Ярко-алое - Анастасия Парфенова

Короткая команда — и потолок распахнулся, открывая сияюще-алые небеса.

Узор из скрещенных планок и тонких мембран под ним вздрогнул. Точно живое существо вздохнул, приподнялся. Медленно расправились на удивление длинные и при этом пугающе хрупкие крылья.

Планер плавно припал к земле, напрягся. А потом рванулся ввысь, оттолкнул жадную землю, упал в ослепительно-красное. Тимур обнаружил, что смеется навстречу ветру, сам не зная, от облегчения это или же от рождающегося в душе нового вызова врагам. Подался назад, опустил тело на мягкие крепления, повозился, устраиваясь. Ладони легли на отполированные тысячами прикосновений перекладины.

Силовое поле, порождаемое машиной, расширилось. Вытянулось на несколько метров вперед. В пределах этого невидимого взгляду пространства молекулы воздуха попадали в полную зависимость от воли пилота. Ветра вокруг планера дули именно с такой силой и в том направлении, которое требовалось для выполнения маневра. Плотность, температура, давление — все подчинялось одной цели: той, что указал Тимур. Вне зачарованного круга атмосферные явления как ни в чем не бывало возвращались в естественное свое состояние. Никаких нарушений гравитационного рисунка, никаких турбулентных следов. Ни намека на энергетические выбросы. Найти спрятавшийся в облаках планер, даже если он не использовал режима маскировки, было отнюдь не тривиальной задачей.

Неко, набрав показавшуюся ему достаточной высоту, скользнул мыслями по опутывающей летучую машину сети, проверил протоколы управления. Пока что они были изолированы от общей Паутины, и, зная, кто будет брошен на поиски, Тимур не торопился светиться в информационном пространстве.

— Госпожа моя.

— Мы… выбрались?

Она, похоже, просто не смела в это поверить.

— Надеюсь. Я постоянно провожу проверки на наличие жучков или следящих программ, но пока ничего не обнаружил. Кажется, мы действительно оторвались.

— Тот благородный господин… Он служит вам?

Хороший вопрос. А кому, собственно, служит Такэда?

Глава его рода был на памятном собрании во дворце Фудзивара, но формальных клятв не приносил.

— Это гражданская война. Даже ками не в силах определить, кто тут на чьей стороне и кто кому прикрывает спину. Госпожа моя… нам нужно решить, как быть дальше.

Молчание.

— У меня есть пара предположений, куда мог направиться Тайра, есть «спящие» маячки, поставленные и на него и на госпожу Акеми. Но активировать их не хотелось бы. Госпожа, если б можно было тянуть, я бы первый заговорил об осторожности. Но их ищут. И, зная, кого пустили по следу, я не сомневаюсь, что найдут. Очень быстро.

Ничего не отвечая, Кимико скользнула мимо него в управляющую сеть, ввела в навигационную систему новый курс. Ветер резко переменился, крылья напряглись, ловя новое направление. Планер накренился в крутом повороте.

Тимур глянул на точку назначения. Дыхание на миг перехватило. Вот оно как.

Они смогут добраться до места менее чем за пару часов. Советник Канеко залез в протоколы безопасности, снял ограничения на скорость. За час.

Взвывший ветер ударил в крылья, подхватил затерявшуюся в алом сиянии песчинку.

Теперь, когда у них появилось время, вместе с ним пришел и страх.

— Госпожа моя… — Тихо, слишком ровно спросил: — Если бы Кикути Акеми коснулась Паутины, это было бы… это было бы не скрыть, не так ли?

Тонкая псевдодеревянная планка вздрогнула под сжавшейся женской ладонью.

— Мне удалось передать ее сетевой профиль целителю Тайра, — ответила так же ровно. — Удалось, насколько это было возможно, провести ее доступ через медицинские приложения Сина, спрятать ее саму под прикрытием его личности. Но…

— Разум простого самурая не может вместить себя в божественный профиль.

— Нет. Кроме того… Я не уверена. Все делалось дистанционно, когда физически они уже покинули пределы поместья. В Сети благородный Тайра выглядел, как всегда, но мне показалось, что он был ранен.

Тишина упала среди небес холодом осенней тоски. В зове ветра отчетливо послышался стон. Тимур чуть изменил конфигурацию крыльев.

— Советник Канеко, — вновь заговорила Кимико, и в голосе высокородной госпожи звенело что-то, ни разу доселе не открывавшееся пред супругом ее. — Я много думала. О чтимой Надежде, дочери Игоря. Об аканийской эмиграции и о том, что вы, с вашим доступом и вашей личной заинтересованностью, могли не знать о каких-то подробностях.

