Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман

Когда колонна поднялась на холм, Петр обернулся. На горизонте тонкой серебряной лентой поблескивала Вычегда.

— Хорошо, что весна дружная выдалась, — сказал Ермак, подъехав ближе. — Ежели б дожди шли, мы бы тут в грязи по пояс засели.

Дорога на восток хоть и была наезжена, но ям да колдобин в ней не перечесть.

— Я вот что подумал, атаман, — обернулся сотник, — как мы к Чердыни подойдем, дак разделиться надо.

— Это еще зачем? — нахмурился Ермак.

— А затем, что коли мы всей дружиной в Чердынь нагрянем, дак и места на постой там не хватит. Да и как мы станем с остяками разговаривать, коли мирные они?

— Да где здесь толмача возьмешь? — подивился атаман.

— Дак в монастыре Богословском, что от города неподалеку. Там игумен Вассиан, — он остякам Евангелие проповедовал, сам язык знал и монахов кое-каких обучил, — спокойно сказал Петя. — Я когда в Чердыни жил, с ним и познакомился.

— Дело говоришь, сотник, — уважительно присвистнул Ермак. — Так и порешим. Ты с двумя дюжинами дуй монастырь, бери толмача — и в горы. А я с остальными в город заеду, припасы пополним и на перевале встретимся. Покажи карту еще раз.

Петя достал из седельной сумки маленький свиток — единственное, кроме креста, что осталось ему от жены.

— Ну вот, — показал Ермак, — вот тут и соединимся тогда.

Петя кивнул.

Его нашли охотники, промышлявшие пушного зверя. Очнувшись, Петя выдернул стрелу из груди и снова потерял сознание. В другой раз придя в себя, он кое-как дополз до ручья.

Ходить он сам не мог и его привезли в монастырь, перебросив через седло. Он рвался пойти вслед за Марфой, но Вассиан был неумолим.

— Ты и десятка саженей не пройдешь, так что лежи и не рыпайся. Столько крови потерял, — игумен украдкой кашлянул в платок, — что тебе еще месяц, не меньше сил набираться.

Петя уткнулся лицом в подушку и глухо застонал.

— Говорил я кое с кем в Чердыни. Никто не хочет через перевал идти. Дорога опасная, незнакомая, волки, медведи, а остяки могли куда угодно откочевать, ищи их теперь.

— Я сам пойду. — Петя места себе не находил, представляя себе Марфу в плену у охотников, а тут ему говорят, чтоб лежал и не рыпался. Как снести такое?

— Никуда ты не пойдешь. Марфе ты не мертвым нужен, а живым.

— Что ли мне так и прохлаждаться тут, пока жену мою бесчестят?

— Коли так рассуждать, — разозлился Вассиан, — тебе лучше вообще о Марфе забыть.

— Это почему?

— Ежели ты Марфу найдешь, она вовсе не та Марфа будет, какой потерял ты ее.

Петя покраснел.

— Пусть не та, но я должен ее найти.

Вассиан опять закашлялся.

— Один ты за перевал не ходок, да и никто не ходок. Поэтому езжай, как оправишься, в Соль Вычегодскую, к игумену Арсению, там у Строгановых дружина, что на Большой Камень ходит, вот с ними и отправляйся.

— Да кто меня в дружину возьмет? — горько усмехнулся Петя. — Какой из меня воин?

— Хочешь жену найти, и воином станешь.

И он стал.

Волк оскалил клыки и негромко зарычал. Желто-зеленые глаза хищно поблескивали в отблесках костра. Марфа еле сдержала крик, завидев, как второй волк с недоумением принюхивается к непонятному безволосому дитенышу. Левой рукой нащупывая кинжал на поясе, она выхватила из огня пылающую головню, и с силой ткнула ею в ближнего зверя. Тот отскочил и зарычал громче. Волчара, что стоял над ребенком, поднял голову. Марфа, вспомнив, как учили ее — сначала покойный батюшка, а потом Тайбохтой — метнула кинжал. Первый волк захрипел, серый мех на горле окрасился алым. Она выдернула еще одну головню, и второй хищник, повизгивая и скребя когтями по камням, отступил в темноту.

Тяжело дыша, она вернула себе клинок, обтерла, на миг уткнула лицо в испачканные еще теплой кровью ладони: «Господи, за что Ты отнял его у меня? Осиротил, овдовил, обездолил, за что? Какие еще испытания Ты мне приуготовил?»

Ветер прошумел в ущелье, Марфа насторожила слух, и вдруг вспомнились ей те слова, что она помнила с детства.

Отец всегда ей читал на ночь Евангелие или Псалмы, даже когда она подросла и выучилась читать сама. Той осенью, когда уехал Петя, она часто плакала по ночам в подушку, а отец, как и в детстве, заходил к ней с Книгой. В память врезалось, как он, одной рукой гладил ее по голове, а другой водил пальцем по строчкам.

Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя.

Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю.

Баба с младенцем в перевязи, ведущая в поводу лошадь, постучалась в ворота Чердынского Богословского монастыря.

— Что надо? — раздался недовольный голос.

— Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, — сказала Марфа. — Игумена бы мне увидеть, Вассиана.

— Аминь. Преставился отче Вассиан, уже два лета как. А ты что хочешь-то? Ежели милостыни, дак к новому настоятелю иди.

— Спаси Господи. На могилку-то можно зайти, помолиться за душу его?

Она села на прогретую весенним солнцем землю, долго смотрела на темный, чуть покосившийся крест. Мирно причмокивал во сне ребенок.

— Тут дядюшка твой лежит. Жаль, не свиделись вы. И с дедушкой и бабушкой тоже не увидишься, преставились они, сохрани Господь их святые души. Как подрастешь, я тебе про них расскажу.

— За такую клячу сорока копеек тебе за глаза хватит, — поморщился купец. — Скажи спасибо, что вообще беру доходягу твою.

Дочь лучшего знатока лошадей на Москве лишь улыбнулась — лошадка была хоть и невзрачная и невысокая, зато выносливая и спокойная.

— Спаси тебя Господь, — смиренно поклонилась она. — У меня еще немного золота от мужа покойного осталось. Не надо ль тебе?

— А ну покажь, — недоверчиво удивился купец. — Коль эта дуреха, не торгуясь, продала хорошего коня, где уж ей цену золоту знать.

— Муж мой, как пушным зверем промышлял, дак до Большого Камня добирался, оттуда принес. Немного, правда. — Она вытащила из-за пазухи кожаный мешочек.

В том мешочке, что дал Тайбохтой, кроме самородков, было не меньше двух гривен золотого песка. За свою заплечную суму, коли пришла бы нужда, Марфа могла скупить половину Перми Великой. Однако сейчас ей нужна была только изба, коза и пяток куриц — остановиться, перевести дух и понять, как выбраться отсюда в Москву.

Купчина хмыкнул.

— Изба у меня есть свежесрубленная, на берегу Колвы, в посаде. Животину тебе подгонят, и еще десять рублей серебром дам, тебе их ввек не прожить. Ну как, согласная?

— Спасибо, добрый человек, — Марфа опять поклонилась, внутренне передернувшись от шепотка истекающего салом, алчностью и потом купчины: «А как обустроишься, зови, вдовушка, на новоселье-то, я тебе перстенек подарю. Уж больно ты сладкая!».

Метнула кроткий взгляд.

— Бог тебе воздаст за доброту твою!

С холма уже было видно слияние рек и белые стены монастыря.

— Значит, скачи к монахам, — повернулся Ермак к Петру, — и на перевале встретимся. Петя кивнул и отряд разделился. Сотник пришпорил коня и посмотрел на блестящие вдали купола.

На следующий день после похорон Вассиана он уехал в Соль Вычегодскую. Лето было холодным и дождливым. Игумен преставился быстро, у него шла горлом кровь, и, предчувствуя скорый конец, он уговаривал Петю уезжать одному не медля.

Но Воронцов не мог бросить человека, который выходил его после раны, который приютил Марфу. Он сам ухаживал за настоятелем, и в свое последнее утро Вассиан попросил: «Ты меня положи так, чтобы на небо смотреть. Хочется Божий свет с собой унести».

В Соли Вычегодской настоятель Арсений только пожал плечами — в дружину Строгановых со стороны не брали. Всю зиму Петя горбатился на соляной варнице.

Таская пудовые мешки с солью, он окреп, закалился, а кабацкие драки научили его кулачному бою. Пару раз ему ломали ребра, не без того, но к весне по всей Соли Вычегодской не было лучшего бойца — Петя брал не силой, а хитростью и ловкостью.

Летом, как дороги просохли, он взял красного товара и поехал к вогулам. Уж что-что, а торговать владелец «Клюге и Кроу» не разучился. Те только пожимали плечами — на Большой Камень никто не ходил. Петя уж совсем собрался идти на восток в одиночку, но тут подвернулся Ермак со своей дружиной, и Петр облегченно выдохнул — еще немного, и он увидит Марфу. Он не верил, что она мертва — не ее ли он видел во снах почти каждую ночь, коротко стриженую, зеленоглазую, с крохотными веснушками на щеках.

Марфа жива, она не может, не умеет умереть.

Марфа оглядела чистую избу, взяла за руку дочь. «Пойдем, на курочек посмотрим. Видишь, какая красивая. Позови ее, скажи ко-ко-ко».