Чеченский капкан: между предательством и героизмом - Игорь Прокопенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В памяти ожили образы национальных героев. Таких, как бесстрашный наиб Шамиля — Байсонгур Беноевский. В сражениях он потерял ногу, руку и глаз. Чтобы не упасть с коня, шел в бой привязанным к седлу. Для многих чеченцев непобедимый воин так и остался историческим примером для подражания. До сих пор на него равняются.
Магомед Хамбиев делится со мной своими воспоминаниями:
«Тогда я не понимал политику тогдашнюю, но я очень много читал литературы по нашей истории чеченской, про Байсонгура… У меня в душе все время горело: мне бы вот так вот, командовать там, идти из села на войну…»
Магомед Хамбиев был быстро принят в ближний круг дудаевских военачальников. Ему предложили набрать ребят из Беноя и стать командиром роты. В его случае политика срослась с историей и географией: молодой командир был, как и легендарный Байсонгур, родом из села Беной. А новые герои новой власти были очень нужны — за ними шла молодежь.
Рассказывает Артур Ахмадов:
«Помню, как первый раз я попал к Масхадову. Попали мы к Масхадову несколько человек, около 15 человек пришли. И он с нами разговаривал, предложил остаться пока в комендантской роте, при главном штабе. Масхадов тогда был начальником Главного штаба. И мы согласились. Все равно мы не думали, что война начнется, войдут войска. Не верилось, а казалось, что это все остановят, сумеют как-то без военного вмешательства договориться».
Но договориться не удалось. Война началась.
Артур Ахмадов вспоминает:
«И я видел, как пролетал самолет, и звук такого мощного взрыва. Когда приехал и увидел погибших, убитых людей, сожженные машины, разорванные тела… Страшная картина эта ужаснула меня. И тогда действительно, впервые, такое настоящее желание появилось твердо взять или удержать взятое в руки оружие».
Оружие жгло им руки. Они жаждали подвигов. К Магомеду Хамбиеву слава пришла быстро — он всегда был на передовой. А его бойцов называли «беноевскими». Всем, кто был под его командованием, Магомед Хамбиев присваивал имя своего кумира. Сначала была рота имени Байсонгура Беноевского, потом батальон.
Магомед Хамбиев вспоминает:
«Тогда я, конечно, легендарный был командир и т. д. И они считали за честь со мной воевать».
Молодые ополченцы не разбирались в политике, но искренне верили, что стоят за правое дело. К тому же при новой власти можно было быстро сделать карьеру — приехав из села, выбиться в бригадные генералы, а если повезет, вписать свое имя в историю.
Рассказывает Бувади Дахиев:
«Они были простыми советскими парнями. Знали, что такое пионерия, комсомолия и хотели принести пользу своему народу».
После первой войны многим казалось, что это и есть начало новой лучшей жизни. На первом параде в честь независимости лидеры самопровозглашенной республики праздновали победу.
Позиции Масхадова в Чечне укреплялись. С ним росли и преданные ему командиры. Магомед Хамбиев стал просто близким другом и советником.
Магомед Хамбиев вспоминает:
«А меня он даже не спросил: «Хочешь ты быть министром обороны или нет». Я по телевизору узнал, что я стал министром обороны, когда читали указ. Ну, я тогда сказал по телевизору, когда меня поздравляли: «Я это не считаю для себя счастьем, потому что мне еще далеко до министра, я не могу писать предложение без ошибки. Ну, как я могу стать министром обороны? Ну, я постараюсь…»
В новую роль Магомед Хамбиев вошел быстро. Похоже, из Германии, с мест армейской службы, он привез в Чечню и строй мысли, и уважение ко всему немецкому. Любил во всем порядок и дисциплину. Часто вместе с Масхадовым ходил по казармам с проверками. Одевался тоже по моде офицеров Третьего рейха. Его даже прозвали Штирлиц. Прозвище придумала жена Масхадова.
После Хасавюртовских соглашений у многих в Ичкерии возникло ощущение эйфории. Однако вскоре стало ясно — мирный договор был, а мирная жизнь в республике так и не заладилась. Ичкерия стала неуправляемой. В независимой республике развелось слишком много независимых полевых командиров, играющих по своим правилам.
Вспоминает Артур Ахмадов:
«Предчувствие было сильное, что что-то должно произойти. С одной стороны, так продолжаться уже не могло, беспредел был полный, беззаконие, банды. Создавалась целая армия. В Урус-Мартане свои группировки, у Бараева свои целые отряды. И если президент Ичкерии боялся проезжать в Урус-Мартановский район, о чем вообще могла быть речь, о каком государстве?»
