Триада - Евгений Чепкасов

– Не только. Есть настольные ролевые игры, кабинетные и полигонные. Ты про полигонную игру говоришь, а у нас гораздо проще – кабинетка часа на два. Суть ее вот в чем.

И Степа поведал историю общества словоглотов, присовокупив, что роль у инока ключевая и вместе с тем самая простая, ведь он не должен слышать постоянно какое-то слово и может употреблять любые слова, и цель у него благородная: он хочет, чтобы все стали свободными, как он.

– Как Neo в «Матрице», – заметил Гена.

– Далась вам эта «Матрица»! – недовольно пробормотал Степа. – Миша Солев то же самое сказал.

– А он будет играть?

– Да. Между прочим, играют сплошь твои знакомые из «Кометы»: я буду парторгом, моя Лена – журналисткой, Миша – писатель, его Светка – врач, Гриша – генерал, ты, если согласишься, – инок. Зеленый домик в полном составе. Да, еще один чувак будет – ты его не знаешь, – Дрюня Курин, он будет шаманом-подпольщиком.

– Мой одноклассник, – задумчиво сообщил Валерьев. – Шаман – это для него подходит…

– То ли мир тесен, то ли спиралька опять закручивается… – изрек Степа, поморщившись, словно от мигрени. – Помнишь, мы у костра про фатум говорили? А потом мы уже без тебя сидели у костра на том же месте и говорили про фатальную повторяемость событий. Если растянуть этот круговорот по временной оси, то получится спираль. Вопрос в том, сами ли мы кружим, как в лесу кружат, или у нас проводник есть, которому нас кружить нравится. Ты как думаешь?

– Не знаю. Знаю, что Кура учится на экономе, а ты – на ЕГФ.

– Мы из театра «Натюрморды». Вся наша компания из зеленого домика – сплошные натюрморды.

– Это спиралька! – воскликнул Гена возбужденно. – Ты прав! Я согласен участвовать!

– Вот и славно. Тогда давай обменяемся телефонами и вечерком поговорим подробнее о твоем персонаже. Я прихватил наши правила, твою вводную и статьи о ролевых играх – держи, изучай. Игра состоится в эту субботу, в шестнадцать ноль-ноль, в сто семнадцатой аудитории главного корпуса. И помни: каждый игрок будет преследовать свои цели. Продумай, в чем выгоды твоего учения. Кое-что я тебе подскажу, но основную стратегию вырабатываешь ты сам. Кстати, я – твой главный враг на этой игре, так что не особо доверяй моим советам, – улыбчиво предупредил белобрысый мастер. – Пойду в свой корпус, а то перемена заканчивается. Вот мой номер, держи, а теперь свой диктуй… Записал. Пока! Приятно было встретиться на спиральке!

Войдя в аудиторию после звонка, Степа извинился перед преподавателем, подсел к Мише и сообщил:

– Гена согласился. С тебя пиво, желательно – сегодня.

– Ладно. Вечером занесу.

– И прихвати Светку, а я Лену позову. Вдвоем мы столько не выпьем – это во-первых…

– А во-вторых, молодой человек, вы находитесь на семинарском занятии, – саркастически напомнил преподаватель, и Степа извинился вторично.

Вечером Миша в сопровождении Светы и с небольшой тяжело груженой спортивной сумкой – точь-в-точь такой, в каких герои американских боевиков носят оружие, – явился к Степе. В сумке обреталось пиво, а количество его было сногсшибательным даже для четверых – по два с половиной литра на человека.

– Ну ты даешь! – восхитился хозяин. – Чипсы с меня.

Примерно в тот момент, когда каждый из участников ополовинил по первой бутылке, Лена сказала:

– На прошлой неделе мы так же сидели.

– И блюдце вертели, и сильно потели, – добавил Степа. – Стихоплетка ты моя.

– Я случайно! – рассмеялась она.

– А блюдце вертели всё-таки не мы, – задумчиво проговорил Миша. – Помните, как оно возле букв проворачивалось? Вплотную к букве подъедет, и уже всем ясно, какая буква, а оно всё-таки прокручивается, пока стрелка не укажет на букву. Жуткая какая-то педантичность! И к тому же, попробуйте так вчетвером или втроем провернуть с разных сторон – запутаешься, куда вертеть. А оно легко-легко шло, мы его просто кончиками пальцев касались.

– Так всегда бывает, – заметила Света.

– Степ, ты как этот сеанс расцениваешь? – полюбопытствовал Солев. – Тогда все были возбуждены, сейчас время прошло…

– Мистификации не было, – ответил тот. – Протокол духообщения я вам отксерил, там всё точно. Подлинник, подписанный кровью, у меня…

– Не кровью, а красной пастой, – уточнила Лена. – Вообще, глупая была идея.

– Не важно. Важно, что это было. Если ты, Миш, имеешь в виду содержание, то время покажет. Пока в этих пророчествах сплошной туман. Например, «к осени улей успокоится» – это про Россию, и в середине октября. Ясно, что иносказание, а фиг поймешь.

