Агентство "Лилит". Сказка об обречённой царевне - Светлана Зорина

— Но у нас нет смертной казни.

— Для гражданских. Тамплиеры — другая категория. Насколько я поняла из нашего с ней последнего разговора, операция в Мангейме была первой, которую ей поручили её урмианские хозяева. Никакими такими важными сведениями она не располагала. Участие в этой операции было проверкой, и если бы она её прошла, её бы допустили к какой-то более важной информации. Может быть. Я знаю, как урмиане вербуют новичков, как долго их проверяют и как осторожно посвящают в какие-то масштабные планы.

— А известие о том, что она попала в плен, было ложной информацией?

— Да. Она собиралась исчезнуть, и мы бы считали, что она погибла в арахатском плену. Потом-то узнали бы, что это неправда, но на тот момент у нас не должно было быть никаких подозрений на её счёт. Она целый год пудрила нам мозги, но, думаю, о планах своих новых хозяев она знала немного. Делия видела лишь часть мозаики. Возможно, знай она побольше, она бы пожалела о своём выборе, но было бы уже поздно.

— Терри, уже и так было поздно. Она знала, что делала. Ты уничтожила предателя.

— Да. Того, кто предал меня. Это потрясло меня больше, чем то, другое, предательство. По сути я отомстила ей за то, что так в ней ошибалась… Не то чтобы я сознательно мстила, я была не в себе…

— И это вполне естественно.

— Меня столько лет учили не идти на поводу у своих эмоций и чувств…

— Что ж, хорошо, что из тебя так и не сделали робота. Терри, ты и впрямь считаешь, что должна быть вот такой вот? Выше всего человеческого. Мы тем и хороши, что мы люди. У Бога своя справедливость, и нам её, наверное, никогда не понять. Что бы тобой ни двигало в тот момент, ты уничтожила врага. Ты убила того, кого бы и так казнили…

— Или дали бы большой срок.

— Неважно. Тот, кому плевать на гибель невинных, не заслуживает сожалений.

— Да уж, — усмехнулась я. — Сожалений заслуживаю я. Моя слепота.

— Ты не первая, кого ослепила страсть. И не последняя, увы.

— Не слишком ли ты мудра для своих лет?

— Мне скоро двадцать один. Мама говорила, что на Далейре человек считался взрослым с пятнадцати лет. Он мог уже стать главой клана. И даже правителем. Знаешь, Терри… Я в сто раз хуже тебя. По-моему, ты не сделала ровным счётом ничего плохого. Ты страдаешь из-за того, что любимый человек оказался оборотнем, а их и столетний мудрец не всегда сразу распознает. А вот я… Я действительно предательница.

— И кого ты предала?

— Родителей.

— Это каким образом? Когда умер твой отец, ты была совсем маленькая. И катастрофу аэробуса, в которой якобы… в которой погибла твоя мать, подстроила не ты…

— Да, но теперь я могу путешествовать во времени. Когда я это поняла, я первым делом кинулась спасать Анхе. Когда я первый раз вернулась домой восстановить целостность и отдохнуть, я подумала о том, что могла бы попытаться спасти родителей, но…

Она замолчала, а когда заговорила вновь, чувствовалось, что каждое слово даётся ей с трудом.

— Я поняла, что не хочу этого. Да, я несколько раз попыталась найти те временные отрезки, когда умер отец и когда мама отправилась в ту поездку, но у меня не получилось. Возможно, потому что дар проявился у меня совсем недавно. Ведь попасть в Египет мне помогла Тамит. Она необычная кошка… Но, по-моему, дело не только в этом. Дело в том, что я не хочу их возвращения. Отца я почти не помню, а мама… Мы с ней жили в этом замке не вместе, а рядом. Она заботилась обо мне, следила за моим здоровьем, за моими успехами. Иногда разговаривала со мной, и каждый раз это было для меня подарком. Я никогда не заговаривала с ней первая… Не знаю, почему, но… Она меня так воспитала. Она вроде и не говорила мне, чтобы я помалкивала, пока она меня не спросит, но я знала, что не должна ни о чём её спрашивать. Терри, я, наверное, и не любила их. Я… почти не любила своих родителей. А последние десять лет я привыкла быть одна и даже не представляю, что бы было, если бы они не умерли. Я пыталась представить себе, как я, исправив прошлое, возвращаюсь и…

— И видишь, что всё гораздо хуже, чем есть сейчас, — перебила я. — И не только у тебя. Дия, мы не должны вмешиваться в уже свершившееся, потому что, спасая одного любимого человека, рискуем разрушить множество чужих судеб. И между прочим, свою собственную тоже. Думаю, у тебя неслучайно ничего не получилось. Это инстинкт самосохранения, который срабатывает независимо от нас. Так же и у меня иногда ничего не получается и я не вижу ничего, кроме тьмы. Вмешиваясь в прошлое, мы рискуем многими жизнями, включая свои. Сейчас мы вмешиваемся в прошлое Египта, стараясь предотвратить чужое вмешательство… Да, в истории с Делией я хотела всё переиграть, изменить её судьбу и отправилась на несколько часов назад. Я хотела спасти её, но вместо этого погубила…

— Зато спасла многих других.

— Да, всё оказалось не так, как я думала. Вмешиваясь в прошлое, можно что-то изменить к лучшему, а можно и наоборот. История с Делией закончилась лучше, чем могла бы, хотя я не уверена, что она закончилась. Возможно, это вмешательство в чужие судьбы принесёт и нежелательные плоды, хотя я надеюсь, что этого не будет. Дия, я не всегда поступала правильно, но… Иногда я чувствую, что можно что-то изменить, а иногда, если не получается, я чувствую, что лучше этого и не делать. У тебя не получилось вернуть родителей, и, пожалуйста, больше не пытайся. Всё же я вмешалась в судьбу Делии, когда она была жива. Я не пыталась вывести её из Аида. Попытки вернуть мёртвых опасней всего. Открывая двери в царство смерти, мы пускаем в этот мир порождения тьмы. Не в прямом смысле, а… Мы нарушаем законы мироздания, а это даром не проходит. Пожалуйста, не зли повелителя мёртвых. И не казни себя за то, что недостаточно любила своих родителей. Ты ни в чём не виновата. Одного ты не успела как следует узнать и полюбить, потому что он рано ушёл, а вторую, потому что она не подпускала тебя близко.

— Да, — помолчав, грустно отозвалась Диана. — Такое впечатление, что она и не хотела, чтобы я к ней привязалась. По-моему, она знала, что рано покинет меня.

Похоже, её мать сбежала. Кого она боялась? Вряд ли её интерес к Урму был случаен. Но как можно было бросить десятилетнего ребёнка? Или по законам того странного, сурового мира человек в таком возрасте уже не нуждался в опеке взрослых?

— Уже очень поздно, — сказала я. — Давай всё-таки попытаемся поспать.

— Давай. Я только на минутку в ванную…

Не знаю, сколько длилась эта "минутка", но я уснула раньше, чем Диана вернулась. И хотя этот разговор меня изрядно взбудоражил, настроение у меня было гораздо лучше, чем когда-либо за весь этот год… Нет, за последние пять лет. Наверное, примерно так же себя чувствует боец, долго страдавший от осколочных ранений, из тела которого наконец-то извлекли последний, самый опасный для жизни осколок. Рана ещё болит, но чувствуешь, что боль утихает. Возможно, когда-нибудь она утихнет совсем.