Предчувствие не обмануло Артура. Осенью 1999-го началась вторая чеченская.
Это была уже другая война. Спустя три года после первой кампании многие в республике понимали, что пресловутая независимость не принесла им ни мира, ни благополучия. Их вновь призывали «под ружье». В рядах боевиков начался разброд.
Вспоминает генерал Геннадий Трошев:
«Все разумные люди понимали, в том числе и в стане боевиков, как мы говорим, что в этот раз именно боевики объявили войну России. Они вероломно напали в августе 99-го года на Дагестан. И, конечно, в стане бандитов тоже начали мыслить грамотно. Многие уходили втихаря. Многие боялись уйти, хотя хотели уйти». Эти слова русского генерала подтверждает Артур Ахмадов:
«Я стал заложником того положения, которое занимал тогда. Был начальником охраны. И просто так взять и уйти я не мог».
Ахмадов говорит, что хотел уйти. Но куда? Федералы не поймут, свои не простят — Артура сдерживали возможные обвинения в дезертирстве. Повсюду снова шли бои. Из осажденного Грозного Ахмадов и другие бойцы президентской гвардии выбирались вместе с бандой Басаева. В ночь с 29 на 30 января 2000 года боевики угодили в ловушку федерального командования под кодовым названием «Волчья яма».
Они потеряли убитыми около 300 человек. Около сотни сдалось в плен. Еще 200 было ранено. Среди них — Артур Ахмадов. Ему удалось укрыться в одном из сел. Уцелевшие отряды боевиков рассеялись по горным лесам.
Вспоминает Магомед Хамбиев:
«Ну, это очень трудно было. Было холодно, голодно, опасно, везде федералы, везде мины, и ночью не спишь, и днем не спишь. Приходилось целыми неделями играть там в кошки-мышки. Гоняли друг друга там».
По словам бывшего министра обороны, в лесу не хватало ни теплой одежды, ни продовольствия. Первые дни боевики просто учились выживать. Армия Хамбиева была раздроблена, война перешла в новую фазу: партизанского противостояния.
Рассказывает Магомед Хамбиев:
«Мы укрепляли оборону, строили блиндажи, минировали вокруг все подходы и все время начеку были. Однажды один наш наступил на эту гранату, которую мы же ставили. Он чудом остался живой. Было очень много таких случаев, когда погибали именно на наших гранатах, минах наши ребята».
В 2000 году к власти в Чечне пришел Ахмат-хаджи Кадыров. Бывший духовный лидер республики первым осознал несостоятельность идеи независимости и бессмысленность дальнейшей конфронтации. Кадыров стал активным сторонником прощения раскаявшихся боевиков. Он был убежден: это единственный путь к замирению в Чечне. Для того чтобы вытащить из леса тех, кто готов прекратить сопротивление, нужна амнистия. Далеко не все разделяли его взгляды. В Государственной думе раздавались такие выступления:
«Это бандиты! И как вы там разберете сейчас, кто участвовал в операции, а кто нет? По пороховым следам, по рукам, по ногам, как вы будете это все делать? Идет боевая операция! Все, кто против, — уничтожаются. Вот и все! И никаких амнистий, и никаких разговоров!»
Ахмат Кадыров упорно стоял на своем и вскоре после принятия чеченской конституции заручился поддержкой Владимира Путина. В июне 2003-го проект постановления об амнистии был принят, побив все мыслимые рекорды: 356 голосов — «за».
В 2000 году Владимир Кравченко сменил кабинет в стенах Генпрокуратуры на окруженный блокпостами офис в Грозном. Прокурор Чечни — один из главных проводников амнистии, прозванной в Чечне «кадыровской».
Во время нашей встречи Владимир Кравченко вспоминал:
«Амнистии подлежали только те лица, к которым она применялась. Которые не совершали тяжких и особо тяжких преступлений, которые явились, сдали оружие и, по сути дела, смотрят на сегодня нам в глаза, нежели бы они нам смотрели из-за кустов в спину».
Для многих участников второй чеченской кампании война закончилась еще зимой 2000-го с выходом из Грозного. Долгое время бывшие боевики скрывались и от новых властей, и от прежних руководителей. В таком подвешенном состоянии Ахмадов и его люди провели более двух лет.
