Историки Рима - Гай Крисп

34. Вожди племен расхаживали среди своих бойцов, подбадривали их, убеждали держаться стойко, преуменьшали опасности, преувеличивали надежды — повторяли все, что принято говорить для поднятия духа армии. Каратак появлялся всюду и, обращаясь к войскам, твердил, что ныне они вступают в битву, которой суждено «положить начало нашему освобождению или сделать нас рабами навеки», он взывал к теням предков, «что прогнали с нашей земли диктатора Цезаря,532 доблестью своей оградили нас от казней и поборов, а жен и детей наших — от поругания». Толпа гулом отвечала ему всякий раз, как он произносил эти или подобные слова, люди клялись перед богами своих племен, что ни оружие, ни раны не заставят их отступить.

35. Римский полководец стоял, ошеломленный видом бушующего варварского войска. Перед ним текла река, за ней виднелся вал, в небо уходили кряжи гор, все сулило гибель, все было усыпано врагами. Но солдаты требовали боя, кричали, что для доблести нет преград, префекты и трибуны вторили им, растущее возбуждение охватывало армию. Осторий стал оглядывать местность, увидел, что некоторые позиции противника, действительно, неприступны, другие же вполне преодолимы, двинулся с армией вперед и вскоре без труда выбрался на противоположный берег реки. Пока римляне стояли под валом и обе стороны осыпали друг друга стрелами и камнями, наши потери ранеными и убитыми были больше. Но вот построилась «черепаха», под ее прикрытием солдаты разметали беспорядочные нагромождения каменных глыб, завязался бой на ровном месте, и, когда он перешел врукопашную, варвары отступили в горы. Солдаты преследовали их и там. Легковооруженные рвались вперед, метали в противника дротики, легионеры двигались сомкнутым строем; ряды британцев смешались. Ни панцирей, ни шлемов у них не было, и, если они пытались дать отпор бойцам вспомогательных отрядов, их поражали мечи и копья легионеров, стоило им обернуться против этих новых врагов, как они падали под ударами копий союзников и их широких обоюдоострых мечей. То была славная победа. В плен попали жена и дочь Каратака, а братья его сдались добровольно.

36. Сам Каратак решил укрыться у Картимандуи, но, если человек в беде, нет для него надежного убежища — царица бригантов приказала заковать его в цепи и выдала победителям. Девять лет сражался Каратак против римлян, и это принесло ему славу, которая перешагнула пределы его родного острова, распространилась по соседним провинциям и гремела даже в Италии. Все хотели увидеть человека, сумевшего столько лет противостоять нашему могуществу. В Риме он тоже пользовался немалой известностью, и цезарь, хотя и стремился лишь возвеличить самого себя, придал еще больше блеска его имени: как будто в ожидании невиданного зрелища, собрался отовсюду народ, когорты преторианцев в полном вооружении выстроились на поле, простиравшемся перед их лагерем, и лишь тогда на него вступили клиенты царя; следом несли фалеры, шейные украшения и другую добычу, взятую Каратаком в войнах с врагами, затем появились его братья, жена, дочь и, наконец, он сам. Речи их, внушенные страхом, были жалки, один Каратак не склонил лица, не произнес ни слова о пощаде. Став перед трибуналом, он начал так.

37. «Если бы среди всех удач я сумел не только быть богатым и знатным, но также остаться трезвым и умеренным, то сейчас, наверное, как друг, а не как пленник вступал бы я в этот город, и ты не счел бы для себя зазорным заключить союз с человеком, происходящим от славных предков и повелевающим многими народами. Положение, в котором я нахожусь сейчас, — свидетельство твоего величия и моего позора. Я владел конями и воинами, оружием и деньгами — надо ли удивляться, что я не хотел их отдавать? Вы стремитесь покорить себе все народы; отсюда не следует, что все согласны стать рабами. Сдайся я сразу, без борьбы, это не принесло бы славы ни тебе, ни мне — я был бы казнен и обречен забвению. Но если теперь ты даруешь мне жизнь, память обо мне, а тем самым и о твоем великодушии сохранится на века». Выслушав эту речь, цезарь даровал прощение самому Каратаку, его жене и братьям. С них сняли оковы, и они с теми же словами хвалы и благодарности, какими только что славили принцепса, обратились к Агриппине, находившейся тут же, на другом помосте. Женщина, стоящая во главе боевых значков римской армии, — то было странное зрелище, чуждое нравам наших предков, но Агриппина хотела, чтобы в ней видели соправительницу империи, созданной ее дедами и прадедами.

