Околдованная - Лора Таласса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Используя ступку и пестик, измельчаю сушеные лепестки роз и бросаю их в котел. Следующая часть посложнее – называется «мечты мертвеца», но поскольку я совершенно не представляю, что это, я сходила к Ольге и выведала у нее последние слова оборвавшейся жизни.
Прикусываю нижнюю губу и смотрю на скопированные слова:
Звучит неплохо. Люблю – скоро увидимся.
Они такие обыденные, что аж дрожь пробирает. Смерть кажется еще более абсурдной, когда отнимает у кого-то жизнь прямо посреди обычного дня.
Но я заставляю себя сосредоточиться на самом ингредиенте – бросить мне записку в котел или просто прошептать над ним фразу?
Не успеваю решить, как передняя дверь с грохотом распахивается. Петли сорваны, щепки летят во все стороны. Ожидаю услышать хор криков, но большинство моих сестер, если не все, уже спят – не считая небольшой группы, отправившейся час назад поворожить на свежем воздухе.
В фойе раздаются знакомые тяжелые шаги, и ужас скручивает мне желудок.
Мемнон заполняет собой весь дверной проем. Глаза его сверкают. Он переводит взгляд с моего лица на деревянную ложку в моей руке, потом – на бурлящий передо мной котел.
Я заслоняю собой варево, готовая защищать заклятье.
– Ты не можешь вот так просто…
И взвизгиваю, когда он подхватывает меня и сажает прямо на столешницу за моей спиной.
После чего прикладывает к моим губам палец и рычит:
– Сидеть.
Его магия обвивает меня.
– Не разговаривай со мной как с собакой! – рявкаю на него в ответ.
Пытаюсь спрыгнуть со столешницы, но, проклятье, он заколдовал мою задницу – буквально! Я не могу встать.
Беспомощно смотрю, как Мемнон подходит к котлу и хватает его голыми руками.
– Мемнон, нет…
Не успеваю завершить мольбу, как он переворачивает котелок, выплескивая его содержимое на горевший под ним огонь, туша пламя и уничтожая мое зелье.
Задушенно пищу, ошеломленно глядя на гибель своих трудов.
Мемнон вновь поворачивается ко мне, грудь его тяжело вздымается, ладони покрыты волдырями ожогов.
– Ты пыталась разорвать нашу связь! – ревет он.
Наверху кто-то кричит:
– Эй, заткнитесь!
– О Богиня, потише, – шепчу я. – Ты перебудишь весь Ковен.
Я и так ступаю по очень тонкому льду.
– Даже пережив твое предательство и дезертирство, est amage, я бы никогда не посмел уничтожить то, что принадлежит нам и только нам!
Вместо того чтобы понизить голос, он повышает его и последние слова почти орет.
– Может, если бы ты потратил несколько последних недель, пытаясь стать мне другом, а не сделать мою жизнь невыносимой, я бы не стала пробовать разорвать связь!
Выражение его лица меняется – возможно даже, он испытывает сожаление или стыд, но я еще не закончила.
– Клянусь Богиней, – продолжаю я, – едва ты скроешься из виду, я начну процесс заново!
Мемнон как будто становится еще выше… и шире. Он делает шаг ко мне, оказываясь – буквально – у меня между ног. Вид у него зловещий. Нет, смертоносный.
– Нет, – тихо говорит он, – не начнешь.
Ладони колдуна сдавливают мои виски; его дымные глаза суровы.
Я дергаюсь, пытаясь вырваться.
– Отпусти.
– Не только твой разум способен красть воспоминания.
Нет, не суровы. Пронзительны.
Я цепенею, соображая, на что он намекает, и выдыхаю:
– Ты этого не сделаешь.
Он улыбается.
– Конечно сделаю. Уже сделал.
– Ты забрал мои воспоминания?
Мой голос неестественно тих. Темная, бурлящая ярость разливается по венам.
– Я владею не только твоим сердцем.
Ну и признание!
Я не думаю – я просто бросаюсь на него. Магия Мемнона все еще удерживает мои ноги, но мне удается вцепиться ему в глаза и содрать с его рожи эту самодовольную ухмылку.
– Черт, – ругается он на сарматском, отшатываясь от меня. А потом смеется. Смеется!
– Ах, est amage, как я скучал по твоей свирепости. – Он вновь делает шаг вперед и перехватывает мои запястья.
– Я выпотрошу тебя за то, что ты забрал мои воспоминания, ублюдок!
Вторую руку он удержать не успевает, и мои ногти оставляют на щеке Мемнона славные царапины.
Он опять гнусно ухмыляется.
– Я думал, ты не против потерять их? Неделю назад ты так страстно боролась за свое проклятье.
– Ты не имел права забирать их!
Игнорируя мои слова, Мемнон смотрит на лежащий рядом гримуар.
– О, это и есть то ненавистное заклинание?
Теперь он стискивает мои запястья только одной рукой, а другую кладет на книгу. Под его ладонью страница скручивается и чернеет. Тонкая струйка дыма поднимается над ней.
Я безуспешно дергаюсь, вырываясь, и с каждой секундой мне становится все хуже и хуже. Это заклинание должно было унять мой гнев, а не разжечь его. Но опять передо мной, как и в тот раз, в моей комнате, горит книга. Я словно вернулась в прошлое.
– Думаешь, что можешь разорвать нашу связь и избавиться от меня, как сделала две тысячи лет назад?
Чувствую, что его ярость тоже нарастает; глаза мужчины излучают силу, и я вновь вспоминаю, что магия колдунов лишает их совести. Чем они сильнее, тем слабее их эмпатия. А Мемнон, наверное, потерял большую часть способности сопереживать другим еще в древности.
– Ты никогда не освободишься от меня, маленькая ведьма. Никогда.
Магия искрится в его глазах. Я начинаю понимать, что нет ничего более опасного, чем обиженный колдун.
Рука Мемнона поднимается и несильно смыкается на моем горле. Но поскольку его заклинание по-прежнему приковывает меня к столу, его тело мешает мне шевельнуться, а его пальцы стискивают мою шею, я оказываюсь полностью обездвижена.
– Но ты права, я принес тебе больше страданий, чем страсти. Возможно, пришла пора напомнить тебе, что значит быть моей.
Мои брови взлетают на лоб. Погодите, что?
Больше никакие мысли мне в голову прийти не успевают. Потому что Мемнон целует меня.
Глава 41
Ненавижу, ненавижу его! С его порочными губами, порочными мыслями, порочными намерениями!
У него еще хватает гребаной наглости целовать меня после того, как перевернул вверх тормашками весь мой мир!
Так что я кусаю его губу. Сильно.
Мемнон стонет, когда языки наши омывает медный привкус крови. Монстр улыбается, не отрываясь от меня, и целует меня еще крепче, как будто это маленькое насилие даже возбудило его. И я, несмотря на всю мою ярость – о да, она бушует вовсю! – целую его в ответ, желая большего. Мои пальцы зарываются в его волосы и дергают – так, чтобы причинить боль.
