Разум Вселенной - Александр Студитский

Парализовать последствия ядерного поражения, сохранить жизнь миллионам людей — такова задача, стоящая сейчас перед всем населением бедствующей планеты.

Для Юрия эта задача имела самое конкретное, самое наглядное выражение. Она заключалась в том, чтобы успеть разработать метод лечения лучевого лейкоза раньше, чем... Словом, Андрей должен жить. Конечно, не только Андрей, но и все остальные испытавшие на себе разрушительную силу лучевого поражения. Сердце Юрия переставало биться, когда он вспоминал, что среди пострадавших была и Зоя.

Теперь они встречались редко — раза три за все три месяца. Юрий работал как одержимый. Он являлся в лабораторию ранним утром. Занимался уборкой помещения — таков был неукоснительный порядок в лаборатории и на кафедре морфобиохимии. Затем шел в виварий — осмотреть подопытных животных. Потом начинал собственно рабочий день, заполненный беспрерывной суетней в операционной, в химической, на своем рабочем месте в лаборатории за микроскопом. Времени для личных переживаний не оставалось. Юрий считал, что с его неудачным увлечением кончено. Но боль перенесенной утраты не проходила.

— Она пройдет, — сказал ему тогда Панфилов. — И когда пройдет, вы пожалеете об ушедшем чувстве. Даже неразделенная любовь возвышает человека. И между прочим, в этом деле никогда не следует терять надежды. Ведь главное, милый мой, в том, чтобы быть достойным большой любви.

Все это было верно. Но Юрий не мог понять, чем Герман Романович Штейн более достоин любви Зои, чем он сам. Ведь не за внешний же лоск и блеск такая девушка могла полюбить этого человека! Неужели она увидела в Штейне то, чего не смогла рассмотреть в Юрии, — ответственное, взрослое отношение к жизни? Нет, несмотря на разницу в возрасте, Юрий никогда не чувствовал в Штейне взрослого человека, по-настоящему ответственного за все, что он говорит и делает. И после разговора в тот памятный вечер с Панфиловым Юрий все более и более убеждался в том, что Герман Романович принадлежит к числу ученых, до конца своих дней остающихся капризными баловнями в науке, увлеченными ею как интересной, занимательной игрой.

«Наука — это труд», — говорил Панфилов. И главная особенность научного труда заключается в том, что он доставляет человеку высшую радость из всех, какие только существуют на Земле для человека, — радость познания. Но если в науке видеть только радость и не понимать, что эта радость облегчает путь к цели, стоящей перед наукой, научный труд становится игрой, забавой.

Штейну наука доставляла удовольствие, была приятным занятием, и только. Радость сделанных им открытий умножалась не сознанием приближения к цели, а самодовольством, которое вызывали у него общие похвалы.

Как могла Зоя не видеть всего этого? Как случилось, что ее увлекли планы, которые Всеволод Александрович Брандт и Герман Романович Штейн торжественно называли наступлением на последние непобежденные болезни, в то время как в действительности это были всего-навсего планы изучения обмена ДНК в облученном организме? Это до сих пор оставалось для Юрия загадкой.

— Ты все-таки ушел из лаборатории? — спросила Юрия Зоя при первой встрече после его перехода в лабораторию Панфилова.

— Да, ушел.

— И не жалеешь?

— Нет, не жалею.

— Не понимаю. — Зоя испытующе посмотрела на Юрия.

— Чего же тут непонятного? Я не верю, что с помощью ДНК можно влиять на последствия лучевого поражения.

— Во что же ты веришь?

— В защитные и восстановительные силы организма, которыми надо научиться управлять.

— Ну, и какие же у тебя успехи в этом направлении?

— Пока никаких. Работаю.

— Ты знаешь, что с Андреем плохо?

— Да.

Что он мог еще сказать? Да, с Андреем было плохо. Профессор Брандт с коллективом сотрудников и студентов разрабатывает новый метод лечения лучевой болезни и лейкемии — введением ДНК из здорового костного мозга. И в этот момент Юрий покинул лабораторию. Конечно, у Зои были основания рассматривать его поступок как дезертирство, даже как предательство.

Юрий слышал от студентов кафедры космической биологии, что профессор Брандт продолжает отзываться о нем одобрительно. Метод контроля за внедрением ДНК в клетку с помощью радиоактивной метки получил на кафедре признание и используется в дальнейших экспериментах. Брандт упорно искал условия, при которых введенная в клетку ДНК будет вызывать ее нормализацию после лучевого поражения.

В лаборатории испытывались гормоны, витамины и различные биостимуляторы. Опыты велись в широких масштабах на тысячах животных.

В лаборатории и на кафедре морфобиохимии условия были намного скромнее. Но вся работа с самого начала была направлена на разрешение поставленной задачи.

Первая «среда» на кафедре морфобиохимии надолго запомнилась Юрию.

Сотрудники и студенты собрались в большой аудитории, и Юрий впервые увидел здесь весь ее состав.

Студентов было примерно столько же, сколько и на кафедре космической биологии — по десять-двенадцать человек на каждом из трех курсов. Одновременно пришли специалисты по электронномикроскопической аппаратуре, и ассистенты Панфилова — Авдеева, плотная, уже немолодая женщина с гладко причесанными седыми волосами и моложавым румяным лицом, и Бусурина, высокая, статная девушка с живыми карими глазами. Гурьбой вошли лаборантки и среди них Виола, которую Юрий давно не видел. Сотрудники заполнили почти все места, кроме передней скамьи перед столом. Ровно в двенадцать в аудиторию вошел Панфилов в сопровождении доцентов Постникова и Перфильева. Студенты встали. Панфилов сказал: «Здравствуйте, друзья. Прошу садиться», и заседание началось.

Все происходило так, как будто в мире ничего не случилось. Обсуждался ход работ ассистентки Бусуриной и группы студентов четвертого курса, выполняющих дипломные темы под ее наблюдением. Хотя Бусурина волновалась, доклад ее прошел удачно и занял не больше пятнадцати минут. Студенты только что приступили к работе, речь шла, собственно, о расстановке сил. Поставленный вопрос относился к методу лечения опухолевого роста, запланированному Панфиловым. Опыты ставились на мышах, которым была привита крысиная кроветворная ткань. Предполагалось получить у них противоопухолевый иммунитет, вводя им различные раковые ткани крыс. В работе участвовало пять студентов, предполагалось, что каждый будет работать с особым опухолевым штаммом.

Бусурина кончила свое сообщение. Началось обсуждение. Выступлений было мало. Несколько замечаний о методике опытов сделал Постников, о чем-то спросила Авдеева. Юрий понял: все знают, что Павел Александрович будет говорить о чем-то чрезвычайно важном, и считают ненужным отнимать время обсуждением доклада Бусуриной.