсутствия желания… Так что другом я его бы точно не назвал.