Тень горы - Грегори Робертс

– Ваше слово для меня закон, мэм, – сказал Рэнделл, и бокалы, как живые угри, замелькали в его руках под струей воды.

– Ни фига себе! – пожаловался мне Винсон. – Она типа забрала мою девчонку.

– А она сейчас уже твоя?

– Слушай, старик, – сказал он, расплываясь в улыбке. – Разве я не сказал тебе еще там, в участке, как много она для меня значит? Я, как увидел ее, вмиг потерял голову. Она просто чудо, верно? У меня сердце заходится всякий раз, как я на нее взгляну.

– Она сейчас как выжившая после авиакатастрофы, – сказал я.

– Авиа? Какой… катастрофы?

– Ты понял, что я имею в виду. На днях она проснулась и нашла рядом в постели своего мертвого парня. От такого потрясения быстро не оклемаешься. Сбавь обороты, приятель.

– Да-да, конечно. Я в том смысле… эй, погоди-ка! Уж не подумал ли ты, что я затянул девчонку в постель, пользуясь ее типа бедственным положением? Я… я совсем не такой человек.

– Знаю.

– Я даже не пытался к ней подкатить.

– Знаю.

– И ни за что бы так не поступил.

– Знаю.

– Я совсем не такой человек, – повторил он угрюмо.

Внезапно я почувствовал усталость – этакую сердитую усталость, когда тебя раздражает все вокруг, за исключением чего-то плоского, белого и с подушкой на одном конце.

– Если бы я считал тебя таким, я бы тебе не позволил к ней подступиться, да и к любой другой девчонке тоже.

Он ощетинился и расправил плечи, почувствовав себя оскорбленным:

– Готов обсудить это с глазу на глаз в любое время, когда ты будешь в подходящей форме, старина.

– У меня сейчас нет времени на эту фигню, Винсон. Я повстречался с Ранвей еще до тебя, и это я спас ее от тюрьмы – ты не забыл? Все это дает мне право сказать: сдерживай свои порывы и не дави на девчонку. Если тебе не нравятся мои слова и ты предпочитаешь доводы в виде зуботычин, жду через пять минут на стоянке перед отелем.

Мы уставились друг на друга: его задетая гордость против моего раздражения. Таковы мужчины. Мне нравился Винсон, и я нравился ему, но сейчас мы были готовы сцепиться.

– Это когда ты с ней встречался? – спросил он после долгой паузы.

– За день до того случая в полиции.

– Почему ты мне не сказал?

– А почему она тебе не сказала? Может, потому, что это тебя не касается? Послушай, мы с ней лишь ненадолго пересеклись на улице перед «Леопольдом». Она там ждала своего приятеля с порцией дури. Спроси ее об этом.

– О’кей, о’кей. Я прежде всего забочусь о ней, разве ты не видишь?

– Конечно вижу. И я рад, что она с тобой. Именно это я и пытался сказать тебе раньше – возможно, не в самых удачных выражениях. Ты славный парень. Я знаю, с тобой она будет в безопасности. Только не торопи события. У нее был друг-любовник. Теперь он мертв. Кто ей сейчас нужен, так это просто друг. Без второй половины этого сочетания. Любовник подождет, пока друг не сделает свое дело. Понимаешь, да?

Он вздохнул и расслабился:

– Да уж! Ты меня раздраконил по делу, Лин. Боже! А я-то подумал…

– Сейчас лучшее, что ты можешь сделать для этой девушки, – это сказать, что ее парень не совершал самоубийства. Она чувствует себя виноватой, хотя ее вины в этом нет. Проблема в наркоте, которая оказалась слишком убойной. Трое юнцов загнулись от нее в те же дни. Можешь навести справки. Скажи это ей и убедись, что она тебя поняла. И это поможет ей прийти в себя.

– Благодарю, – сказал он. – И… сожалею, что вышло недопонимание…

– Я сам виноват. Слишком многим забита голова. Ты не встречал Лизу в эти дни?

– В последний раз я видел ее с каким-то типа художником. Высокий брюнет с прилизанными волосами.

– Понял, спасибо. Это один из ее партнеров по галерее. Если не отыщу ее здесь, уеду домой. Передай это ей, если встретишь, с художником или без. Ну, будь здоров!

– Постой! – сказал Винсон, протягивая руку для пожатия. – Спасибо тебе. Спасибо. Я о том, что… Я позабочусь о Ранвей. То есть…

– Вот и славно, – сказал я, с улыбкой пожимая ему руку, мысленно желая счастья им обоим и сознавая в глубине души, что спокойно смогу обойтись без новых встреч с этой парочкой, лишь бы у них все было хорошо. – Так держать!

После этого я еще раз прошелся по комнатам: всюду кружили вихри пьяного веселья, но Лизы в этой круговерти не наблюдалось. В конце концов я начал пробираться к выходу.

