Гоген в Полинезии - Бенгт Даниельссон

консулом. Самое замечательное в этих политических органах не содержание - оно

сводилось к нудным мелочным перепалкам, - а то, что издатели с великим трудом,

достойным лучшего применения, ухитрялись набирать и печатать их, располагая лишь

самыми примитивными машинами.

Как ни сражались между собой составлявшие прочное большинство обеих партий

французские купцы, трактирщики и плантаторы за честь заседать в совете, торговой и

сельскохозяйственной палатах, в одном вопросе всех поселенцев объединяло трогательное

единодушие: они считали, что им куда больше пристало управлять колонией, чем

присылаемым из Парижа чиновникам. Самые жаркие стычки происходили в генеральном

совете, где были представлены обе стороны. Численное превосходство бесспорно

принадлежало поселенцам: восемнадцать против одного-единственного представителя

властей, а именно, начальника Управления внутренних дел. Но на самом деле власти

располагали решающим козырем, так как губернатор или министр колоний в любую

минуту мог отменить постановления совета. Выдержка из книги одного бывшего

правительственного чиновника лучше долгих объяснений показывает, как работал

местный парламент.

«Заседания Генерального совета - желанное развлечение для местных жителей,

которым недостает увеселений. В зале, где густо стоит копоть от керосиновых ламп, ведут

дискуссию двенадцать граждан под председательством почтенного купца. Здесь же

начальник Управления внутренних дел. Вход в зал свободный, и публика запросто

переговаривается с избранниками народа, среди которых столяры, пекари, часовщики, -

виноторговцы, бакалейщики, мясники и так далее. Интеллигенция представлена двумя-

тремя адвокатами, которые еле-еле сдали экзамен, но держатся словно видные юристы, и

двумя-тремя флотскими офицерами, обосновавшимися на Таити после выхода на пенсию.

Можно услышать много забавного. Например, просит слова пекарь. Держа в руках

бюджет колонии, он горестно отмечает, что доходы занимают всего две страницы, а

расходы - двадцать восемь! Все от души смеются. Поступает запрос начальнику

Управления внутренних дел, что это за роскошный, весь расшитый серебром мундир он

надевает по торжественным случаям. Начальник, как может, старается оправдать

необходимость такого наряда. Потом следуют резкие выпады против колониальной

администрации и полиции, и вдруг кто-то восклицает:

- Долой аресты на имущество!»193

Католическая партия пришла к власти в 1890 году и располагала надежным

большинством - ей принадлежало одиннадцать мест, протестантам всего семь, но в конце

1899 года случилось нечто совсем неожиданное. В этом году губернатор Галле, побывав в

Париже, убедил министра колоний провести реформу, и десятого августа был издан

декрет, объявленный через два месяца в Папеэте194. По этому декрету количество выборных

депутатов в генеральном совете сокращалось до одиннадцати, по числу округов на Таити и

Моореа. Семь представителей Туамоту, Мангарева, Маркизских и Австральных островов

назначались губернатором. Мотивировка была очень пространной и сводилась к тому, что

названные архипелаги с несравненно более отсталым и примитивным населением, чем

цивилизованные Таити и Моореа, в последнее время подверглись совершенному

пренебрежению со стороны своих депутатов - французских купцов, постоянно

проживающих в Папеэте. Приводимые в декрете цифры из бюджета красноречиво

подтверждали это. Четыре запущенных архипелага давали вместе больший доход, чем

Таити и Моореа, тем не менее генеральный совет лишь одну десятую годового бюджета

обращал на благо их жителей, а девять десятых шли на строительство домов,

совершенствование порта и реконструкцию улиц Папеэте195. Словом, реформа губернатора

Галле была не такой уж антидемократической, как может показаться на первый взгляд, и

нет сомнения, что он и впрямь хотел устранить вопиющую несправедливость.

Из одиннадцати депутатов от католической партии шесть представляли те архипелаги,

которые по декрету лишались избирательного права. На Таити и Моореа исстари прочно

стояли протестанты, так как здесь протестантские миссионеры успели обратить туземцев

в свою веру задолго до того, как острова стали французской колонией. И когда 19 ноября

1899 года состоялись новые выборы, исход был предрешен. В генеральный совет прошло

всего четыре католика (все от Папеэте) и семь протестантов196. Большинство

представителей, назначенных Галле, тоже оказались протестантами. Карделла

распорядился, чтобы декабрьский номер «Ос» вместо четырех вышел на шести полосах,

содержащих яростный протест против скандальной политики губернатора. И

последующие номера всецело были направлены против Галле.

К сожалению католиков, в их рядах было мало хороших журналистов, и Карделла

явно считал, что именно поэтому кампания не дает результата. Самым сильным

полемистом в колонии показал себя Поль Гоген, который не прекращал дерзко задирать

власти как в своем ежемесячнике, так и в статьях для «Ос». Правда, Карделла лично был

не очень расположен к Гогену, но он понимал, что его талант нужен партии и газете, а

потому в январе 1900 года преспокойно предложил художнику стать редактором «Ос»197.

Жалованье - какое он заслужит. Гоген в это время остро нуждался в помощи, кончились

все холсты и краски, и он опять сидел без денег. Неплохой спрос на его картины в 1898

году ободрил Гогена, но с января 1899 года он не получил из Парижа ни сантима.

Отсутствие переводов от Шоде объяснилось в январе 1900 года, когда с очередной почтой

пришло известие, что сам Шоде умер, а галерея закрыта. «Улыбка» приносила не больше

пятидесяти франков в месяц, в итоге Гоген всюду задолжал198. Враги католической партии

были его врагами, накопившаяся ярость требовала выхода. Поэтому он тотчас принял

предложение Карделла и засел писать бранные статьи для февральского номера «Ос». Из

семи статей этого выпуска Гогену принадлежат шесть, и в них достается на орехи чуть ли

не каждому из противников Франсуа Карделлы.

Вероятно, больше всего владельца «Ос» обрадовал лихой выпад Гогена против