Желтоглазые крокодилы - Катрин Панколь

— Есть! Там малыш…

И показала пальцем на плоский живот.

— Точно? — вытаращив глаза, спросила Жинетт.

— Я сделала тест: по-ло-жительно!

— Ты знаешь, что нужно сделать еще один тест, у врача, иногда так бывает, тест положительный, а ты не беременна…

— Правда? — расстроилась Жозиана.

— Ну вообще-то один случай из тысячи… Но все же лучше убедиться.

— Понимаешь, я его чувствую. Он может и знаков не подавать, я и так знаю, что он там. Посмотри на мою грудь: разве она не выросла?

Жинетт улыбнулась.

— Марселю скажешь?

— Думаешь, стоит подождать, когда я буду уверена?

— Не знаю…

— Ладно, подожду. Непросто это будет. Нелегко скрывать радость.

Малыш, младенец Иисус, сладкий херувимчик! Ах! Ему-то не придется страдать! Уж я-то его, любимчика, буду холить да лелеять! Он всю жизнь будет как сыр в масле кататься, и благодаря кому? Благодаря мне! Представив себе, как возьмет на руки любимого младенчика, она разрыдалась, и Жинетт пришлось обнимать ее и успокаивать.

— Ну давай, красавица моя, приходи в себя! Это ведь хорошие новости, а?

— Ой, я так волнуюсь, ты себе не представляешь! Вся прям дрожу. Еле дошла до тебя. Хотя тут идти-то два шага. У меня, знаешь, ноги словно отнялись! Ну а чего ты хочешь: столько времени я ждала этого, уже вся изверилась.

В приступе внезапной тревоги она вцепилась в стол.

— Лишь бы он не удрал от меня! Говорят, что до трех месяцев велик риск выкидыша! Ты представляешь, как будет горевать Марсель, если я раскокаю его яичко?

— Ну хватит бросаться в крайности. Ты беременна, это хорошая новость, вот и все.

Жинетт взяла кофейник и налила ей кофе.

— Хочешь бутерброд? Тебе теперь надо есть за двоих.

— Ох! Да я готова есть за четверых, лишь бы он у меня был кругленький и пухленький! Сорок лет уж на носу! Представляешь? Ну не чудо ли, а?

Она поднесла руку к груди, чтобы унять сердце, выстукивающее чечетку.

— Так… Ты должна взять себя в руки, ведь еще восемь месяцев ждать, а если ты будешь так реветь, у тебя будут красные глаза.

— Да-да, ты права. Но так приятно плакать от радости, со мной такое не часто случалось, уверяю тебя.

Жинетт ласково улыбнулась и погладила ее по руке.

— Знаю, подружка, знаю… У тебя сейчас начинается лучший период в жизни; вот увидишь, твой Марсель будет пылинки с тебя сдувать.

— Да, вот уж он обрадуется! Даже, думаю, надо его как-то заранее подготовить, чтобы у него не случился разрыв сердца.

— Ну, он теперь столько занимается спортом, что сердце, думаю, выдержит. Ладно, иди работать и попробуй несколько дней держать язык за зубами.

— Да мне придется узлом его завязать, не иначе.

Она вернулась к себе в кабинет, припудрила нос и стоило ей положить на место пудреницу, как она услышала на лестнице шаги Анриетты Гробз. Ну и походочка! Коленями так шаркает, что наверно уж мозоли натерла.

— Здравствуйте, Жозиана, — бросила Анриетта, глядя на секретаршу мужа как-то более любезно, чем обычно. — Как поживаете?

— Здравствуйте, мадам, — ответила Жозиана.

С какой стати эта стерва в шляпе приперлась в офис ни свет ни заря? И с чего бы такой бархатный голосок? Явно хочет попросить о какой-нибудь услуге.

— Милая моя Жозианочка, — начала Анриетта неуверенно, — я хочу вас попросить кое о чем, но это должно остаться строго между нами, мой муж ни в коем случае не должен ничего знать. Он может обидеться, что я пытаюсь через его голову что-то выяснить о его business…

Анриетта Гробз любила пересыпать речь английскими словечками. Она видела в этом особый шик.

— Сами знаете, мужчины не любят, когда женщины оказываются умней и прозорливей, а мне как раз кажется, что сейчас он вот-вот попадет впросак…

Она пыталась найти нужную формулировку. «У нее, видать, у самой в голове каша, иначе она бы так не миндальничала со мной. Хочет чего-то у меня выпросить, и ходит кругами, как ослепшая курица».

— Не стесняйтесь, говорите, — сказала Жозиана, разглядывая анриеттину сумочку.

Явно не заменитель. Эта старая сучка покупает только натурального крокодила. А что, ей подходит, она и собственную дочь сожрет, если надо будет.

Анриетта достала из сумки фотографию и сунула под нос Жозиане.

— Вы знаете эту женщину? Видели ее когда-нибудь в офисе?