Карла танцевала с Ранвей. Я с минуту постоял, глядя на нее: движения бедер как волны моря, глаза как пение флейты, руки как две коварных змеи. Карла.

Глава 32

Когда распахнулась дверь лифта, оттуда навстречу мне вышли Джордж Скорпион, Навин Адэр и Дива Девнани.

– Лин! – воскликнул Навин. – Ты куда это собрался, старик? Праздник только начинается!

– А я уже вконец выдохся, – сказал я, перешагнув порог лифта и держа палец на кнопке, чтобы не дать двери закрыться. – Ты не уделишь мне минуту?

– Пожалуйста, не уходи! – взмолился Скорпион. – Я так хочу услышать твой рассказ о драке в «Леопольде»! Все об этом молчат, а мне страсть как хочется знать.

– В другой раз, Скорп.

– О’кей, мы проводим тебя вниз, – сказал Навин и вернулся в кабину, втянув туда же своих спутников.

Дверь закрылась, и мы начали спуск в компании наших двойников, отражавшихся в зеркальных внутренних стенках.

– Там должна быть одна прелестная девушка из Америки, блондинка с карими глазами, – сказала Дива. – Ты с ней виделся?

– Прелестная девушка ждет меня дома, – сказал я.

– Но эта девушка…

– Хватит уже, Дивья! – раздраженно прервал ее я.

– Что-что, а галантность из тебя так и прет, кавалер хренов! – огрызнулась она. – Любую даму сразишь наповал.

– Пардон, это вышло грубо…

– Беру американку с карими глазами на себя, – внезапно заявил Скорпион.

Мы все повернулись к нему.

– Ну, то есть… если Лин не хочет… раз уж ты надумал уходить…

– А ты неслабо прифрантился, Скорпион, – заметил я.

Его обычно растрепанные волосы теперь были собраны в хвостик на затылке, а наряд состоял из желтой рубашки, новых джинсов, ремня с серебряной пряжкой и ковбойских сапожек. На безымянном пальце красовался перстень с ониксом и золотым изображением древнегреческого шлема.

– Как считаешь, не перебор? – спросил он с беспокойством, разглядывая себя в лифтовом зеркале. – Это была идея Дивы. Она…

– Все отлично, – сказал я. – Ты выглядишь на миллион баксов. Молодчина, Дивья.

– На тридцать пять миллионов, если быть точным, – поправила она. – И зови меня Дивой, сколько можно напоминать? Если еще раз назовешь меня Дивьей, клянусь, я врежу тебе по яйцам. Учти, я достаточно низкая и достаточно злобная, чтобы это сделать.

– Это совсем не пустая угроза, – предупредил Навин.

– О’кей, отныне ты для меня только Дива.

Я посмотрел сверху вниз на это миловидное, гордо вздернутое личико. Она была ниже среднего роста и так привыкла ходить на высоченных каблуках, что для ее осанки стал характерен легкий наклон вперед с упором на подушечки пальцев. Как следствие, походка ее напоминала движения леопарда, выслеживающего добычу. Мне это очень нравилось, как нравилась и Дива в целом, но сейчас я хотел лишь одного – вернуться домой.

Дверь открылась на первом этаже, я шагнул в холл и обернулся к остальным.

– Есть шанс, что мы тебя все же уговорим? – спросил Навин.

– Только не сегодня.

Я притянул его поближе и перешел на шепот:

– Насчет той стычки в «Леопольде»: я благодарен тебе за поддержку, Навин.

– Как соберешься отдавать должок, рассчитывай на меня, – ответил он так же тихо.

– Идет. И вот еще что: если Дидье попросит тебя о какой-либо помощи, выполни его просьбу, будь другом. Он взялся оберегать Лизу в мое отсутствие.

– Ты уезжаешь?

– Ненадолго. Я с тобой свяжусь сразу по возвращении.

– Тхик.

– Не забывай о галантности, Скорп, – сказал я в полный голос, когда Навин отступил вглубь кабины и встал рядом с Дивой. – Ты теперь кавалер хоть куда.

– Это намек на кареглазую блондинку?

– Я о дамах вообще.

Двери закрылись, и лифт унес их обратно на вечеринку в пентхаусе.

Я вернулся к своему байку, дал чаевые охранникам и выехал со стоянки под проливной дождь. Прежде чем направиться домой, я дважды прокатился вдоль берега из конца в конец Марин-драйв, успокаиваясь под секущими прохладными струями.

Тогда я еще не знал, что этот очистительный ливень, падавший каплями размером с цветочный бутон, окажется последним в этом сезоне муссонным натиском на Бомбей. Тяжелые тучи, залившие осадками улицы островного города и вызвавшие к жизни буйную поросль на каждом клочке незаасфальтированной земли, уплывали на юг в сторону Мадраса, чтобы потом зацепить Шри-Ланку и кануть в просторы океана, где они и зародились.