– Про Гену уже сбылось, – сказал Миша задумчиво. – А про остальных – какие-то темные пророчества, мне даже не по себе немного.

– Сам же хотел! – воскликнула Света обиженно. – Если бы не твой рассказ, никого бы мы не вызывали.

– Знаю, знаю, простите… Мне теперь кажется, что не надо было этого делать, – закончил парень неожиданно для самого себя и присосался к бутылке.

– Впечатлительный вы, батенька, – улыбнулся Степа. – В рассказе хотя бы пригодилось?

– Пригодилось, но мог бы и обойтись. И без Гены, кстати, тоже могу обойтись: мой герой на него не очень похож.

– Я же говорил, что прототип не должен давить на героя. Но инок нам на игрушку всё равно нужен. Кроме того…

Зазвонил телефон, и Степа произнес, вставая с табурета:

– Если это он, то будет жить долго.

– Добрый вечер, – сказал Валерьев в телефонную трубку.

– Добрый вечер, долгожитель, – ответила трубка. – Только что про тебя вспоминали.

– С кем это?

– С натюрмордами-словоглотами. Пьем пиво, радуемся, что инок нашелся. Хочешь – приходи, только я живу далековато…

– Нет, спасибо, – отказался Гена, подумав, что «далековато» – странный адрес. – Я тут почитал твои бумажки. В общем, всё круто. Не думал, что у ролевых игр такая серьезная теоретическая база: техногенные, фэнтэзийные, исторические, мистериальные, игры пограничного состояния, игры высокого напряжения, настольные, кабинетные, полигонные, элитарные, полуэлитарные, открытые… А «Сказки Шворца», «Искусство хождения по граблям» и «Шестеренка ролей» – это просто великолепно. Ты давно мастеришь?

– Первый раз, – ответил мастер. – Придумал словоглотов, начитался теории – и вот теперь не знаю, что из этого выйдет. Свою вводную ты видел, правила видел, сейчас кое-какой компромат на других дам. Извини, я коротко, а то там без меня пьют… Начали. Шаман-подпольщик ненавидит систему, то есть Партию, но без системы его деятельность потеряет смысл. Генерал – человек военный. Для армии главное – дисциплина, а Партия – основа порядка. Однако уничтожение словоглотства может дать армии власть над страной. Писатель – лицо привилегированное, кормилец народа, но вдруг у него еще и совесть имеется… Журналистке словоглотство мешает вести репортажи, но может помочь в смысле сбора компромата – не знаю, что там Ленка придумает. Врачиха у нас будет специалисткой по откачке. К ней поступают коматозники, которые употребили свое слово или не услышали его вовремя. Врач в таких случаях вкалывает пациенту стимулятор кратковременного действия, и он жестами показывает свое слово. Так у врачей оказывается компромат – и некоторые приторговывают информацией. Честная у нас врачиха или мафиоза – я не знаю. Ну а я – парторг. Мне известны слова некоторых игроков, а те, кто сменил слово у шамана, уже не под моим колпаком. Зато их слова известны шаману. Про себя ты знаешь сам. Всё, я уже и так многовато тебе сказал.

– Значит, игра в морально-нравственный выбор, – заметил Гена, перебирая Степины бумаги. – Тут в одной гениальной статье говорится, что в это играть невозможно. Вот она, автор – некто Ланс из Екатеринбурга…

– Извини, Ген, меня зовут…

– Тогда иди. Пока.

Валерьев положил трубку и принялся перечитывать гениальную статью екатеринбургского Ланцелота, ставя карандашом галочки напротив наиболее понравившихся мест: «В тот момент, когда деяние на моральном поле становится возможным, заканчивается игра и начинается жизнь… Значимым событие на моральном поле становится только тогда, когда один из вариантов выбора – реальная жертва со стороны человека, совершающего выбор… Деяние на игре невозможно, а игра в деяние деянием быть не может… Всякий раз при попытке игры «а-ля высокая трагедия» отыгрыш скатывается или в фарс, или в истерику…» Галочек было немало.

Глава двадцать третья

 Кого только не перебывало в 117-й аудитории главного корпуса! Чего только в ней не происходило!.. Ступенчатый амфитеатр для студентов и обширная возвышенная площадка для лектора, похожая на сцену или солею, располагали к проведению неучебных мероприятий. Здесь посвящали в студенты и вручали синие и красные дипломы. Здесь репетировали все, кому не лень, и всё, что угодно. Два вечера в неделю традиционно отводились театру «Натюрморды». Один вечер еженедельно аудиторию занимал эзотерически настроенный профессор, читающий платежеспособной публике лекции ненаучного содержания. Весьма вероятно, что в этой аудитории проводило свои собрания некое тайное общество или секта, а то и несколько неких тайных, ведь дней в неделе не так уж и мало. Приходя в аудиторию к первой паре, студенты иногда ощущали запах можжевелового дыма, или запах прелого сена, или запах тайны. Уборщицы относились к 117-й аудитории со священным ужасом, а надписи на ее партах были сплошь пессимистическими.