Жозиана взглянула на красивую молодую брюнетку с впечатляющим бюстом и отрицательно покачала головой.

— Вроде нет… Никогда здесь такой не видела.

— Вы уверены? — спросила Анриетта. — Посмотрите повнимательнее.

Жозиана взяла фотографию, и ее словно током ударило. Главного-то она не разглядела. Рядом с красоткой, слегка в тени, стоял довольный, разомлевший Марсель и одной рукой придерживал ее за талию. Сомнений быть не может! Он, точно он. Она узнала кольцо Марселя, перстень с печаткой, который он купил, чтобы отпраздновать свой первый миллиард. Настоящий памятник дурному вкусу: массивный, с огромным рубином, водруженным посреди золотых завитков, образующих инициалы владельца. Марсель им очень гордился. Он постоянно его трогал, щупал, вертел, утверждая, что перстень ему помогает думать.

Анриетта заметила, что Жозиана напряженно вглядывается в фото, и спросила:

— А! Теперь вы узнали ее, да?

— Разве что… Вы позволите, я сделаю копию?

— Конечно, милочка. Но только пусть уж она не валяется, где попало. Конечно, мсье Гробз пока в Шанхае, но не хотелось бы, чтобы он наткнулся на нее по возвращении.

Жозиана встала и подошла к ксероксу. Воспользовавшись тем, что Анриетта стояла к ней спиной, перевернув фотографию, она внимательно изучила обратную сторону и обнаружила там аккуратно прорисованное сердечко и надпись, сделанную рукой Марселя: «Наташа, Наташа, Наташа». Это точно он. Ей не померещилось. Она сглотнула слюну и быстро обдумала ситуацию. Ни в коем случае нельзя, чтобы Анриетта Гробз заметила ее замешательство.

— Пойду посмотрю в своей картотеке, мне кажется, я как-то раз видела здесь эту молодую особу… С вашим мужем…

Анриетта Гробз одобрительно кивала головой, напряженно ожидая продолжения. Она повторяла про себя каждое слово Жозианы.

— Звали ее… звали ее… Не могу вспомнить… Кажется, он называл ее Таша, какая-то там «таша»…

— Может быть, Наташа?

— Точно! Наташа.

— Я не знаю ее фамилии. Но, боюсь, она шпионка, подосланная конкурентами, чтобы выудить из месье Гробза наши производственные секреты. Ох, он такой олух, его в два счета можно облапошить. Только завидит красивую женщину — сразу теряет голову.

«Ну-ну, — подумала Жозиана, — ты помираешь со страху, что он тебя бросит ради этой оторвы, вот и придумала историю про шпионку с Востока. Тоже мне Джеймс Бонд!»

— Послушайте, мадам Гробз, я проверю по картотеке и если найду интересующую вас информацию, тут же вам сообщу.

— Спасибо, Жозианочка, вы очень любезны.

— Ну что вы, мадам, я всегда к вашим услугам.

Жозиана одарила ее сладенькой улыбочкой и проводила до двери.

— Скажите мне, Жозианочка, вы ему ничего не скажете, точно?

— Не волнуйтесь, я умею хранить секреты.

— Вы очень любезны.

«Еще бы, вот только с ним я буду совсем не такой любезной, когда он вернется, — пообещала себе Жозиана, возвратившись на свое место. — Пусть только появится, весь из себя, сияющий и свежий, после утренней пробежки, тут-то и получит сполна, великий махинатор».

Она ткнула ручкой в лицо красивой Наташи, выкалывая ей глаза.

— Останови, здесь, — велела Гортензия, указывая на угол улицы.

— Если захочу…

— Ты хочешь, чтобы мы продолжали встречаться, или нет?

— Глупышка, я пошутил…

— Если мать или Зоэ увидят нас вместе, все, ку-ку, конец.

— Но она меня не знает, она никогда меня не видела.

— Зато она меня знает. И быстро вычислит все, что нужно. Она у меня, конечно, отсталая, но два плюс два сложить сможет.

Шаваль припарковался, выключил машину. Обнял Гортензию за плечи и притянул к себе.

— Поцелуй меня.

Она быстро чмокнула его и попыталась открыть дверцу.

— Ну не так!

— Что ты за прилипала!

— Скажи пожалуйста… Ты так не говорила полчаса назад, когда расплачивалась моей кредиткой.

— Это было полчаса назад.

Он сунул руку ей под майку, пытаясь ухватить за грудь.

— Хватит, Шаваль, хватит.

— У меня есть имя, сто раз тебе говорил. Ненавижу, когда ты называешь меня Шаваль.

— Это ведь твоя фамилия… Она тебе не нравится?

— Мне хотелось бы, чтобы ты была понежней, поласковей.

— Извини, чувак, я не по этому делу.

— А по какому ты делу, Гортензия? Ты ничего не отдаешь взамен, ни грамма своей маленькой персоны.

— Не нравится — можем расстаться. Я у тебя ничего не просила, ты сам приехал! Таскаешься за мной, как хвост.