Хрустальная удача - Питер Марвел

Рано утром, когда в губернаторском доме все еще спали, обе девушки в сопровождении капитана Ивлина, приглашенного в посаженные отцы, отправились в собор. Великолепное платье Мануэлы буквально меркло в блеске сокровищ атлантов — ажурного кованого золота, изумрудов и других камней, отягощавших шею, уши, руки и голову прекрасной Элейны.

Уильям, скромность наряда которого компенсировалась количеством драгоценностей, сиявших на камзоле, и великолепным оружием тонкой работы, и архиепископ Алонсо уже ждали их. Время было выбрано специально, и нарочно для молодоженов (с надеждой на богатые пожертвования) Его Высокопреосвященство начал раннюю мессу.

Наконец, настала минута церемонии. Капитан Ивлин, нацепивший ради такого случая драгоценный пояс и богато украшенную шпагу, подвел Элейну к аналою. Это был поистине трогательный момент. Сэр Джон бережно вложил в руку Харта маленькую ручку его невесты. Уильям подвел возлюбленную к алтарю, залитому лучами утреннего солнца.

Архиепископ Алонсо, украшенный бриллиантовой цепью с драгоценным кованым распятием, произнес кроткую вдохновенную проповедь, подчеркивая важность шага, совершаемого новобрачными. Затем молодые опустились перед священником на колени. Ивлин и Мануэла замерли на шаг позади, выполняя роль свидетелей.

Его Высокопреосвященство, обратившись лицом на восток, к жертвеннику, начал читать молитвы, затем — положенные фрагменты из апостольских посланий и Евангелия. Окончив молиться, он обернулся к молодоженам и начала задавать вопросы:

— Уильям, свободно ли и добровольно ли пришел ты сюда с намерением заключить брак с Элейной?

— Да, отче, — с готовностью ответил Харт, чувствуя, что его охватывает благоговейный трепет.

— Элейна, свободно ли, не по принуждению ли пришла ты с намерением заключить брак с Уильямом?

— Да, отче.

— Дети мои, Уильям и Элейна, готовы ли вы любить и уважать друг друга всю жизнь, в радости и горе, в болезни и здоровье — всегда?

— Да, отче, — хором ответили молодые.

— Готовы ли вы с любовью принять от Бога детей и воспитать их согласно учению Христа и Его Святой церкви?

— Да, отче!! — снова ответили они хором, посмотрели друг на друга и чуть не прыснули: такой радостно-глуповатый вид был у обоих.

Архиепископ Алонсо снова повернулся лицом к престолу и начал молиться о сошествии на новобрачных Святого Духа. Молодые встали с колен и подали друг другу руки. Владыка связал их специально принесенной лентой, расшитой жемчугом. После этого молодожены, стоя лицом друг к другу, стали повторять слова супружеской клятвы, подсказываемые архиепископом. Наконец, Его Высокопреосвященство благословил Уильяма и Элейну, освятил, положив на престол, два роскошных кольца — опять-таки из сокровищницы атлантов — и прочитал «Отче наш». Молодые люди надели кольца друг другу, архиерей произнес на ними заступническую молитву и еще раз благословил:

— Всегда помните, дорогие мои, что главное — это взаимная клятва, которую вы принесли сегодня, слова получения Божьей благодати. Обручальные кольца же являются лишь знаком того, что вы получили эту благодать, — закончил архиепископ Алонсо. — Теперь вы муж и и жена!

Первую брачную ночь было решено отложить до возвращения в Старый Свет, ибо молодые супруги жаждали получить хоть запоздалое, но необходимое им для душевного спокойствия родительское благословение.

Через неделю флейт «Голова Медузы», капитаном которого вновь стал Джон Ивлин, был готов к отплытию.

В трюмах, надежно привязанные, стояли сундуки с золотом, бочки с солониной и ромом, запасы пресной воды и груз какао с табаком и пряностями, — Абрабанель не хотел покидать эти края, как он выразился, с пустыми руками. Нагруженный по ватерлинию корабль тяжело покачивался на волнах.

Последним на борт поднялся Уильям Харт.

Паруса хлопали над его головой, ветер срывал с головы шляпу, и матросы тянули якорь.

Они возвращались домой.

Дорога от Барбадоса до Бристоля могла показаться Уильяму бесконечной, если бы не амплуа не то зятя, не то сиделки при Абрабанеле и мужа при его дочери, которые ему выпало исполнять с той минуты, когда они с коадьютором и Элейной взошли на палубу пресловутой «Головы Медузы», на которой год назад началось его долгое приключение.

«Месть», сыгравшая столь страшную роль в жизни Роджера Рэли и леди Лукреции Бертрам, приняла их на борт еще в Тринидаде, где Абрабанель без всяких пререканий безвозмездно уступил ее вместе с подписанной купчей бывшему квартирмейстеру Черного Билли, пирату Веселому Дику, английскому авантюристу Кроуфорду и агенту Великобритании с черезвычайными полномочиями, незаконорожденному внуку самого адмирала Уолтера Рэли. С того самого момента, как огромный фрегат поднял якоря, снимаясь с рейда, и по сегодняшний день Уильям не знал, что сталось с людьми, встреча с которыми не только перевернула его жизнь, но и, как он надеялся, сделала его немного мудрее, чуть-чуть осмотрительнее и куда как менее бескомпромисснее в своих взглядах на жизнь.

Через два дня покинула порт Сан-Хосе и «Голова Медузы». Навстречу пересекавшему Карибское море флейту, по пути зашедшему на Барбадос по неотложным коадьюторским делам, на всех парусах, рассекая грудью бирюзовую воду, шел великолепный флагман королевского флота Его Величества Людовика XIV. Абрабанель, сидя на переносном стуле и прикрываясь зонтиком от палящего солнца, даже оценивающе причмокнул при виде такого богатства, на мгновение забыв про свои хвори. «Интересно, — подумал старый ювелир, — зачем это отрядили этакое сокровище в такую дыру? Ой, неспроста это, ой, неспроста…»

Чутье не подвело старую лису.

Фрегат вез в дальнюю колонию ордонанс Его Величества и нового губернатора, снабженного полномочиями остановить деятельность флибустьеров на Тортуге, уничтожить береговое братство и учредить водное перемирие между Францией и Испанией. Золотой век пиратства клонился к закату, но населяющие райские острова люди об этом еще ничего не знали.

Господин Абрабанель на обратном пути в Англию был очень плох и едва мог самостоятельно передвигаться. Ему все-таки не удалось избежать болотной лихорадки, и теперь она трясла его за милую душу. Самостоятельно он едва мог пройти десяток шагов, после чего ему уже требовалась помощь, он задыхался и хватался за сердце. Кожа на его лице пожелтела, пухлые щеки опали, а морщины сделались еще глубже. Банкир постарел, но, когда приступ немного отпускал его, в глазах его по-прежнему светилась неуемная энергия. Трюмы, набитые золотом, приятно согревали его сердце, и даже безумное поведение дочери в сиянии индейских сокровищ меркло и казалось не таким уж безрассудным.