38. Вскоре сенаторов созвали на заседание, где они долго и возвышенно рассуждали о пленении Каратака и сравнивали его с подвигами Публия Сципиона, захватившего Сифака, Луция Павла, полонившего Персея, и других полководцев, приводивших в Рим и выставлявших на обозрение народа закованных в цепи царей. Осторию были присуждены триумфальные отличия. Дела его, до той поры шедшие удачно, вскоре расстроились, то ли потому, что падение Каратака воспринималось всеми как признак скорого окончания войны и войска наши стали сражаться с меньшей энергией, то ли скорбь, вызванная утратой столь значительного полководца, заставила врагов мстить за него с удвоенной яростью. Они окружили префекта лагерей и когорты легионеров, оставленных для строительства укреплений на землях силуров, и, если бы из соседних крепостей не сумели вовремя выслать гонцов и осажденным не была срочно оказана помощь, они бы погибли все до единого. И так убиты были префект, восемь центурионов и самые отважные бойцы в манипулах. Некоторое время спустя нападению подверглись действовавшие самостоятельно наши фуражиры и конные отряды, высланные на их поддержку.

39. Осторий бросил против врага легковооруженные когорты, однако и это не остановило бегства; только когда в дело вступили легионы, ход битвы выравнялся; вскоре победа начала склоняться на нашу сторону, но наступившие сумерки позволили противнику ускользнуть, отделавшись незначительными потерями. Теперь сражения завязывались чуть не каждый день; чаще всего, правда, они походили на стычки разбойников — противники, движимые то слепым случаем, а то и жаждой славы, сгоряча или по заранее обдуманному плану схватывались в лесах и болотах, стремясь дать выход своей ярости или захватить побольше добычи, действуя иногда по приказу командиров, а иногда и без их ведома. Особенно упорно сражались силуры; римский командующий как-то сказал, что это племя должно быть стерто с лица земли, подобно тому как некогда были уничтожены или переселены в Галлию сугамбры;533 слова эти дошли до силуров, и ненависть их разгорелась еще пуще. Они неожиданно напали на две вспомогательных когорты, бойцы которых, подстрекаемые алчными префектами, увлеклись грабежом и не приняли нужных мер предосторожности. Захваченную здесь добычу и пленных силуры принялись щедро раздавать по соседним племенам, стремясь увлечь на путь мятежа и их, как вдруг Осторий, измученный делами и заботами, все более его угнетавшими, неожиданно умер. Враги были весьма обрадованы тем, что столь незаурядный полководец погиб, если и не в бою с британцами, то все же во время войны с ними.

40. Узнав о смерти легата, цезарь, дабы не оставлять провинцию без наместника, послал в Британнию Авла Дидия. Несмотря на быстроту, с которой Дидий проделал весь путь, он застал дела в еще худшем состоянии, чем прежде, ибо тем временем произошла битва, где был разбит легион под командованием Манлия Валента. Враги распространили преувеличенные слухи об этом сражении, дабы запугать новоприбывшего командующего, он же, в свою очередь, раздувал их, рассчитывая, что это поможет ему в случае победы стяжать больше славы, а в случае неудачи легче оправдаться. Это поражение нам опять нанесли силуры; набеги их захватывали все новые земли, пока поспешно прибывший сюда Дидий не заставил их отступить.

После того как Каратак попал в плен, самым сведущим в военном искусстве у британцев оказался Венуций из племени бригантов. Как я уже говорил, пока он был мужем царицы Картимандуи, он неизменно хранил верность римлянам и пользовался их вооруженной поддержкой. Впоследствии он расстался с царицей, между ними вспыхнула война, и Венуций обратил оружие также и против нас. На первых порах, однако, они враждовали только между собой; в этой борьбе Картимандуя сумела хитростью и коварством захватить брата и родных Венуция, что вызвало ярость ее противников; одна мысль о возможности попасть под власть женщины казалась им нестерпимой. Они отобрали самых крепких среди своих молодых людей, дали им оружие, и те устремились ко дворцу царицы. Наши предвидели это и выслали ей на помощь когорты, вступившие в ожесточенный бой, который сначала шел с переменным успехом, но к концу принял более благоприятный для нас оборот. Неплохо показал себя в этом сражении и легион, которым командовал Цезий Назика: обремененный годами и почестями, Дидий предпочитал действовать через доверенных лиц и их руками наносить поражения врагу.