— Госпожа моя, вы не обязаны…

— Я сказала вам тогда, что грозящая нам среди варваров гибель не является тайной. И невольно солгала. Информация на Акане иерархична. Есть бесконечные уровни доступа, бесчисленные рейтинги: по возрасту, по полу, имущественному, образовательному, профессиональному цензу. То, что для одной группы является общеизвестным, от другой на удивление надежно скрыто. Речь действительно идет о тайне, не так ли? Попадавшиеся мне исследования доступны лишь взгляду творцов. Быть может, лишь тех, кто достиг определенных вершин в своем искусстве.

— Такая мысль приходила мне в голову, — мягко признал Тимур.

— Если сведения эти открыты лишь ограниченной группе — женщин, творцов, выпускников Академии, — существует вероятность, что распространили их намеренно. Среди тех, кого сочли особо ценными. Кого хотели удержать на Акане. Не допустить даже смутной идеи об эмиграции, не позволять даже задумываться о возможности покинуть планету. И если цель такая действительно стояла — они не стали бы лгать. Но, возможно, акценты в исследованиях оказались несколько смещены. Статистические данные поданы немного иначе. Я хочу сказать… Господин, супруг. Возможно, мое видение опасности преувеличено. Изгнание чтимой матери вашей — не окончательный ей приговор.

— И до этой мысли я тоже в конце концов дошел, — вынужден был сдаться Тимур. — Когда перестал беситься и дал себе труд подумать. Я знаком со статистикой, на которую вы ссылались. Госпожа моя, в данной ситуации речь идет о множестве факторов: социальных, финансовых и очень часто политических. Но как ни интерпретируй данные, цифры беспощадны. Представители самостоятельных культур при столкновении с метрополией либо ассимилируются, либо гибнут. Учитывая аканийские традиции и отношение к смерти, дезадаптивный синдром и депрессия для нас несколько более серьезные заболевания, нежели может показаться на первый взгляд.

— Господин мой…

— Неважно, что является причиной: частичная атрофия нервной системы, передозировка наркотиков или воспетая поэтами тоска по родине. Конечный результат один. Вам не врали, заставляя поверить, что бегство с этой планеты означает медленную, мучительную потерю себя. О некоторых неприглядных реалиях метрополии вам еще и недоговаривали.

Молчание. Плач ветра.

— Господин. Муру, мне очень жаль.

Он прерывисто вздохнул:

— Не стоит хоронить ее раньше времени. Если и была на Акане женщина, которая не склонна решать проблемы окружающих, бросаясь на собственный нож, это Канеко Надежда. Когда я в первый раз брякнул при ней, что жизнь — разменная монета чести, мать залепила мне пощечину. Сказала, что утверждать такое может лишь глупец, который жизнь по-настоящему просто не любит. Что подобные сентенции обесценивают величайшую жертву, обесценивают меня самого и все, что после меня останется. Обесценивают, в конечном счете, саму честь.

— Чтимая мать ваша не склонна следовать давлению общества?

Мама? Подчиняющаяся давлению?

— Мне все равно, в сколь безвыходной ситуации она окажется, как беспощадна и слепа к чужакам культура метрополии. Чтобы Надежда своей волей поучаствовала в собственном уничтожении? — Канеко Тимур вскинул голову, выдохнул сквозь зубы: — Не дождутся.

Пауза. Затем ровно, очень уверенно:

— Вы не стали бы терпеть в своем базовом профиле мою троянскую программу.

Тимур напрягся, но в ее словах не было упрека, или страха, или огорчения. Лишь констатация факта. И, быть может, скрытые искорки юмора где-то глубоко внутри.

— Я не склонен к суициду, сколь бы благородным он ни был, — почти извиняясь, объяснил свои варварские взгляды советник Канеко. — Программа на месте, но немного переписанная — насколько ее можно было править, не привлекая вашего внимания.

На сей раз в песне ветра отчетливо слышны были нотки задумчивые.

— Я не умею писать стихи, — вдруг без всякой связи с предыдущим признала вдовствующая владычица Кикути. — Совсем. Мне никогда не давался дар краткости.

Советник Канеко повернулся, бросил взгляд через плечо на стремительно меняющую темы супругу.

Кимико полностью расслабилась в ветреной своей колыбели. Она сидела почти боком, подогнув под себя одну ногу, опираясь не столько на деревянные планки, сколько на упругую воздушную подушку. Свободной рукой рассеянно причесывала длинные пряди. Моргнув, советник отметил, что высокородная госпожа тихо и незаметно колдует над чем-то в управляющей планером сети. Ведущий полет ветер был полностью под контролем Тимура. Однако на более тонком, жизнеобеспечивающем уровне деловито работала новая, несущая на себе отпечаток творца программа. Ограниченный пассажирской «кабиной» воздух перемещался, повинуясь сложным алгоритмам — очищая, увлажняя, перебирая волосы высокородной госпожи. Черные, как речная вода, сияющие, танцевали меж воздушных течений пряди.