Околдованная - Лора Таласса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пальцы Мемнона чуть сильнее сдавливают мое горло, напоминая мне, что я обездвижена и уязвима, но я отчего-то не чувствую себя уязвимой. Напротив, я чувствую, что воспламеняюсь. И, открывая глаза, уже знаю, что увижу обвивающие меня клубы моей магии.
– О, моя Императрица наконец-то показала свое истинное лицо, – бормочет Мемнон, не отрываясь от моих губ.
Неправда, неправда – это моя худшая сторона. Но если моя половинка хочет порезаться о самые острые грани моей личности, так тому и быть.
Когда его язык вновь проникает в мой рот, я прикусываю его. Мемнон шипит, но целует меня с еще большим пылом. Я отвечаю ему тем же.
Не могу этого объяснить. Этому нет объяснений. Я ненавижу его всеми фибрами души. Больше всего на свете мне хочется пнуть его сейчас по яйцам. Но я наслаждаюсь ненавистью, впиваясь в его проклятые губы. И вполне уверена, что пронесу эту ненависть до самого конца.
Кажется, я только что открыла новое сексуальное извращение.
Мемнон наконец отстраняется.
– Ты узнаешь меня во всех отношениях, – клянется он.
Мысли его, должно быть, аналогичны моим – или же он услышал меня через нашу связь.
Но если для меня нормально фантазировать о том, как я использую Мемнона для исполнения своих желаний, то хрена с два я позволю ему проделать со мной то же самое.
Отталкиваю колдуна, и его рука легко соскальзывает с моей шеи.
К черту гребаные фантазии…
– Если я не смогу разорвать связь, я просто произнесу такое заклинание, от которого твой член навеки скукожится.
Мемнон улыбается. В уголке его рта дрожит капелька крови.
– Как это мило, что ты думаешь, что еще этого не пробовала.
Глаза мои расширяются.
Он вытирает кровь, неотрывно глядя на меня, и говорит на сарматском:
– Отпусти.
И его магия немедленно отступает, больше не приковывая меня к столу.
А колдун продолжает смотреть на меня.
– Я люблю тебя, маленькая ведьма, – говорит он, и лицо его печально. – Больше всего на свете. Это глубочайшая истина, это то, что я должен повторять тебе снова и снова, как уже делал однажды. И мне жаль, что тебе приходится нести бремя этой любви. – Выражение его лица меняется, становясь решительным. – Но ты понесешь его.
С этими словами он направляется к двери.
– Три дня, – бросает он через плечо. – Это все, что тебе осталось, Императрица.
И он уходит.
* * *
Эти три дня пролетают в мгновение ока.
Три дня попыток разобраться в собственных спутанных чувствах. Три дня неотрывных раздумий о мести. Три дня гаданий о том, что Мемнон собирается делать в ночь бала.
И вот я мрачно смотрю на разложенное на кровати платье.
Не хочу снова встречаться с Мемноном.
Может, это трусость. Но это все равно правда.
Он – мой худший ночной кошмар, но я также начинаю понимать, что он – огромная моя слабость, потому что спас меня и заботился обо мне, и какой-то части меня – извращенной, беспутной, своенравной – он нравится. Черт, больше, чем нравится. Меня неудержимо влечет к этому мужчине, я тоскую по его властному голосу, по его рукам, обнимающим меня. Все, что ему нужно, – это поцеловать меня или прошептать на ухо несколько милых слов, и я отброшу все мысли о ненависти к нему.
И я в ужасе от того, что это может случиться сегодня, когда я так хочу отомстить.
Слышу, как кто-то поднимается по лестнице, потом раздается скрип половиц в коридоре – и секунду спустя дверь распахивается.
– Привет, детка! – кричит Сибил, врываясь в мою комнату со своим платьем, и туфлями, и большущей сумкой, набитой косметикой и, похоже, всякими штучками для волос.
Все это она бросает на мою кровать.
– Черт, жду не дождусь сегодняшнего вечера, а… – Она осекается, увидев мое лицо. – Нет, нет, нет, Селена!
Касаюсь щеки.
– Что?
– Я не позволю тебе паниковать! Сегодня – твоя ночь отмщения. И я хочу видеть только порочные ухмылки и злые взгляды!
Со стоном прячу лицо в ладонях и признаюсь:
– Я нервничаю.
Сибил подходит ко мне, кладет руки мне на плечи.
– Твоя родственная душа думает, что ты коварна и жестока. ПСС думает, что ты можешь быть убийцей. Ты, очевидно, ни то, ни другое, ни третье, но к черту. – Она слегка встряхивает меня. – Давай-ка согласимся со всем этим на одну ночь.
Она отпускает меня, поворачивается к пожиткам на кровати и достает из своей сумки бутылку водки и две банки газированного сока.
– Мы напьемся, мы сделаем друг другу макияж и прически и чертовски повеселимся, наряжаясь настоящими злодейками. Что скажешь?
Делаю глубокий вдох.
– Наливай.
* * *
Когда дело доходит до платья, я уже хихикаю.
Может, я малость перебрала с алкоголем.
Прически и макияж готовы. Нам осталось только натянуть платья. Сибил хватает свое, я иду к своему. Ноги немного заплетаются.
Черное платье в пол с небольшим шлейфом и разрезом почти до верха бедра. Сзади все еще сексуальнее – ткань удерживают лишь две перекрещивающиеся бретельки, так что спина остается открытой до самой поясницы.
Материал блестит, переливается и обвивает меня, как змея. Надев это платье, я чувствую себя немножко – да что там, очень даже! – порочной.
– Знаю, у тебя серьезный роман с высокими кроссовками и армейскими ботинками. – Сибил, уже облачившаяся в рубиновое платье, изукрашенное сверкающими, якобы драгоценными камнями, поворачивается ко мне. – Но сегодня давай выберем что-нибудь помоднее, – говорит она, направляясь к моему шкафу.
– Нет у меня ничего моднее, – отвечаю. – Кроме того, как мне давить врагов сапогами, если на мне не будет сапог?
– Ты не будешь давить их сапогами, – Сибил театрально закатывает глаза. – Ты, очевидно, будешь пронзать их каблуками-шпильками. Погоди-ка се…
Она выскакивает из комнаты – уже в туфлях на высоченных каблуках. Потом слышу, как на лестнице что-то грохочет, а следом – шквал проклятий.
Ох-ох-хо. Вот почему шпильки – плохая идея. Особенно когда в деле участвует спиртное.
Тоже выбегаю из комнаты, проскакиваю мимо нескольких ведьм разной степени одетости. Сибил лежит на лестничной площадке, платье ее задралось почти до самой талии.
Рядом с ней суетится еще одна ведьма, готовая помочь, но Сибил отмахивается от нее:
– Я в порядке, в порядке.
Несмотря на ее слова, я спускаюсь и помогаю подруге подняться. Она тут же принимается разглаживать платье.
– Туфли того не стоят, – шепчу я ей.
– Иди на хрен, Селена, не зря ж я наелась
